Революционная сага - Страница 37

Афиши зазывали в расположенный рядом синематограф на "Пиковую даму" в постановке Протозанова.

Вдоль городского парка шли рельсы. Когда-то давно, еще до империалистической войны в городе задумывали пустить трамвай. Сталелитейный завод, расположенный совсем недалеко производил в избытке рельсы, но в этакую глушь трудно было доставлять трамваи. Тем паче, что если везти электрические, то к ним надо было приобретать и электростанцию, и провода… Думали найти пойти своим путем, все же не Европа здесь. Пустить, к примеру, трамвай на газолиновой тяге или вовсе на паровой? Заодно будет чем обогреть пассажиров, тем паче что зимы тут на полгода. Правда, к вагоновожатому и кондуктору следовало добавить чумазого кочегара, но это смущало меньше всего…

Затем решили, что двигатель, тем паче паровой — это сложно, склепали тележки, думали пустить классическую конку.

Но за дело взялся местный силач, некогда отставший от проезжавшего по этим краям цирка. В былые времена на обозрение почтенной публике он сдергивал с места на сортировочной станции пассажирский состав и катил его с полверсты. Разумеется — не в гору.

В скором времени за умеренную плату он уже впрягался в вагон трамвая и довольно резво тащил его три версты от кольца и до кольца по набережной реки Вонючки. Сделав полный круг, выпивал кружку пива.

На зиму этот транспорт закрывался.

Так продолжалось три года, но в одну зиму силач спился и умер от белой горячки.

Транспорт пытались возродить. Правда, для полного эффекта приходилось впрягать не меньше шести человек. Из-за этого мускульный трамвай пришел в упадок. Ибо когда тележку тянет силач — это аттракцион. Когда же шестеро человек — более походило на картину "Бурлаки на Волге" господина Репина.

К гражданской войне уже сгнил вагончик в депо, затем оно само пошло дымом. Остались только рельсы. Да и те потихоньку уходили под грязь.

И все больше во время таких променадов те, кто постарше вспоминали об этом не то транспорте, не то аттракционе, рассказывали молодым…

…Но вот, издалека послышался чеканный шаг. Маршировали лихо, не щадя сапог и брусчатки. Отцы семейств прервали разговоры, барышни приготовились бросать в воздух чепчики и прочие подручные предметы.

Но нет, несколько рано…

Из-за угла действительно вышел полувзвод солдат. Но перед ним на телеге везли двух штатских закованных в кандалы. Те, как и надлежит заключенным, выглядели неважно — заросшие, в одежде мятой.

Выглядели растерянными, взгляд прятали, а когда все же один поднял голову, то, здороваясь, кивнул некоторым из собравшихся.

Люди охали: заключенные были многим знакомые. Один владел текстильной мануфактурой, другой скучно именовался финансистом. Кто бы мог подумать, — шептали люди, — что мы их увидим так, в кандалах? Ведь с приходом новой власти дела у этих двоих пошли хорошо. Многие обыватели даже считали их масонами.

Но если эти двое были масонами, то оставались таковыми недолго.

Корнет, ведущий процессию, осмотрелся и кивнул в сторону одного из домов. Дескать, да, этот вполне сгодиться…

Затем отволокли закованных к стене, полувзвод перестроился в две шеренги, первая встала на колено. Вскинули винтовки.

— Пли! — выплюнул корнет.

От залпа задрожали стекла в окнах, вздрогнули обыватели. Люди в кандалах осели так словно их сморила усталость.

— Оружие — к но… — командовал дальше корнет. — ГЕ!

Двадцать прикладов стали на мостовую.

— Первая шеренга! Встать! На ре… — МЕНЬ!.. Взвод! Нале-ВО! Шагом… МАААРШ!

И прилежно чеканя шаг, расстрельная команда удалилась.

Народец продолжал гулять — но уже задумчиво. Оркестр из ресторана замолчал. Лишь через четверть часа один музыкант на гитаре стал наигрывать "Умер бедняга в больнице военной" — песню народную, но на слова Великого Князя.

Убитые остались лежать у стены. Тела исчезли ночью, утром дворники, страдающие бессонницей, засыпали кровь припасенным на зиму песком. Еще через два дня люди, пожелавшие остаться неизвестными, заштукатурили побитую пулями стену.

Возле здания комендатуры Амперска появился странный всадник.

Он остановил коня у крыльца, спрыгнул на земь, и как был с шашкой, с заброшенным за плечо ручным пулеметом, стал решительно подниматься по крыльцу.

Часовой попытался, было, его остановить, но тут же получил щедрую зуботычину. Он понятливо принял на караул, проглотил кровь из рассеченной губы и проводил гостя взглядом, полным неподдельного восхищения.

Гость быстрым шагом прошел через фойе. Перепрыгивая через две ступеньки, стал подыматься по лестнице. Взошел на второй этаж, на третий последний, но прошел и его.

Поднялся на пустой чердак.

Шел твердо, печатая шаг, под его поступью трещали и стонали половицы. И хотя в дверь кабинета за нумером "девяносто шесть" посетитель не постучался, его визит не оказался неожиданностью для хранителя кабинета.

Еще до того как дверь открылась, оный сжимал под столом взведенный «Моргенштерн» — пистолет системы немецкой, с патронами такой мощности, что пуля запросто могла прошибить стол, незваного гостя, дверь за его спиной, пролететь коридор и впиться в противоположную стену. Конечно, дырявить стол и дверь было жалко, но что поделать…

Но незваный гость себя таковым не считал. Ручной пулемет снял и поставил у двери, рядом с корзиной для зонтиков. После прошелся к столу и сидящему за ним владельцу кабинета.

Подал руку хозяину. Тот на рукопожатие демонстративно не ответил, продолжая сжимать под столом «Моргенштерн».

Гостя это не смутило, он без спросу взял стул, уселся на него без спросу, и заявил:

— Я пришел!

Хозяин кивнул, дескать, вижу…

— Великолепно. А куда именно, не скажете?

Посетитель пожал плечами. Печально улыбнулся, будто жалея собеседника: такие взрослые, а такого пустяка не знают.

— Я, знаете ли, всегда прихожу в это здание. В этот кабинет.

— А что в этом здании было-то? В этом кабинете?

— При белых здесь размещалась контрразведка. При большевиках — ЧК. - помолчал и добавил растягивая буквы для особо непонятливых. — Че-Ка… А в этом кабинете — особый отдел. Quis custodiet ipsos custodes… Здесь обычно размещается тот, кто сторожит сторожей.

Хозяин кабинета улыбнулся, но свою улыбку спрятал за рукой поднесенной ко рту. Спросил:

— К слову, с кем имею честь?

— Рихард Геллер — к вашим услугам.

Затем Геллер поднял правую руку, положил ладонь на грудь. После свел пальцы в полукулак и отвел его от тела, словно вырвал сердце. Затем руку повернул ладонью к полу и разжал пальцы — уронил то, что было на землю…

— Присаживайтесь. — разрешил хозяин кабинета. — Великая провинциальная ложа города Амперска имени Александра Дешара рада приветствовать Брата. Откуда вы?

— Был посвящен в двести седьмую полковую ложу. Но с тех пор меня изрядно помотало.

— И что привело вас в сей кабинет?

Рихард не стал темнить:

— Я испытываю некоторые материальные затруднения и вынужден искать работу…

— Брат нуждается в помощи?.. — осторожно спросил владелец кабинета.

— Не сколько помощи… Я нуждаюсь в работе.

Владелец кабинета задумчиво пожал плечами. Мол, ничего зазорного в том нету, но с другой стороны, чем помочь Брату — еще не знаю…

Но попытаюсь…

— Давно в этом городе? — спросил хозяин.

— Признаться, только прибыл. Кстати, я видел, как на набережной двоих отправили на тот свет. Просто так, вывели, поставили к стене, и взвод их расстрелял. Я сам, случалось, расстрелами командовал и даже нескольких пристрелил собственноручно. Но вот так, на набережной, перед честным народом. Нет ли тут какой ошибки?

Хозяин кабинета печально покачал головой:

— Да расстреляли их за пустяки на самом деле. Один попался на казнокрадстве, другой поставил в армию дрянное сукно. И по законам военного времени их приговорили к крайней мере… Но граждане этого не знают, и строят предположения. Может быть, следующими на расстрел поведут их? Времена нынче такие… Сейчас эра не милосердия, но жестокости. То, что им пустили пулю в голову — это еще гуманно. У большевиков последнее время какая пыточная мода: скальпелем делают надрез вокруг запястья, а потом кожу снимают словно перчатки. Говорят в Харькове особенно этим сильны… А на Волге, рассказывают, набивают полные трюмы пленного офицерья, заваривают выходы. Выводят баржу на середину реки и открывают кингстоны. Дешево и сердито… К слову… Это не моя епархия, но я мог бы устроить вам для вас должность палача.