Решальщики. Раскрутка - Страница 59

— Еще раз скажешь мне «э-э» — рассыпешь свои коронки по асфальту. Где Русаков?

— Кто? — спросил Мамедов растерянно.

— Слушай, Эдик, я ведь русским языком говорю: где Русаков? Где сабля?

— Сабля? — переспросил он, и тут Петрухину стало ясно, что про саблю азербайджанец ничего не знает.

Чуда не произошло. Ну да решальщики на него особо и не надеялись. Не надеялись, но все-таки думали: а вдруг?

Но теперь вот Дмитрию сделалось ясно, что про саблю Этибар не знает.

Тем не менее он повторил, настойчиво и с металлом:

— Где сабля? Я точно знаю, что ты ее дома хранишь.

— Слушай, начальник! Мамой клянусь: не знаю никакой сабля… да?

— Ты еще здоровьем мадам Гришуковой поклянись, — подсказал Петрухин.

— Какой мадам Гришуковой?

— Твоей горячо любимой «супругой» Гришуковой Жанной Револтовной, одна тысяча девятьсот пятьдесят девятого года рождения… Ты что же это, Эдик, «супругу» забыл?

Мамедов снова сглотнул, и его смуглое лицо побледнело, черные усы и щетина на щеках обозначились контрастней. Он явно не понимал, что происходит и чего от него хотят. Дмитрию, собственно, именно это и было нужно.

— Плевать мне на твою «супругу», Эдик. Плевать… Мне нужна сабля. Ну? Где хранишь: в шкафу? На антресолях?

— Какая сабля? Зачем так говоришь, да?

— Значит, нет дома сабли краденой? — уточнил откуда-то из глубины салона голос Купцова.

Мамедов опасливо заглянул в нутро «фердинанда». Смотреть ему пришлось против низкого вечернего солнца, и навряд ли он там что-нибудь толком разглядел.

— Нет никакой сабли! — ответил Этибар невидимому второму и даже приложил руку с «трубой» к сердцу. — Клянусь — нет!

— Хорошо, — кивнул Петрухин. — Веди домой, сами посмотрим.

— Зачем?

— Ты что — дурак? — набычился Дмитрий, но тут в разговор снова вклинился голос из загадочной глубины салона:

— Не надо оскорблять гражданина, товарищ капитан! Он не хочет пускать нас в квартиру — не надо. Это его конституционное право… Верно?

Петрухин кивнул, и Этибар-оглы тоже кивнул. Он слышал из салона некий начальственный голос, который вроде бы защищал его интересы, и поэтому кивнул трижды.

Дмитрий тоже еще раз кивнул и подтвердил:

— Верно, товарищ прокурор. А что же делать-то с ним?

— А что с ним делать? — переспросил «прокурор». — Если гражданин не хочет пригласить нас к себе, то, пожалуй, стоит нам пригласить его в гости. Для начала на десять суток по девяностой статье, а за десять суток я гражданину подберу уголовных дел столько, что на пожизненное хватит. Девиз российской прокуратуры знаете?

— Какой девиз? — побледнел Мамедов. — Не знаю я никакого девиза. И саблю не знаю. Верно говорю, да.

— А девиз такой: «Придумай сам, за что попал, а у меня спроси — на сколько?»

Купцов произнес эти слова и демонически рассмеялся. Мамедов побледнел еще сильней и стиснул свой телефон так, что костяшки пальцев побелели.

— Ну что, — ухнул далее «прокурор» из своей значительной темноты, — заполнять постановление? Бланки-то у меня с собой, гражданин Мамедов. Осталось только вписать твою фамилию, и все — поедешь прямиком в «Кресты»…

Солнце заливало красными лучами потолок однокомнатной квартиры Мамедова на последнем, четырнадцатом, этаже. Квартирка напоминала склад «секонд-хенда» и по сути им и была. Половину двадцатиметровой комнаты занимали мешки с ношеным шмутьем из-за границы. Мешки лежали в прихожей, кухне и даже на лоджии. И повсюду висел тяжелый, густой запах дезинфекционной обработки…

— Мамедов, — спросил Купцов ошеломленно, — это что такое?

— Секонд-хендом торгуем, начальник… да?

Петрухин сплюнул и спросил:

— Секонд-хенд у тебя, наверно, люкс, да?

— Очень хороший, очень… ЭКСКЛЮЗИВ. Совсем хороший, да?

Купцов помотал головой, посмотрел на Петрухина. Тот тяжко вздохнул и сказал:

— Тут мешков пятьдесят, товарищ прокурор.

— Пятьдесят два, — педантично поправил Мамедов. — Все из Европы.

— Тьфу, — сказал Купцов. — Пятьдесят два! Вот непруха. В них можно всю шайку Али-Бабы спрятать вместе с награбленными сокровищами.

— Слушай! Зачем говоришь: награбленное? За все деньги платил. У.е. платил, да? Я тебе все бумаги покажу.

— Засунь их себе в жопу, — произнес Петрухин и сел на мешки.

Было совершенно очевидно, что даже если наспех досмотреть пятьдесят два мешка ЭКСКЛЮЗИВНОГО СЕКОНД-ХЕНДА, на это уйдет без малого несколько часов работы. Тем более что почти наверняка это будет бессмысленная работа. Нет, вообще-то пройтись «по закромам» дело весьма полезное. Люди ведь разные вещи хранят, и иногда обыск дает совершенно неожиданные результаты. В квартире одинокой пенсионерки, которая всю жизнь проработала на фабрике или в школе, вы ничего интересного не найдете — ни оружия, ни наркотиков, ни ядов, ни золотого песка, похищенного на приисках. Но вот в квартире барыги, да еще и «кавказской национальности», всякое бывает. Анаша, та вообще очень часто встречается.

Купцов подмигнул Петрухину и сказал хозяину строго:

— Если у вас, Мамедов, хранятся в квартире предметы, запрещенные к гражданскому обороту, я советую выдать их добровольно.

Этибар-оглы выкатил глаза еще больше и искренне ответил:

— Какие предметы, слушай? Сабля, да? Нет никакой сабля.

— Значит, сабля хранится у Андрея Русакова? — с другой стороны спросил Петрухин.

— У какого Андрея?

— С которым ты каждый месяц ездишь в Москву, — сказал Купцов слева.

— «Красный стрелой», — произнес Петрухин справа.

— Последний раз вы вместе ездили в Москву второго июля.

— В четвертом вагоне, занимая места пятое и шестое.

— А в июне вы ездили третьего числа.

— Опять же в четвертом вагоне, но занимали места одиннадцатое и двенадцатое.

— А возвращались четвертого июня в шестом вагоне на местах девять и десять, — сказал Купцов.

Партнеры располагались по обе стороны от азербайджанца, так что на каждую реплику он вынужден был поворачивать голову то влево, то вправо.

— Ну! — сказал Петрухин. — Вспоминай, янычар херов! Быстро вспоминай своего кореша Русакова. Нас не колышет, что вы там в Москве крутите. Нам нужна сабля.

— Какой сабля?

— Кривой сабля, придурок… Башка рубить! — сказал Петрухин справа.

— Это твой телефон, Эдик? — спросил Купцов слева.

Продолжавший стоять посреди заваленной мешками прихожей с «дипломатом» и трубой в руках, Мамедов посмотрел на телефон и ответил:

— Да, мой.

— Номер! — приказал Купцов требовательно, и Мамедов на автопилоте произнес десять цифр.

Петрухин тут же проверил — набрал их на своем мобильном, и мамедовский телефон отозвался.

— Ну так вот: завтра же я затребую в «Мегафоне» распечатку всех твоих звонков… Ты видел, как легко мы проверили ваши железнодорожные поездки? А? Видел?.. Так же легко я проверю все твои звонки и обязательно найду среди них звонки Русакову. Это очень легко сделать, Эдик. Очень легко. А тебя я все-таки закрою на десять суток… раз ты не хочешь нам помочь — посиди, Эдик, подумай!

Леонид раскрыл свою папку и извлек из нее пачку собственноручно изготовленных на компьютере казенного вида бланков — «постановления» на производство арестов и обысков. Все — с «печатями». На некоторых он, сознательно совершая грубейшую ошибку, нашлепал слово «Ордер». Никаких ордеров на арест в природе не существует, но немалая часть наших сограждан убеждена, что именно так и должен называться документ: «Ордер на обыск», «Ордер на арест»… Наверное, так страшнее. «Идя навстречу общественному мнению», Купцов изготовил несколько «Ордеров». И вот они — подишь ты! — пригодились…

— Не хочу… Не хочу из-за Андрюшки в тюрьму, — тихо произнес Мамедов…

— Алло, Брюнет! Здорова!.. Извини, что так поздно… Ага… Короче, нам с инспектором Купцовым на завтрашний вечер, начиная часиков с восьми, потребуется сценическая площадка в «Альфонсе». Обязательное условие — отдельный кабинет. Но не как обычно, а нам желателен тот, что в самом конце зала, возле прохода к подсобным помещениям. Так что ты прямо сейчас позвони Гене. Кстати, он тоже может понадобиться в качестве декорации. Не исключено, что клиент бывал в «Альфонсе» и может знать хозяина в лицо… Какой клиент?.. Хм… Не хотелось бы сглазить, но, похоже, есть шанс непосредственно пообщаться с нашим героем-любовником… Да… А как же! Стараемся соответствовать, Виктор Альбертыч…