Ренегаты - Страница 56
– Костыль, а разве остановить Сурган можно только с помощью РПГ-2?
Он замолкает, глядит на меня исподлобья, потом как бы нехотя бросает:
– Нет, конечно, не только. Я не могу рассказать тебе всего, просто поверь – делается очень многое, и наша операция – всего лишь часть тех мер, которые позволят сохранить статус-кво.
Криво улыбаюсь. «Наша операция», надо же! Если так пойдет, я того и гляди опять стану «товарищем капитаном». Хотя нет, наверное, уже майором? Твою мать, я столько лет пытался жить сам по себе, без государства, которое то бросает своих граждан безоружными один на один с толпой вооруженных бандитов, то крадет победу у людей, этих бандитов одолевших. Правда, того государства уже нет, но, обжегшись на молоке, люди дуют и на воду. Однако тут, похоже, хоть дуй, хоть не дуй, все равно получишь…
Да что ж мне, на роду написано подставлять свою башку под пули за чужие интересы? Очаг-мочаг… Может, и нет никакого Очага, может, Костыль меня банально разводит, чтобы заставить делать то, что ему нужно? Кто докажет, что это не так? Кто?!
– Ты просто боишься, – вдруг говорит мне Костыль, и я понимаю, что несколько последних фраз произнес вслух.
Самолет чуть снижается – закладывает уши. В иллюминатор видно, что внизу вода – мы уже над Долгим озером.
– Боюсь? – Я произношу это слово осторожно, как будто оно может оцарапать мне язык.
– Именно, – подтверждает Костыль. – Все это время ты жил как в компьютерной игре. Захотел – включил, захотел – выключил. Захотел – пошел в Центрум, захотел – нет. Знаешь, есть такое словечко: «эскейпер»? Это тот, кто уходит от действительности, бежит от реальности. Одни эскейперы спасаются в алкогольном или наркотическом бреду, другие – в книгах или фильмах, третьи – в виртуальной реальности. А ты вот уходишь от жизни в Центрум. Получил контракт, открыл Портал – и нет проблем. Но вас всех объединяет одно: страх. Вы боитесь жизни, боитесь проблем. А они при этом никуда не деваются. И однажды приходят к каждому эскейперу, вот как к тебе…
– Ладно! – Я складываю руки на груди. – Разводила ты, конечно, тот еще, но… будем считать, что ты меня убедил. Что ты хочешь?
– Выполнить задание, конечно, – усмехается Костыль. – А для этого нам нужно захватить самолет, долететь до Краймара, попасть в Венальд и встретиться с получателями образца… Это программа-минимум, так сказать.
– Есть еще и максимум?
– У нас мало времени. – Костыль сосредоточивается, кивает на дверь в пилотскую кабину. – Нужно заставить их открыть дверь, а потом…
Пол неожиданно уходит у меня из-под ног. Самолет бросает в сторону, мы с Костылем летим в угол, паровая машина ревет и захлебывается. Впрочем, не успеваем мы подняться, как она снова начинает грохотать в рабочем режиме.
Дверь, за которую хотел проникнуть Костыль, распахивается. На пороге появляется механик с угрожающих размеров револьвером в руке, следом из кабины выходит пилот в унтах и кожаной куртке с меховым воротником.
– Сидеть! – орет механик, размахивая револьвером. Мы прижимаемся к стене, пилот бежит в хвост, отпирает дверь и исчезает за нею.
– Что случилось? – спрашиваю скорее для проформы – судя по зверскому лицу, отвечать механик не намерен.
– Тихо тут! – кричит он, возвращается в кабину и запирает за собой дверь.
– Херня какая-то… – Я вопросительно смотрю на Костыля, он молча пожимает плечами.
К ставшим уже привычными звукам работы паровой машины и треску пропеллеров примешивается странный гул – как будто где-то далеко звонят колокола или играет орган.
Вдруг несколько раз отрывисто кашляет хвостовой пулемет. Мы с Костылем, не сговариваясь, приникаем к иллюминаторам, пытаясь понять, по кому стреляет второй пилот, но видим только облака наверху и серое зеркало воды внизу. Самолет поворачивает, меняет курс, все время снижаясь.
– Что происходит? Кто вообще… – Договорить я не успеваю, Костыль тычет пальцем в зеленоватое стекло и кричит:
– Вот он, вот!
Там, куда указал напарник, что-то происходит, какое-то движение, но в то же время толком я ничего не вижу. Машинально тру глаза, всматриваюсь – точно, впечатление такое, словно кусок облака движется быстрее, чем остальные.
– Это что?
– «Поющий Призрак»! – торжествующе выдыхает Костыль. Он улыбается и выглядит буквально счастливым человеком. Я улыбаюсь в ответ, что называется, за компанию, но тут же вспоминаю все, что слышал о «Призраке», и улыбка сползает с лица.
– Что ты лыбишься! – набрасываюсь на Костыля. – Нам же хана!
Пулемет заходится в кашле, самолет выписывает кренделя, нас кидает друг на друга. Приходится хвататься за скамьи, чтобы не упасть.
– Я видел его лишь однажды, – говорит Костыль. – И все это время думал, что мне почудилось, и вообще… А он существует! Это Очаг, в Центруме нет таких технологий!
– Да какая разница – есть, нет! Он нас сожжет!
И будто в подтверждение моих слов за бортом возникает ослепительная вспышка. Я слепну, глохну от грохота, лечу на пол, на меня падает Костыль. Перед глазами – темные пятна. Наверное, если бы я умел, то молился бы, но я делаю то, что делают обычно в таких ситуациях все русские мужики, – матерюсь от страха.
Самолет падает. Противное ощущение обреченности буквально парализует меня. Все, это конец, сейчас мы разобьемся. Будет сильный удар, темнота и смерть…
Проходит несколько секунд – или минут? Я понимаю, что все еще жив, что самолет продолжает лететь, что паровая машина работает, а вот пулемет больше не стреляет. Ко мне возвращается зрение, и я вижу Костыля с рассеченным лбом – он сидит на полу, привалившись спиной к стене, и размазывает по лицу кровь. Дверь в хвостовой отсек висит на одной петле, из проема сочится дым.
С трудом, на четвереньках, ползу туда. Пахнет порохом и гарью. Вижу ноги в унтах, торчащие из-за корпуса паровой машины. Свистит ветер. Кокпит с пулеметом разбит, половины стекол нет, пилот лежит на спине под сиденьем стрелка. У него обожжено лицо, меховой воротник тлеет, скрюченная рука торчит в проходе. Случайно касаюсь ее, и мертвые пальцы сжимаются, ухватив меня за запястье. Кажется, это называется «мертвая хватка». С трудом освобождаюсь, забираюсь на липкое сиденье, залитое какой-то дрянью.
Пулемет двуствольный, спарка. Это местная, центрумовская модель, называется «СП», то есть «Саблезубый пес» – массивные кожухи, толстые стволы с перфорацией, калибр около десяти миллиметров. Серьезная штуковина, если обращаться с нею умеючи. Я с такими сталкивался пару лет назад, когда поезд, на котором ехал, попал в засаду в Джавале. На нас напали местные бандиты. Они разобрали пути с двух сторон и попытались захватить состав. Бой был долгим, у противника оказались пара вьючных пушек и пулеметы, железнодорожники обратились к пассажирам с просьбой помочь. Вот тогда-то я вдоволь настрелялся из «СП», руки потом два дня ходили ходуном. «Строчит пулеметчик за синий платочек…»
Лента намотана на барабан, патронов в достатке. Под ногами катаются стреляные гильзы. Берусь за рукоятки, двигаю турель вверх-вниз – вроде все рабочее. Молния, выпущенная «Призраком», разнесла часть заднего крыла и, видимо, краем задела кокпит, разворотив остекление и убив стрелка. Пулеметы не пострадали.
Несмотря на то что самолет идет на небольшой высоте, мне очень холодно. За уцелевшими стеклами кокпита – небо, рваные клочья облаков, сбоку какая-то темная полоса. Не сразу понимаю, что это дым, идущий, судя по всему, из нашего самолета.
Страх отступает, его место занимает злость. В этот момент я не думаю о том, что самолет, по сути, несет нас с Костылем на верную смерть в сурганских застенках, сейчас это не главное. Есть я, есть враг. Я пока не вижу его, но знаю – он где-то здесь, в небе, притаился, прячется, но рано или поздно я его достану, потому что…
Что «потому что», додумать не успеваю – «Поющий Призрак» внезапно возникает наверху, в голубой дыре между облаками, возникает словно бы из ниоткуда, полностью оправдывая свое название. Я вижу его отчетливо: это зеркальный пузырь невероятных размеров, выпуклые бока отражают все вокруг, на хрустальном горбу горит длинный солнечный блик. Прикидываю расстояние – метров пятьсот, должно хватить с лихвой. Закусываю губу, как в детстве, навожу прицельный квадрат на «Призрака» и жму на педаль спускового механизма.