Реваншист. Часть вторая (СИ) - Страница 2

- Герр Девойно! - умоляющим тоном попросил Циммерман. - Очень нужно продолжение. Пожалуйста!

- Условия? - поинтересовался я.

- Тридцать процентов! Более того, мы готовы пересмотреть прежний договор в сторону увеличения вашей доли.

Кто б сомневался? При большом тираже себестоимость экземпляра снижается в арифметической прогрессии. Знай, подсчитывай прибыль! Почему бы не отстегнуть курочке, несущей золотые яйца?

- Сделаю, - пообещал я. - К Новому году

- Я могу надеяться?

- Можете, - заверил я.

- Жду вас на выставке, - сказал Циммерман. - С ВААП я поговорю.

ВААП нарисовался сам. Мне позвонили из Москвы и попросили прибыть. Настоятельно. Я вылетел в столицу. Панкин встретил меня хмуро.

- Знаешь, каким тиражом вышла в Германии твоя сказка? - спросил, кивнув мне на стул. - Полмиллиона экземпляров! Данные на начало сентября.

- Это же замечательно!

- Как сказать... - Панкин побарабанил пальцами по столу. - Вот что, Сергей. Твою долю гонорара издательство переводит в немецкий банк. Хотя принято - во Внешторг. Обычно мы закрываем на это глаза. Немного валюты на подарки родным... Но в твоем случае - сотни тысяч марок. Не за горами миллион. Там, - он указал пальцем вверх, - этого не поймут. Тебя сделают не выездным, и ты не сможешь воспользоваться этими деньгами. Так что совет: переводи марки во Внешторгбанк.

Ага, сейчас! Взамен мне выдадут гору чеков. И что дальше? Затариваться в "Березках"? Мне не нужно столько тряпья. Ну, куплю "Волгу" - себе и отцу, одежду и прочие ништяки родственникам. А дальше? Спекулировать дефицитом? Уголовная статья. Да и зачем? Советских денег у меня завались.

- Эти марки, Борис Дмитриевич, пойдут на благое дело.

- Перечислишь в Фонд мира? - оживился он.

Еще чего! Нет, Фонд - организация полезная. Но одно из направлений его деятельности - возведение памятников советским воинам за рубежом. Тех, которые будут сносить.

- У меня другой план.

- Поделись! - потребовал он.

Я рассказал.

- М-да, - качнул он головой. - Идея благородная, ничего не скажу. Но могут не понять.

- Это отчего? - возразил я. - Три года назад за рубежом создан Фонд Солженицына. Туда поступают гонорары за книгу "Архипелаг ГУЛАГ". Средства Фонда используются для помощи политическим заключенным в СССР и их семьям. Якобы. На самом деле - для вскармливания диссидентов, проще говоря, врагов. Моя сказка, как и "Архипелаг", издана за границей. Но гонорар за нее пойдет тем, кто защищал Родину, а не ее врагам. Это заставит прогрессивное человечество за рубежом сделать выводы в отношении Солженицына и проводимой им против СССР кампании. Проще говоря, мы макнем его мордой в грязь. Считаю это политически правильным.

- Хм! - он внимательно посмотрел на меня. - Ты необычный парень, Сергей. Но не все так просто. Солженицын в за рубежом в почете. Он боевой офицер, воевал. А затем подвергся политическим репрессиям.

- Не он один. Многим пришлось хуже. Рокоссовскому выбили зубы, ломали ребра, били молотком по пальцам ног. Мерецкову ссали на голову. Палачи из НКВД пытали генерала Горбатова... У этих офицеров было куда больше причин затаить злобу против СССР. Но они переступили через обиду и отважно сражались. Как тысячи других. В этой связи вопрос: кто из пострадавших от репрессий патриот, а кто - гнида болотная?

- Однако! - покачал Панкин головой. - Умно. И как там, - он вновь указал пальцем наверх, - до этого не додумались?

Как, как.... В том времени в СССР ходил популярный анекдот. Сообщение радио: "Сегодня в девять часов утра, после тяжелой и продолжительной болезни, не приходя в сознание... приступило к работе Политбюро ЦК КПСС".

- Помощь нужна? - спросил Панкин.

- Да, - сказал я. - Было неплохо получить от вас письмо с одобрением инициативы.

- Будет! - пообещал. - Но вначале напиши заявление на мое имя. Сообщи в нем, что собираешься сделать с марками.

Я кивнул. Мне протянули листок бумаги и продиктовали текст. Я внес в него маленькую правку. Вместо "гонорары, полученные за рубежом", вписал: "в Германии". Панкин не обратил на это внимания. Не придал значения. Вот и ладно. Гонорар за проданные в Германии книги я отдам. Он изначально предназначался для этой цели. Но подушку безопасности оставлю. Хрен знает, как все повернется. О том, что сказка планируется к изданию в других странах, Панкин не знает. И не будет знать.

- В Германию полетишь один, - сказал Панкин, спрятав заявление в ящик стола. - В этот раз делегации не будет. Заграничный паспорт у тебя есть, с визой поможем.

Я поблагодарил. Все ясно. Не подмахни я это заявление, хрен бы мне был, а не поездка. Мой знакомый в том времени говорил: "Бумага не палка, но опереться на нее можно". Заявление - индульгенция для Панкина. Случись что, он его предъявит и сделает большие глаза. "Девойно ехал, чтобы перевести деньги в Союз. Знать не знаю, почему сбежал. Вот же, гад!"

Сбегать я не собирался. У меня в Минске жена и сын. В своем времени я читал байки о заграничных поездках в СССР. Дескать, выпускали группами и под контролем искусствоведов в штатском. Отчасти так. Но... Высоцкий к Марине Влади летал в сопровождении КГБ? В одиночку из СССР выезжали дипломаты, специалисты по внешней торговле, деятели искусства и многие другие. Невозможно проконтроливать всех. Поэтому поступали так. Человек съездил за границу и вернулся без проблем, значит, надежный. Дома остается семья - не убежит. Бывал за границей неоднократно - совсем наш. Главное, не болтать лишнего по возвращению. Как сладко живут на загнивающем Западе, и сколько у них сортов колбасы в магазинах...

В этот раз в Шереметьево меня досмотрели. Ничего лишнего не нашли. Нет, икра была - две маленькие баночки. Водка - одна бутылка, коньяк "Двин" - одна. Все по нормам. А зачем мне контрабанда? У меня в Германии счет в банке.

В аэропорту Франкфурта меня встретил сам Циммерман.

- Сувенир из загадочной России! - сказал я, вручая ему пакет с коньяком и икрой.

- Любите вы пошутите, Серж! - рассмеялся он. - Хотя ваш коньяк хорош. Я поверил, что его пил Черчилль.

- Мне нужно верить, - заметил я. - Я честный.

Циммерман заулыбался и потащил меня к машине. По пути я рассказал о своей идее.

- Вы - гений, Серж! - отреагировал Циммерман. - Никто из писателей не додумался отдать гонорар на доброе дело. И какой гонорар! Теперь немец, покупая книгу, будет знать, что жертвует на доброе дело. Вы знаете немецкую душу, - он погрозил мне пальцем. - Коллосаль! Продажи возрастут в разы.

"Только автору от этого ни горячо, ни холодно, - подумал я, - денег он не увидит". Вслух этого я говорить не стал. У Циммермана свои интересы, у меня - свои.

- Вы не правы, - возразил я, - насчет "не додумался". Есть прецедент: Солженицын и его "Архипелаг".

- Это политика, - он пренебрежительно скривился. - Никто не знает, как пополняется этот фонд и как он расходуется. У нас будет прозрачно. В любой миг предоставим отчет и банковские документы. - Кстати, - Циммерман вручил мне чековую книжку. - Пока фонд не создан, купите себе чего-нибудь. Счет в вашем распоряжении.

- Данке! - поблагодарил я.

Бросив вещи в гостинице, я отправился к Байеру. Он ждал. Перед отъездом я позвонил ему из Минска, затем - из номера.

- Комплимент из Минска! - сказал я, вручая ему пакет.

- Благодарю! - сказал он, рассмотрев подарок. - Чувствуется, что вы русский. Водка и икра.

- Предпочитаете свиную рульку?

- Что вы! - засмеялся он. - В моем возрасте жирное есть вредно. У меня к вам просьба. Не могли бы подписать книги внучке? Она поклонница вашего таланта. Узнав, что прилетаете, рвалась познакомиться. Еле отговорил.

- Давайте! - сказал я, доставая ручку.

Байер достал из-под прилавка "Экстрасенса" и "Курта". Я спросил имя внучки и подписал обе книги - сначала по-русски, затем по-немецки.