Ревенант - Страница 3

Я невольно поежился. Ясно и понятно, что в столице империи меня ждут одни только неприятности и ничего кроме них. И не хотелось даже думать, какое решение примет по итогам дисциплинарного разбирательства совет магистров…

Сглотнув, я поинтересовался:

– И как скоро мне выпадет возможность отбыть в империю? Уже что-то известно о предъявленных обвинениях?

Граф Хирфельд глянул в ответ с нескрываемым раздражением. Его эфирное тело явственно задрожало, это волнение получилось различить, даже не прибегая к истинному зрению.

– Сейчас не самое подходящее время для обсуждения подобных вопросов, – отрезал магистр-управляющий и пришпорил коня, разрывая дистанцию.

Я лишь хмыкнул. Ну да еще поговорим…

Дорожная грязь размеренно чавкала под копытами лошади, изредка навстречу попадались верховые, да еще то и дело приходилось обгонять кареты и телеги. Пешие горожане шагали по дощатым тротуарам и на дорогу не лезли – пусть к озеру и уходили сточные канавы, разбитое колесами повозок и подковами месиво легко могло стянуть с ног любые ботинки и даже сапоги.

Понемногу дома расступились, перестали жаться друг к другу фасадами и нависать над мостовыми крышами. Дорога расширилась, особняки отгородились от нее невысокими заборчиками и аккуратными палисадниками, тут и там начали попадаться заросшие бурьяном пустыри, загоны для скота, склады и мастерские. Очень скоро мы очутились в тихом и спокойном районе, где за каменными оградами с пиками поверху и гербами на воротах прятались в тени садов дворянские усадьбы. Улицы обезлюдели, и на глаза попадались исключительно караулившие проезды в частные владения охранники. За нами они следили с неприязнью, определенно не имевшей ничего общего с профессиональной настороженностью.

Выйти из дома и сгинуть без следа? О да! Сдается мне, в славном городе Лёнинцген такое действительно в порядке вещей. И даже до озера никто не потащит, прикопают где-нибудь в укромном уголке, и все дела…

Усадьба магистра-управляющего не уступала соседним ни высотой ограды, ни основательностью ворот. На мощных створках красовался герб рода: алую левую половину отмечала черная семиконечная звезда, на белой правой раскинулись три красных птицы, очертаниями напоминавшие геральдических журавлей. Внутрь нас запустили незамедлительно, графу даже не пришлось окликать охранников. Тех оказалось четверо, а караульная будка с бойницами и узенькой дверью вполне могла выдержать самую настоящую осаду.

Граф Хирфельд перекинулся парой слов с молодым ритуалистом и направился к выстроенной поодаль от двухэтажного особняка конюшне. Слуги немедленно приняли лошадей, и мы прошли в дом, где нас встретили седовласый дворецкий и троица разновозрастных детей, два мальчика и девочка.

– Супруга на сносях, – пояснил граф, снимая шляпу. – Ей позволительно пренебречь обязанностями хозяйки.

Магистр-управляющий оказался молод – не старше тридцати, – отчасти его старили густая борода и мрачное выражение, казалось, намертво прикипевшее к худому осунувшемуся лицу. Идеально завитые локоны были черными как смоль, и оттого серые глаза смотрелись слишком светлыми.

– Прошу, магистр! – указал граф на лестницу. – В вашем распоряжении весь второй этаж левого крыла.

– Удобно ли это?

– Бросьте!

Я не стал рассыпаться в благодарностях и поинтересовался:

– Когда вам будет угодно обсудить дела?

– О делах поговорим после ужина, – решил хозяин дома. – Приводите себя в порядок и спускайтесь. Вашим людям накрыть отдельно или они присоединятся к нам за столом?

– С вашего позволения, отдельно, – попросил я, не обратив внимания на злой взгляд маэстро Салазара. – Это был долгий день, им следует отдохнуть.

Граф взглянул на бледное лицо Уве и кивнул.

– Как скажете, магистр…

Второй этаж левого крыла графской усадьбы мог приютить компанию куда больше нашей; там было три опочивальни, просторная гостиная и уборная.

– И как будем размещаться? – с хитрым прищуром поинтересовался маэстро Салазар. – Кинем жребий?

– Я в одной комнате с тобой спать больше не буду, – проворчал Уве, устало плюхнулся на стул с гнутыми ножками, мягким сиденьем и резной спинкой, после добавил: – И никто не будет по доброй воле, так что все очевидно.

– Экий ты стал резкий в суждениях, братец! – с усмешкой сказал Микаэль.

– Просто вымотался.

– Отдыхай, пока время есть, – посоветовал я и, поскольку все и в самом деле было предельно очевидно, позвал ведьму: – Идем, Марта!

Приглянувшаяся мне спальня оказалась просторной и светлой, с широченной кроватью, платяным шкафом и небольшим столиком у выходившего в сад окна. Я выложил на изрядных размеров сундук чехол с мушкетом и бросил на пол саквояж. К слову, о саквояже…

Открыв дорожную сумку, я проверил замотанный в лоскут шар алхимического стекла и задумчиво поджал губы. Выкинуть бы его, но нельзя, такая беспечность точно боком выйдет. И при себе держать почти столь же безрассудно. Не важно – вырвется потусторонняя сущность на волю или кто-то знающий обнаружит ее узилище, результат меня не порадует.

– Принесли горячую воду, магистр! – послышался из гостиной голос Уве.

Я закрыл саквояж, вытащил из дорожного мешка запасную одежду и туфли, посмотрел на Марту и покачал головой. Та перехватила мой взгляд и вопросительно приподняла брови.

– Попрошу графа вызвать портного, надо сшить тебе дорожное платье.

– Серьезно? Это наша главная проблема? – скривилась ведьма. – А что там твой дружок о петле болтал?

– Повесят нас или нет, тебе новое платье в любом случае не помешает, – пожал я плечами и отправился приводить себя в порядок.

Девчонка лишь фыркнула, но промолчала, поскольку я был кругом прав. Никто не видел, как Марта зарезала брата-заклинателя, поставить ей это в вину не могли. В этих же обносках ведьма походила на бродяжку, что привлекало к нашей компании совершенно ненужное внимание. Да и в город ее в таком виде не послать, а мало ли какая надобность в том возникнет?

Пока приводил себя в порядок, прислуга успела выгладить одежду, так что к столу я спустился во вполне пристойном виде, словно и не провел без малого седмицу в дороге, ночуя то на случайных постоялых дворах, а то и просто на бивуаках под открытым небом. После беседы с домочадцами графа и весьма плотного ужина магистр-управляющий предложил подняться в его кабинет.

– Будете бренди? – поинтересовался он там.

Я посмотрел в окно и поежился при виде луны, сиявшей подобно обрезанной с одного края серебряной монете. Скоро полнолуние, еще день-два – и придет время залиться алкоголем по уши, ну а пока что я лишь покачал головой.

– Пожалуй, ограничусь вином.

– Белое или красное?

– Красное, с вашего позволения.

Граф отлучился дать необходимые распоряжения, а я прошелся по кабинету и полюбовался портретами суровых черноволосых сеньоров, имевших несомненное сходство с хозяином особняка. Судя по нарядам, здесь были представлены несколько последних поколений благородных предков магистра-управляющего.

Проскользнувший в кабинет слуга выставил на стол откупоренную бутылку вина и вопросительно взглянул на меня, а после утвердительного кивка наполнил хрустальный бокал рубиновой жидкостью и безмолвно ретировался. Граф Хирфельд закрыл за ним дверь и со стаканом бренди занял одно из кресел у камина. Я устроился напротив и спросил:

– Как думаете, магистр, сейчас подходящее время для обсуждения перспектив моего отбытия в империю?

Собеседник скривился, будто от больного зуба.

– Вы настоящая головная боль, вон Черен, – пожаловался он. – Даже не представляете, в сколь неудобное положение меня поставило ваше прибытие…

Я невесело рассмеялся.

– Вы это говорите мне, магистр? Человеку, которого сделали козлом отпущения в убийстве кузена великого герцога Сваами?

– Вы и в самом деле его не убивали?

– Не убивал, но это ничего не меняет. В Ольсе меня ждет плаха.