Requiem - Страница 16
(А значит, и там, в трансцендентном, в едва различимых лишь предельным напряжением абстрагирующей мысли бесчисленных отражениях земного, бесчисленно воспроизводится великая жертва Отца и Сына. А значит, воспроизводится и светлое служение, и трагическое угасание разума этой всю жизнь хранившей меня женщины. А значит, и там, в трансцендентном, бесчисленно воспроизводится и моя путаная судьба, и моя так внезапно возникшая потребность в покаянии, и мой ставший много сильней меня порыв к познанию Бога...)
Ведь в противном случае каждое новое Слово, зачинающее и завершающее какую-то новую Вселенную, означало бы, что драма предшествовавшей ей, так и не вместив в себя искомого совершенства, подобно препарированной лягушке безжалостно отброшена прочь. А значит, безжалостно отброшен прочь и многовековой поиск мятущейся познать Бога твари. Но совместимо ли такое с жертвой собственного Сына?
Даже преображая облик всего мира, пусть и не может единый этот поиск совершенства затронуть причинно-следственную связь между отдельными событиями нашей жизни. Пусть. Но ведь и подлинное содержание всех наших действий определяется вовсе не физической сутью творимого человеком в земной его ипостаси. Я уже говорил о том, что без исключения любое слово, сказанное нами, втайне содержит в себе все накопленное каждым из нас в духовном нашем восхождении. Но каждое произнесенное слово - это только знак скрытого движения нашей души, между тем, лишь ее импульс способен придать нужное значение всему произносимому. Но ведь точно таким же знаком является в сущности и каждый наш шаг, сделанный на этой земле, а следовательно, и каждый наш шаг может (и должен) быть разложен на сокровенный его смысл и облекающую этот смысл вещественность. И, как полное значение слова всегда аккумулирует в себе все впитанное индивидом достояние человеческого духа, нравственная природа любого когда-то свершенного нами поступка сохраняет следы всех тех сил, которые, по метафоре Достоевского, ведут нескончаемую борьбу за овладение нашей душой.
Поэтому если даже вещественность однажды свершенного движения плоти и обречена остаться неподвластной нам и в этой жизни, и в любом ином измерении единого потока Творения, то неизменность физического содержания застывающего в вечности действия, как обнаруживается, вовсе не исключает возможности преобразования того, что когда-то служило одухотворяющим его началом, не исключает возможности принципиального изменения всей его нравственной природы.
А значит, можно изменить все.
Нетленным во всем этом потоке преображения может быть только то, что создается чистой любовью. Ведь абсолютная тождественность ее той стихии, которая вела Отца и Сына, означает, что восхождение к ее вершине равносильно снятию временных оков нашего мира и внезапному прорыву в полный континуум Творения.
Впрочем, даже не так: восхождение к вершине любви есть прямое слияние с Богом. Ведь все вершимое ею непосредственно вплетается в единую ткань Творения. И здесь человек со всей дарованной ему свободой воли уже больше не стоит между Его замыслом и результатом: Творение мира и созидательный подвиг человеческой любви - оказываются просто разными именами Одного. Человек ли становится Богом, Бог ли воплощается в озаренном любовью человеке - нужно ли искать точную формулу этих имен? Да и есть ли она вообще?..
А это значит, что все вершимое любовью бесчисленно воспроизводится сразу во всех отражениях посюстороннего, раз и навсегда образуя собой узлы кристаллической решетки без исключения всех граней зазеркалья, что формируется незримым потоком Времени времени.
...И обет, однажды приносимый женщине здесь, бесчисленно отражается там, во всех измерениях Универсума, обязывая нас к его исполнению во всех пронизывающих друг друга мирах, через которые в своем восхождении к Богу нам еще суждено будет пройти...
Навсегда замкнутому в семантической структуре какого-то одного Слова, в каком-то одном из всех измерений Творения, обыденному сознанию человека открыта всего лишь одна его грань. В этом нет ничего парадоксального и невозможного: подавленное рутиной, сознание, образно говоря, одномерно, и только вспышка любви способна раскрыть перед ним его подлинную - полную метрику. Возможность удержания в памяти мелькнувшего вдруг ng`pemh означала бы собой возможность сохранения полной метрики при единственной координате. Но, увы, - не будучи в состоянии вместить его в себя, линия даже не подозревает о существовании объема, и если вдруг каким-то немыслимым топологическим чудом она на мгновение преобразуется в трехмерность, то, вернувшись к исходному состоянию, она все равно будет не в силах удержать в себе то, что заполняло внезапно открывшееся ей пространство... Однако как пережитое во сне чувство, несмотря на полное забвение всей сопровождавшей его интриги, остается с нами на весь день так и содеянное вспышкой истинной любви, даже не находя рационального оправдания, навсегда входит в нашу жизнь и память как нечто такое, за что каждый из нас готов дать немедленный ответ перед любой даже самой высокой инстанцией...
Итак: если всемогущество Создателя есть абсолют, неколебимый никакими физическими запретами, если все созидаемое земной любовью непосредственно вплетается в единую ткань Творения, движимый любовью человек обретает власть над своим прошлым.
Отсюда верно и другое: если каждое движение мысли Создателя есть преобразующий историю Универсума шаг в исполнении Его великой задачи, если Творение человека Господь осуществляет руками самого человека - тогда изменить свое прошлое каждый человек должен своими собственными руками. Вернее сказать, душой...
А это значит, что недоступность скрываемых второй координатой времени зазеркальных граней нашего мира абсолютна только для нашей плоти - несмертная же субстанция души заполняет собой полный континуум Творения, и в этой своей ипостаси она обнимает собой сразу все его измерения, каждое из которых как-то по-новому воспроизводит все, когда-то уже пережитое нами.
Я говорил о недоступной мне тайне существования не знающей тлена человеческой души... Так, может быть, высшим ее назначением в этом мире как раз и является именно этот нескончаемый круговорот постоянного возвращения и возвращения ко всему когдато совершенному в земной нашей жизни с тем, чтобы исцелить наконец боль никогда не умирающей совести? Может быть, вечная ее миссия и состоит именно в том, чтобы извлекать и извлекать какието нравственные уроки из всего бездумно творимого нами здесь, и каждый раз возвращаться к своему взыскующему раскаяния прошлому уже очищенной болью от понесенных утрат во имя наполнения всего когда-то неосторожно содеянного какой-то новой духовной природой?..
Так, может быть, и сегодняшняя моя жизнь - это жизнь человека, уже сумевшего-таки усвоить какие-то нравственные уроки уже истекшей части единого поиска Творца?..
Конечная земная жизнь и конечное сознание человека навсегда замкнуты в одномерном линейном потоке физического времени существование же бессмертной его души распростерто по всему объему, границы которому полагаются лишь полным континуумом Творения. И здесь - вплоть до самого "конца времен" полем деятельности каждой человеческой души должна стать вся однажды пережитая в смертной ипостаси земная наша жизнь. И если верно то, что по исчерпании провидимого лишь Им срока человек, как падающий в океан снежный кристалл, должен окончательно слиться с Богом, ее вечной работой должна стать постоянная трансформация того смешавшего в себе все силы добра и зла начала, которое когда-то двигало им, в чистую энергию любви. Ее вечным предметом должно стать все когда-то сотворенное плотью, ее вечной работой nqbyemhe этого одной чистой любовью, ибо только полное растворение в ней делает возможным съединение человека с Ним. "Человек состоит из Бога и работы" - сказал поэт, но он говорил только о той, которая совершается поколениями и поколениями людей, в целом и образующих собой весь человеческий род. Меж тем есть не только тысячелетиями длящийся духовный труд поколений, но и протекающая в совершенно ином измерении времени работа каждой отдельной души; именно эта работа и должна заполнить собой весь континуум ее суверенного бытия.