Решальщики. Развал. Схождение - Страница 19
— Дожили, — не отрывая взгляда от дороги, откомментировал Петрухин. — Если уж у господина директора деньги на мобиле кончились, подчиненным ничего хорошего ждать не приходится.
— Я свою трубку Федору оставил. Прикиньте — эта стерва отобрала у него мобильник, а домашним радиотелефоном разрешает пользоваться только в строго определенные часы. То-то я до него никак дозвониться не мог.
— А чем мотивировала?
— Типа, чтобы Федька не перетруждался рабочими разговорами. И всё такое… А то, что без его контроля там последнее растащат (если уже не растащили!), это ей в голову не пришло. На какие шиши станет фитнес и белых магов оплачивать? Идиотка!
— Все-таки правильно в народе говорят: «Бабьи умы разоряют домы», — согласно кивнул Дмитрий.
— Кстати, за «растащить». — Виктор Альбертович безжалостно вырвал листок из ежедневника и переадресовал Купцову. — В ближайшие дни соберите мне все что можно вот по этому деятелю.
— «Лощилин Петр Алексеевич». А кто это?
— Партнер Глинского по бизнесу.
— А он здесь каким боком?
— Потом, позднее, расскажу. А пока — просто соберите информацию…
Санкт-Петербург, 5 ноября, пт.
— Не спеши, родная. Иначе я так долго не выдержу, — хрипло попросил Петрухин и попытался высвободиться из лона подруги.
В ответ Наташа еще сильнее стиснула горячие влажные бедра.
— Ну и не выдерживай. Я… хочу… Очень-очень этого хочу.
Ее схожие с конвульсиями движения делались все резче, и Дмитрий почувствовал, что до разрядки остались какие-то секунды. Они оба уже почти добрались до порога Оргазма, как вдруг вместо такового из темноты материализовался Облом.
Заявив о себе особо мерзкими в эти секунды трелями мобильника.
— Не-ет… Не отвечай… Потом… О-о-о-о… — застонала Натаха, пытаясь удержать любимого в себе.
Но обломавшийся сам и обломавший других «любимый» все-таки «выскользнул из», а потом и вовсе «соскользнул» с обжигающего женского тела на пол. Где мазнул взглядом подсвеченные на дисплейчике цифры «01–15» и буквы «МАЛИНИН», грязно выругался и…
…и ответил на звонок:
— Осмелюсь спросить: а ничего, что сейчас второй час ночи?
— Да мне насрать, какой там час! — ворвалось в ответ рычание.
ТАКОГО Малининского тембра ему еще ни разу не доводилось слышать.
ТАКОЙ голос мог означать только одно: случилось нечто из ряда вон выходящее. Посему — сон, равно как и эрекцию, у Петрухина будто рукой сняло.
(Хм… как-то двусмысленно звучит, про руку и эрекцию? Нет?)
— Что-то случилось, Семен?
— Случилось, бля!.. Слышьте, вы, уроды моральные! Где вы ЭТО взяли?!!
— Чего взяли?
— Пузырек этот, будь он неладен?!
— А что такое?
— Такое! Предупреждать же, бля, надо!.. Вот уроды, прости господи!.. А если бы я вот прямо тут и сейчас, не отходя, так сказать, от микроскопа, кони двинул?!!
— Семен! Кончай уже крыльями хлопать и «бляхами» сыпать! Ты можешь толком объяснить — что там в пузырьке?
— Тебе как — на пальцах разжевать или формулу озвучить?
— Прямо сейчас на пальцах. А формулу потом Купцову покажешь. У него как раз знакомая училка по химии имеется.
— Да если училка узнает про эту формулу, за ней на следующую ночь НКВД приедет! В черном воронке!
— Да ты скажешь, наконец, в чем дело?! — рявкнул окончательно потерявший терпение Петрухин.
— Древнее дело об убийстве банкира Кивелиди помнишь?
— Ну, что-то такое припоминаю. Кажется, ему трубку телефонную какой-то дрянью смазали. И он, когда разговоры вел, типа, постепенно травился. Так?
— В общих чертах — так. Короче, в вашем пузырьке находится самопальное отравляющее вещество, по структуре своей близкое к яду, которым смазывали трубку Кивелиди.
— Ох, ё-ё-ё… — потрясенно выдохнул Дмитрий.
И тут же, следом, его осенило:
— Мать моя женщина! Трубка! Она сама приносила ему телефон!
— Что? Не слышу?
— Да это я так, мысли вслух.
— Ты лучше озвучь мне вслух: где вы с Купцовым раздобыли эту хрень? Которая входит в состав классического арсенала ГРУ!
— Я расскажу, Семен. Обязательно расскажу. Только не сейчас. Мне сейчас… Короче, мне надо подумать. И вообще — тут не телефонный, сам понимаешь, разговор… Только ты пока об этом никому, ладно? Очень тебя прошу!
— Ты что, за идиота меня держишь? Я что, сам себе враг?.. Ладно, всё. Завтра, вернее — уже сегодня, после дежурства я тебя сразу наберу. И не вздумай отключить трубку — из-под земли достану!..
— Что-то случилось, Митя? — озабоченно спросила «полуразобранная» Наталья, после того как Петрухин, завершив разговор, продолжил неподвижное сидение на полу.
В неглиже, но с мобильником сейчас он более всего напоминал некоего ушедшего в астрал и транс индуистского аскета.
Вот только лотоса для довершения образа не хватало.
— Нет-нет, все нормально.
— В таком разе, может быть, ты все-таки вернешься к исполнению супружеских обязанностей? Между прочим, мы закончили на самом интересном месте. Вернее, как раз таки — не закончили.
— Да-да, сейчас, — растерянно подтвердил Петрухин, поднимаясь. — Я только выкурю одну сигарету и сделаю один звоночек. Ладно?
— Ну, если тебе ЭТО интересней, то — пожалуйста, — как бы оскорбилась Наташа.
— Прости, родная! Я очень быстро.
С этими словами Дмитрий, в чем есть (то бишь — без ничего), прошел на кухню. Где и в самом деле — сперва закурил, а затем решительно набрал номер Брюнета:
— …Витя, это я… Да погоди ты! Я в курсе «сколько времени?»… Немедленно, вот прямо сейчас звони Пономаренке. Уговаривай его как хочешь. Сули что можешь. Но! Он максимально оперативно должен выбить ордер на обыск в квартире Глинских… Да… Для скорости пусть проведет это по окраске «терроризм»… Что?.. Да будет ему терроризм! Гарантирую!.. Витя, извини, конечно, за нарушение субординации, но — ты что, совсем дурак? Ты хочешь, чтобы старик Глинский протянул еще хотя бы пару месяцев?.. Вот тогда звони и не раздумывай! Всё!..
Петрухин сбросил звонок, подошел к окну и продолжил нервно курить в открытую форточку.
Хорошо еще, что света на кухне зажигать не стал.
Иначе случайный ночной прохожий, подними он глаза на Петрухинские окна, вполне мог принять «магистрального» инспектора за извращенца-эксгибициониста…
Санкт-Петербург, 6 ноября, сб.
Помнится, как-то мы уже говорили, что обыск — процедура довольно утомительная. Помимо того, она еще и довольно неприятная. Потому как подавляющее большинство людей, все ж таки, душевно здоровы, а следовательно, не испытывают удовольствия от — в прямом смысле «копания» — в чужом белье.
Полковник Пономаренко, понятно, что безо всякого желания, но отозвался на просьбу Брюнета, и в течение суток все необходимые бумаги и подписи были подготовлены и собраны. Кстати, это было не так трудно, как на первый взгляд может показаться рядовому обывателю. Ибо сама процедура обыска нашими законами по сути дела практически никак не регламентирована. Основания там достаточно размыты и чаще всего «наличия достаточных данных полагать, что…» оказывается исчерпывающе достаточно.
Обыск в квартире Глинских начался ровно в десять часов утра.
Начался он на кухне и начался с недолгой, знакомой любому оперативнику процедуры:
— Ольга Валерьевна! — казенным тоном запустил от зубов отскакивающее оперативник № 1.— Перед тем как приступить к осмотру, предлагаю вам добровольно выдать вещи и предметы, оборот которых запрещен действующим российским законодательством.
— Что? — непонимающе подняла голову Глинская.
Которая все это время в полной растерянности сидела на карельской березы табурете и нервно кусала опухшие губы.
— Оружие, детская порнография, поддельные документы и тому подобное в доме имеются?
— Нет. Конечно же нет.
— Наркотики? Запрещенные к обороту химические вещества?