Реваншист. Часть первая (СИ) - Страница 46
- Двадцать, - вздохнул он. - И это последнее предложение.
- Согласен.
- Когда будет рукопись?
- В феврале.
- Так скоро?
- Мы пишем вдвоем с женой. Она у меня редактор с дипломом университета.
Слово "диплом" произвело нужное впечатление. Немец. Образованных людей в Германии ценят. Это в СССР нужно учиться пять лет, чтобы получить зарплату в 90 рублей. В то время как рабочему платят в два раза больше. Мы условились подписать договор после того, как в издательство ознакомится с рукописью. На том и расстались.
У меня оставалось еще дело. Нужный адрес мне дали на стенде "Информация". Не все ж портье марками подкармливать. Девушка, правда, удивилась, но адрес нашла и выписала на бумажку. И вот я стою перед витриной, кроя себя матами. Дорвался до шопинга, идиот! О подарке хорошему человеку вспомнил, когда денег осталось совсем мало. Да еще вчера их раздавал... Спрашивается, зачем? Обошелся бы Циммерман и без коньяка.
- Могу вам чем-то вам помочь, герр?
Я повернул голову. Рядом стоял невысокий, худощавый немец. Немолодой. Волосы седые, но на вид вполне крепкий. Это кто?
- Я хозяин этого магазина, - сказал он, будто услышав вопрос. - Вы стоите перед его витриной уже пять минут. Желаете что-то приобрести?
- Желаю, - вздохнул я, - но денег не хватает.
- У вас странный акцент, - заметил он. - Англичанин?
- Русский.
- Вот как? - брови его поползли вверх. - Что делает юный русский во Франкфурте?
- Я писатель. Немецкое издательство выпускает мою книгу.
- Гм, - сказал он. - Не хотите кофе?
- С удовольствием! - ответил я.
Мы вошли в магазин. На стенах и стеллажах его красовались образцы товаров. Очень необычные образцы. У не привыкшего к ним человека вызовут оторопь. Но не у меня.
- Моя фамилия Байер, - сообщил немец, двигая ко мне по прилавку чашку. Кофе в нее он налил из блестящего агрегата, как и себе. - Зовут меня, как вы, наверное, догадались, Ганс, - он рассмеялся. - А вы? Иван?
- Сергей. Фамилия - Девойно.
- Где вы живете в России? Москва?
- Минск.
- Вот как? - он поставил свою чашку. - Был я в вашем городе. Признаться, это были не лучшие годы моей жизни.
- Плен? - догадался я.
- Я-я, - кивнул он. - Семь лет. С 1944-го по 1953-й. Здрасвуйте, гражданин начальник, - произнес он на ломаном русском.
Мы помолчали. Допили кофе.
- Кому вы хотели купить костыли? - спросил он.
- Одной фрау. Я ей обязан. Много мне помогала.
- Что у нее с ногами?
- На войне была медсестрой. Однажды их госпиталь обстреляла немецкая артиллерия. Прицельно... - я запнулся.
- Не стоит проявлять деликатность, - сказал Байер. - Я знаю, что Вермахт обстреливал русские госпитали. А вот Красная Армия - нет. Что произошло с фрау?
- Осколок отрубил ей ногу ниже колена. С тех пор она ходит на протезе. Но у нас плохо их делают. Протез тяжелый и натирает культю. Дома она отстегивает его и пользуется костылями. Но они деревянные и неудобные. Эти, - я указал на витрину, - лучше.
- Понятно, - сказал Байер. - Что ж, герр Девойно. Я продам вам костыли со скидкой. За одну марку. Я капиталист и не могу бесплатно, - он усмехнулся.
- Почему? - спросил я.
- В Минске к нашему лагерю приходили русские женщины. Они приносили еду. Мы знали, что они голодают, и что у них есть дети. Но они все равно несли. Мы делали игрушки для их детей, какие-то мелочи, но это было крохотной платой за возможность выжить. Я до сих пор не знаю, почему они так поступали. После того, что мы, немцы, сотворили на вашей земле... - он вздохнул.
- Кем вы были на той войне? - спросил я.
- Врачом. Нет, герр Девойно, я не убивал русских. Я их даже спасал. Иногда в наш госпиталь привозили раненых русских. Офицеров, конечно. О том, что делали в России наши солдаты, я знаю. Поэтому не хожу на собрания ветеранов. Мне неприятно вспоминать... - он помолчал. - В 1953-м я вернулся в Германию. Разоренная войной страна, нищета. Платили мало. Но у меня был план. На войне я провел сотни ампутаций, поэтому знал: калекам понадобятся протезы. Их оплачивало государство, оно продолжает делать это и сейчас. Спрос постоянный. Протез со временем изнашивается, его нужно менять. Отличный бизнес! - он усмехнулся. - В русском лагере я познакомился с замечательным инженером, рассказал ему об идее. Курт согласился стать моим компаньоном. Мы разработали модели легких и удобных протезов. К тому же они оказались дешевы. Государство их охотно закупает. У нас с Куртом сеть мастерских. Недавно я передал дело сыну, оставив себе этот магазин. Жена моя умерла, и мне скучно сидеть дома. В магазин приходят калеки, мне интересно с ними общаться. Вот русского писателя встретил, - он улыбнулся.
- Спасибо, герр Байер! - сказал я.
- Не стоит, - махнул он рукой. - С удовольствием сделал бы вашей фрау протез. Но для этого ей нужно приехать сюда.
- Заочно не получится? - спросил я.
- Как вы сказали? Заочно? - он задумался. - Если произвести точные замеры...
- По первой профессии я слесарь-инструментальщик, - сказал я.
- Гм! - он окинул меня испытующим взглядом. - Можно попробовать. Подогнать по высоте труда не составит - опорная труба регулируется. Стакан для культи сделать с амортизирующими вставками. Поставить ремни для крепления на ноге... - бормотал он, подняв взгляд к потолку. - А что? Может получиться. Вот! - он вытащил из-под прилавка несколько листков. - Произведите все необходимые замеры и впишите данные в нужные клетки. Пришлите их мне. Адрес - внизу. Готовый протез вышлю почте.
- Данке! - я забрал листки. - В будущем году в издательстве S. Fischer Verlag выйдет моя книга. Аванс я уже получил. Со второй выплаты попрошу заплатить вам за работу. Выпишите счет.
- Не нужно, - сказал он. - Еще марка, и вы мне ничего не должны. Мне будет приятно помочь русской медсестре. Мы были по разные стороны фронта, но все же коллеги. И я не забыл русских женщин, носивших нам еду. Не могу отблагодарить всех, но пусть хоть одной станет легче. Я стар, герр Девойно, а с возрастом становишься сентиментальным. Вам это трудно понять.
"Отчего же!" - подумал я, но возражать не стал. Отсчитал немцу две марки и на прощание пожал руку. По-моему, он это оценил.
***
Последующие дни пролетели быстро. Фронтовики провели дискуссию с немецкими писателями - откровенно и жестко. Когда один из немцев вспомнил бомбардировку Дрездена, микрофон взял Григорий Яковлевич.
- Я помню это событие, - сказал, нахмурившись. - О нем сообщило Совинформбюро. В ту пору моя часть воевала в Германии. Знаете, какой была наша реакция? - он помолчал. - Мы радовались. Потому что за нашими спинами лежали сожженные и разрушенные советские города. Могилы миллионов замученных немцами мирных жителей. Женщин, детей, стариков. Так что - да, радовались.
Зал на мгновение притих, а затем взорвался аплодисментами...
К микроавтобусу, отвозившему нас в аэропорт, я вышел с чемоданом, с примотанными к нему костылями.
- Это еще что? - удивился Юрий Васильевич. - Для кого?
Я сказал.
- Видишь, Гриша, - сказал фронтовик, - какую молодежь мы вырастили? А ты говорил: "клоуны". Он свои марки не на шмотье для девок потратил, а на костыли для фронтовички. Помнишь, как они нас вытаскивали?
Григорий Яковлевич смутился и ничего не ответил. Я почувствовал себя неловко. К счастью, подошел автобус, и мы стали рассаживаться.
В Шереметьево таможенники покосились на костыли, но досматривать не стали. Панкин им что-то сказал, и они увяли. Но все эти мелкие неприятности забила реакция Дина Аркадьевны.
- Ну, Сережа, ну, молодец! - радовалась она, опробовав покупку. - Такие легкие и удобные! И упор под локти. От старых у меня мозоли подмышками. Не знаю, как и благодарить.
- Я вам и протез заказал, - сказал я.
- Как? - изумилась она.