Ревизор: возвращение в СССР 12 - Страница 12

На обратном пути Яков Васильевич завёл разговор задумчиво о том, сколько у нас под Москвой разных производств. В каждом городе, куда мы приезжали, были заводы и фабрики с неплохим ассортиментом товаров. Работают, стараются.

– Куда все эти товары деваются? – спрашивал он.

Непростой вопрос. Ругать мне власть и плановую экономику, объясняя суть происходящего, не с руки. Шофер так, судя по всему, неплохой мужик, но никто не мешает ему параллельно стучать в КГБ. И такие непростые вопросы обычно люди, связанные с КГБ, вот так вот невинно и задают, в надежде спровоцировать человека на откровенность. И нет, у меня не шпиономания, я просто знаю, куда попал. Диссидентов комитет предпочитает выявлять на ранних этапах, поэтому миллионы людей и стучат ему старательно по всей стране.

Был бы я реально семнадцатилетним пацаном, не знал бы этого. Но я человек общительный, и круг знакомых у меня обширный. И после краха СССР смысла им держать язык за зубами не было уже никакого. Как оказалось, сразу несколько моих коллег по заводам в СССР активно стучали на КГБ. Тогда меня никто не предостерег язык придерживать во время общения с ними. А вот когда СССР развалился, меня уже и просветили. Это хорошо, что я был до мозга костей советский человек, поэтому ничего неудачно для себя им не ляпнул.

Василич, задав вопрос, вопросительно поглядывал на меня в зеркальце, ожидая экспертного ответа.

– Если честно, я лучше голос поберегу, потому как в двух словах это не объяснить. – напомнил то, что с шофёром уже и обсуждали, что я опасаюсь за свои связки.

Тот кивнул.

На всякий случай сразу решил спросить уже у него что-нибудь. Помимо моих презентов, у нас сзади ехала ещё коробка с конфетами с кондитерской фабрики и ещё несколько свёртков, не знаю, с чем.

– Не смотрел, что на лакокрасочном заводе дали? Надеюсь, не скипидар?

– Да, нет. Консервы разные. – ответил он безразлично.

– Консервы – это хорошо. – ответил я, и уставился в окно.

День был тяжёлый, но голосовые связки выдержали. И встречали меня везде доброжелательно. На кукольной фабрике особо позабавило, как комсорг язвой прикидывалась, но на деле меня откровенно клеила. На что она рассчитывала? Что я кольцо с пальца сниму, и после своих лекций вместо возвращения в Москву поеду к ней знакомиться? Или просто технику свою совершенствует по подкату к парням?

Не заметил, как задремал.

Засыпая, Фирдаус с радостью и облегчением думал, что Диана пришлась ко двору в доме его родителей.

– Шикарная. – только увидев её в аэропорту заявил Амаль. – Поздравляю, брат!

– Глаза у неё, для женщины, слишком умные. – усмехнулся отец, с иронией глядя на сына.

– Скромная девушка. – одобрительно заметила мать, – но сразу видно, с характером.

Мать у него и у самого была с характером, так что, видимо, знала, что говорила. Хотя пока что он этого характера и не заметил особо – все у них было так тихо и спокойно! И матери очень понравилось, когда Фирдаус рассказал ей, что ее французские духи Дине понравились. И то, что она согласилась, что ее будут Диной звать, а не Дианой. Хотя Дианы тоже встречались в Ливане, но имя это все же французское. Имя Дина как-то, с ее точки зрения, этой советской девушке больше подходило.

Осталось только сказать Диане, что в этот приезд свадьбы не будет. А ей почему-то так важно, чтобы они поженились по всем правилам: и по советским, и по ливанским.

– Приехали. Просыпаемся! – раздалось у меня над ухом.

– Во меня разморило. – заторможенно огляделся я. – Спасибо, Василич.

– Подарки забирай. – напомнил он мне, кивнув на заднее сиденье.

– Опять все?

– Все.

– Ну, конфеты хоть давай поделим. – обескураженно предложил я.

– Иди уже, давай! Я же тебе сказал: в конце возьму. – отказался Сковородка, накладывая мне на коробку с конфетами, которую я так и держал в руках, свертки, коробки, а сверху водрузил сундук-шкатулку.

– Вперёд! – хохотнул он. – Не споткнись.

– Дверь хоть в подъезд открой. – попросил я и потащил свою добычу домой.

Дверь в подъезд он мне открыл. Мы попрощались, а на третий этаж мне пришлось тащиться пешком, потому что лифт я вызвать не смог: руки заняты. В следующий раз надо пару авосек с собой взять, чтобы вот так не тащить, в руках. В прошлый раз все было пристойно – свертки поменьше были, не такие габаритные, и почти одинаковые по размеру.

Развернувшись спиной, постучал пяткой в дверь и вскоре меня впустила домой ошарашенная моим видом жена.

– Ого!.. – только и смогла вымолвить она.

– Шкатулку снимай. А то еще свалится, расколется. Жалко будет.

Остальное отволок на кухню и пошёл раздеваться. Галия с любопытством начала распаковывать мои трофеи. Снова конфеты, консервы из Венгрии и Болгарии.

– Надо начальнику отложить. – сказал я. – Буду выходной, отвезу ему.

Галия помогла мне собрать одну коробку для Константина Сергеевича, и мы припрятали ее в высокий узкий шкаф, который мы называли между собой «колонкой».

– Где наша влюбленная парочка? – поинтересовался я у жены.

– Лёша Свету в театр повёл. – ответила она, накладывая мне сырников, и загадочно улыбнулась.

– Ну, хорошо. А то я пацану соседскому обещал зайти к ним, с дедом познакомиться.

– А, конечно, сходи. Конфет возьми! – Галия тут же начала сворачивать кулёк из газеты. – А мы сегодня на мебельной фабрике были…

– О, прекрасно. Выбрали?

– Выбрали и даже купили. Завтра уже привезут. – радостно сообщила жена. – Только сборщики в субботу будут. Анна Аркадьевна с ними сама договаривалась, в цех с нами ходила.

В субботу, так в субботу. Я хоть дома буду и проконтролирую.

– Денег, главное, хватило? – спросил я.

– Хватило. Я и диван там присмотрела. Надо будет купить, как деньги появятся.

– Конечно, дорогая, всё купим. Но, сначала, холодильник. Весна скоро.

Галия отсыпала мне кулёк конфет, и я пошёл в сорок пятую квартиру в соседний подъезд.

Звонка не было. Постучал. Ничего. Ещё постучал. Вместо нужной мне двери открылась соседняя.

– Что, не открывают? – зыркнула на меня вчерашняя знакомая Шура. – Сильнее стучи, глухой он.

– Кто, Родька?

– Какой Родька? Дед глухой. Родька твой, небось, на улице шляется.

– Ничего я не глухой. – открылась, наконец, нужная мне дверь. – Ну чего ты напраслину наговариваешь человеку? – он посмотрел мне прямо в глаза. – В сортир уже нельзя зайти…

– Здравствуйте. – улыбнулся я как можно шире. – А я к вам.

Протянул ему кулёк с конфетами, и пока он соображал, что со мной делать, проскользнул в квартиру.

Растерянный дед передал зачем-то кулёк Шуре и рукой показал мне проходить на кухню. Снял сапоги и прошёл в практически пустую кухню. Стол, плита, один табурет и ещё один стол-тумба. Всё видавшее виды. Штор на окнах нет. Дед и Шура прошли за мной в кухню и вопросительно уставились на меня.

– Меня Павел зовут. Я в соседнем подъезде живу. – улыбаясь, чтобы разрядить обстановку, представился я. – С парнишкой вашим подружился. Он хороший…

Шура выразительно хмыкнула при этих словах, села на единственный табурет и на автомате развернула мой кулёк, который так и держала в руках. Дед же шикнул на неё тихонько.

– Все в его возрасте шалят, это нормально. – сказал я, глядя на Шуру, которая взяла из кулька одну конфету и протянула кулёк деду. Ну, повезло, орала она в прошлый раз громко, конечно, но, похоже, чужого ей не надо. А то уже думал, что снова придется за конфетами идти, чтобы пацана угостить.

Деду было не до конфет, он сильно волновался.

– У Родьки ум пытливый и энергии много, его просто в мирное русло направить надо. Я собственно, что пришёл, он мне какие-то ужасы нарассказывал, что у него мамы нет, бабушка умерла, папу за рубеж служить услали… – я вопросительно смотрел на деда. Тот молчал, глядя в окно. – Так это правда?