Реваншист. Часть первая (СИ) - Страница 45

- Давайте разделимся! - предложил я. - Я говорю по-немецки, поэтому справлюсь один. Юрий, если нужно, вас сопроводит.

- Разберемся! - махнул рукой Григорий Яковлевич. - Моего немецкого хватит, чтобы купить штаны. Но разделиться стоит. Встретимся здесь... - он глянул на часы. - В восемнадцать ноль-ноль.

Мы с Юрой кивнули. Фронтовики направились к эскалатору.

- Сергей! - повернулся ко мне Юра. - Посоветуй. Нужно купить подарок человеку, устроившего мне эту поездку.

- Мужчине, женщине? Возраст?

- Мужчина, за пятьдесят.

- Тогда бумажник, кожаный. Темно-коричневый или черный цвет. Стиль строгий и элегантный.

- Спасибо! - кивнул Юра и улетел. Я пробежался взглядом указателям.

"Но вот я набрел на товары.

- Какая валюта у вас? - говорят.

- Не бойсь, - говорю, - не доллары!"

Высоцкий - гений. На каждую ситуации в жизни найдутся стихи. Долларов у меня нет, но... В 90-е неизвестно откуда возникшие валютчики станут сипеть в людных местах: "Доллары, марочки..." Теперь бы "марочки" да с умом потратить...

К моему удивлению к восемнадцати ноль-ноль все были в холле. Фронтовики и Юра держали в руках огромные, пухлые полиэтиленовые пакеты с логотипом магазина. А вот я - чемодан. Большой, пластиковый. Выглядел тот солидно, хотя обошелся в смешную сумму. Ну, так торговаться надо уметь. У чемодана оказался дефект - мелкий и не мешающий эксплуатации. Я его обнаружил и указал продавцу: дескать, браком торгуете. Изобразил гнев. Продавец позвал заведующего отделом. Турок рассыпался в извинениях и сбросил цену в несколько раз.

- Барахольщик! - сказал Григорий Яковлевич, ткнув в меня пальцем.

Все засмеялись. Покупатели-турки смотрели на нас во все глаза. Было видно, что подобное зрелище им внове. Европейцы не только зашли в их магазин, но и ведут себя по-хозяйски. А то. Это вам не немцы. У русских разговор короткий.

В отеле мы с Юрой, не сговариваясь, стали разбирать покупки, выкладывая их на кровати. Итак, что имеем? Шубка белая из искусственного меха - одна. В Германии такие носят исключительно турчанки - дешевка. Что сделаешь, нет у меня денег на норковую. В СССР и искусственная сойдет за последний писк. Тем более, что к шубке прилагается белый берет из мохера и белые же сапоги. Последних в Минске вообще ни у кого нет - в СССР не выпускают обувь такого цвета. И из-за границы не завозят - не практичная. Но нам на это плевать. Минск обзавидуется. Это не все. Лиле предназначены белая "водолазка" и джинсовое платье-клеш без рукавов. Можно носить летом, а можно - и зимой, поддев под него ту же "водолазку". Теще и Маше по мохеровой кофте; первой - черного, второй - светло-коричневого цвета. Мужчинам семьи Девойно и отцу - джемперы с треугольным вырезом спереди. Акрил с добавлением шерсти, рисунок - разноцветные ромбы. У каждого - разный. Будут надевать по праздникам, вызывая завистливые взгляды соседей. Заграница... Самое смешное, что стоило все это недорого - синтетика. Плюс я потребовал и получил скидку за оптовую покупку. Послезнание рулит. Себе я выбрал джинсовый костюм и коричневые ботинки. В СССР буду выглядеть модно.

- Ого! - раздалось за плечом. Я повернулся. Юра смотрел на разложенное богатство во все глаза.

- Семья у меня большая, - сказал я.

- Сергей... - он смутился.

- Деньги потратил? - сообразил я.

- Ага! - вздохнул он. - Оставил тридцать марок на всякий случай, а потом увидел кофточку...

- Девушке?

- Маме. Она меня одна растила. Отец умер, когда мне было четырнадцать.

Я достал из кошелька и протянул ему банкноту в 50 марок. Он радостно зажал ее в руке.

- Я отдам! В Москве.

- Не нужно! - сказал я. - Заберу коньяк, и мы в расчете.

- Согласен! - обрадовался он. Еще бы. "Двин" в СССР стоит чуть более 20 рублей за бутылку. Поменять их на марки по курсу один к одному - неслыханная удача. Хотя Госбанк СССР считает иначе. Он за марку дает 36 копеек. Только кто ж ему по такой цене продаст? На черном рынке марка стоит 2,5 рубля, да еще, попробуй, найди. За нелегальную торговлю валютой в СССР статья - вплоть до расстрела...

Ужинали по-прежнему компанией. В этот раз закуска была скромнее - привезенная с собой колбаска и хлеб. Плюс вареные яйца. Жареных куриц съели вчера, спиртное почти все выпили. На столе стояли бутылка водки и "Двин". Коньяк, естественно, мой. Пить не хотелось, но Панкина следовало угостить - ему "Двин" нравится. С председателем правления ВААП нужно дружить.

За ужином мы просмотрели выпуски новостей. Пресс-конференцию и, вправду, крутили по всем каналам. Вертящий головой журналист вызвал восторг у фронтовиков.

- Так ему и надо, фашисту! - заключил Юрий Васильевич. - А то взяли моду через губу разговаривать. Забыли, кто на рейхстаге расписался.

- Кстати, Сергей, - сказал мне Панкин. - Циммерман звонил, просил передать тебе, чтобы завтра нашел его на выставке. Похоже, им твое предложение понравилось.

Вот что "Двин" животворящий делает! А ведь мог и не сказать. Телефон в номере только у Панкина. Фронтовики уставились на меня.

- Сказку хочу для них написать, - объяснил я.

- А-а... - протянул Григорий Яковлевич, и оба писателя утратили ко мне интерес. Сказки им не интересны. Они остались на той на войне, как и другие представители "лейтенантской" прозы. На наших пядях и крохах. О том пишут и будут писать...

Тот самый длинный день в году

С его безоблачной погодой

Нам выдал общую беду

На всех, на все четыре года.

Она такой вдавила след

И стольких наземь положила,

Что двадцать лет и тридцать лет

Живым не верится, что живы...

Лучше не скажешь...

***

Циммерману на следующий я вручил полиэтиленовый пакет с "Двином". Пакетом я разжился на ярмарке. Их раздавали в качестве сувениров на ряде стендов, чем наша делегация охотно пользовалась. В СССР это подарок, да еще какой!

- Здесь любимый коньяк Черчилля, - сообщил я удивленному немцу.

- Правда? - не поверил он.

- Можете заглянуть в "Британику". В статье о Черчилле это есть.

- Данке, - сказал он, - но я понимаю, что вы пришли сюда не за тем, - он улыбнулся. - Перейдем к делу. Ваша идея вызвала споры у моих подчиненных, но я решил попробовать. "Экстрасенс" после беседы с журналистами пойдет хорошо, и можно надеяться, что новая книга автора вызовет интерес. Тираж не большой, гонорар - две с половиной тысячи марок. Устроит?

- Да, - сказал я. - Но с одним условием. Со всего, что свыше этого тиража - тридцать процентов автору от оптовой стоимости экземпляра. И мою долю перечислять в немецкий банк.

- А вы самоуверенны! - хмыкнул он. - На какой тираж вы рассчитываете?

- Два миллиона. Это в Германии. В остальных странах раз в десять больше.

- Однако! - охнул он.

А вот не стоит удивляться! В той жизни тираж "Гарри Поттера" исчислялся сотнями миллионов. Нет, я не собираюсь грабить английскую учительницу. Пусть пишет своего Поттера. Возможно, именно он и соберет эти миллионы. В той жизни я эту книгу даже не прочел. Пробовал, но не смог - скучно. Зато клонов российского разлива держал в руках тучу. Начитался по самое не могу. Вот и заимствую идею. Она, к слову, объектом авторского права не является.

- Не боитесь неприятностей с ВААП? - спросил пришедший в себя главный редактор. Как мне показалось, с уважением.

- Нет. Их долю вы перечислите во Внешторгбанк, а своей я могу распоряжаться по собственному усмотрению. Ограничений на этот счет нет.

- Вы неплохо подготовились к этому разговору, - заметил Циммерман. - Что ж, согласен. Только тридцать процентов для неизвестного автора - много. Могу предложить пятнадцать.

- После вчерашнего выпуска новостей я известный. Двадцать пять.