Реквием по вернувшимся - Страница 8

Пристинскую он «уложил» в первом же совместном полёте. Честно говоря, там и усилий прилагать не пришлось. Корабельный врач относилась к самой «покладистой» разновидности женщин – «восхищённые». Для них хватало белозубой улыбки и дежурного набора анекдотов. Он бы и Коцюбу «уложил», да писатель некстати вклинился. Внешностью потягаться с Масловым тот, конечно, не мог, но лапшу на уши вешал профессионально. И вся экспедиция обернулась охами да вздохами по «любимому Андрюшке». Ничего, Маслов знал, что подобная романтичная влюблённость долго не держится, особенно у таких девиц, как Коцюба. Во-первых, она входила в категорию «скучающих», то бишь тех, кого можно подловить, сыграв на настроении. Во-вторых, она была явной «перехватчицей», – смириться, что лишена удовольствия, которого у подруги в избытке, не могла ни в коем разе. А Пристинская наверняка не молчала, расписала все Степановы мужские достоинства в лучшем виде. Во второй экспедиции Коцюба «уложилась». И пусть теперь сколько угодно мелет о «случайностях», Степан добился, чего хотел.

На «Колумбе» оставалась одна «не охваченная внимание» женщина. Медведева была ему не симпатична ничуть, но загвоздка заключалась не в этом. И не в том, что командиром корабля был её гражданский муж – подумаешь! – прецеденты имелись. Круминь может обижаться сколько захочет – Степан по любому уйдёт в другой экипаж. Однако Медведева относилась к редкой породе женщин, на которых обольщение не действовало. Степан мог хоть наизнанку вывернуться, она всё равно не поверила бы. Самым правильным в таких обстоятельствах было отступить, признать проигрыш. Но как это било по самолюбию! И треклятое самолюбие пересилило, Степан пошёл на «Колумбе» в третью экспедицию. У него оставалась единственная надежда – хоть Медведева и не поддавалась обольщению, но всё же была «сострадалицей». И попытаться использовать свой шанс Маслов мог лишь, пока Круминь спал в стасисе. Он даже помолился, чтобы гориллоид-навигатор «ламернулся» несколько ряд подряд. Молитва пропала втуне – к точке назначения они вышли с первого раза. И значит, у Степана оставался один вечер.

Коридор жилой палубы изгибался дугой. По правую руку – служебные помещения, по левую – каюты экипажа. Маслов занимал вторую, Медведева – четвёртую. Всего то двадцать шагов от двери до двери. И нажать кнопочку на панели интеркома. Степан и это нажатие тщательно выверил – чтобы сигнал прозвучал просительно.

Дверь распахнулась почти тотчас – Медведева не спросила, зачем это она понадобилась бортинженеру в такое, явно неурочное время. Что ж, хороший признак.

Степан осторожно, бочком вошёл в каюту.

– Можно? – как будто и так непонятно, что можно, раз отворили.

Медведева кивнула, уставилась вопросительно. Этого взгляда Степан терпеть не мог – как будто лазерами прожигает. Попробуй тут соврать! Он врать и не собирался. Разве что самую малость.

Он потупился и опустил плечи.

– Слава, я… в общем, я не знаю, к кому подойти с этим… И в себе держать больше не могу.

Славой Медведеву называл только Круминь, да и то, в неофициальной, так сказать, обстановке. Степан попробовал несколько раз это имя, – когда никого рядом не было, естественно. Прокатило, женщина не возмутилась и не удивилась вроде бы. И он записал это в свой актив.

– Стёпа, да ты садись, – пригласила Медведева.

Маслов глаза не поднимал, потому не видел, кивнула она ему на кресло или нет. Очень показательно не видел, потому замялся, не зная куда сесть, – сама-то хозяйка каюты сидела на кушетке. Наконец, после мучительно раздумья и он опустился рядом.

– Слава, понимаешь, я, разумеется, мог бы подождать Нику, и ей рассказать. Но пугать её не хочу. А к командиру… не хорошо как-то. Подумает, что бортинженер того… списывать пора.

– Стёпа, я слушаю, слушаю. Что у тебя случилось?

Он помолчал, собираясь с мыслями. Вдохнул побольше воздуха. Поднял и чуть повернул голову – очень аккуратно, чтобы не встретиться взглядами. Смотрел как бы в лицо собеседнице, но в тоже время – мимо.

– Не у меня, у нас всех! Как из гиперпространства вышли, так и…

– Ты… что-то почувствовал?

Краем глаза Маслов заметил, как женщина вздрогнула. Пронялась – чертовщинка всякая, это ж по её части! Стало быть, тактику он выбрал верную.

Степан вдохновенно продолжил:

– Слава, ты ведь знаешь, я хороший инженер. Я этот корабль до последнего винтика знаю, не головой, руками знаю. Ты меня с завязанными глазами на любую палубу, в любой отсек заведи и позволь пальцами переборки коснуться, – определю, где нахожусь. А сейчас…

Раньше ему не приходилось бывать в каюте пилота, лишь из коридора мельком заглядывал. Теперь мог рассмотреть её в подробностях. Каюта как каюта, стандартная обстановка. Кушетка с тумбой в изголовье, квадрат столешницы с выдвижным терминалом, кресло, дверь утопленного в переборку шкафа. Жилое пространство в нуль-кораблях ужато до предела, но люди даже в такой аскетичной обстановке умудряются добавить своему обиталищу индивидуальности и комфорта. У Степана, например, все стены оклеены… не порнографией, само собой! Репродукциями пейзажей, земных, умиротворяющих, идеально подходящих для релаксации. А на кушетке – целая горка маленьких подушечек. Хоть под голову подложи, хоть под… А у Пристинской с полдюжины плюшевых медвежат-зайчат-«фиг-знает-ковят» по каюте разбросаны. И фотка дочуры её, естественно.

В каюте Медведевой не было ничего, как будто хозяйка только сегодня в неё заселилась. Единственное исключение – к дверце шкафа приколота магнитной булавкой картинка. Лист белой бумаги с нарисованной грифельным карандашом птицей. Чайка парила над морем, а внизу, среди волн, угадывались мачты, паруса. Пропорции соблюдены не были: чайка на пол листа, кораблики же изображались несколькими штрихами, не понять, насколько успешно они боролись со штормом. Верхнюю часть картинки занимала зловещего вида чёрная туча, прорезанная зигзагами молний. Только до корабликов молнии не могли дотянуться – распластанные крылья чайки преграждали им путь.

– …сейчас так не получается, – Степан облизнул пересохшие от волнения губы. Пальцы его то сжимались в кулак, то разжимались, рука дрожала. И в конце концов соскользнула на кушетку, нечаянно задела бедро женщины. – Не чувствую я корабль. Как будто подменили его. Или нас?

Рука лежала, касаясь бедра женщины, а Медведева на это никак не реагировала. Слишком захвачена была рассказом? Взглянуть ей в лицо, чтобы проверить, Степан не отважился.

– Слава, ведь невозможно такое, чтобы с информационным пакетом что-то случилось во время перемещения, правильно? Наука опровергает, да? Это у меня нервы шалить начали, да? Скажи, ты же ничего странного не заметила? Ты же разбираешься в разных поту… необычных штуках?

Степан не врал, только слегка преувеличивал. Описанное им ощущение возникало после каждого гиперперехода и, разумеется, никакого отношения к «ошибкам информпакетов» не имело. Индивидуальная реакция организма на масс-информационное преобразование. В лечении не нуждается, проходит в течение суток. И в этот раз уже почти прошло. Но это «почти» и отличало ложь от преувеличения, позволяло быть правдивым в сегодняшней Игре.

Маслов вновь облизнул губы. Самое время было повернуться к женщине, податься вперёд всем телом, схватить за руки… Повернуться Степан не мог. А Медведева молчала, будто не слышала его сбивчивых, взволнованных, на грани истерики вопросов.

Он мысленно скрипнул зубами. Вот кукла деревянная! Но заданный темп нужно выдерживать. Рука бортинженера дёрнулась было и безвольно упала. Накрыла сложенные в замок руки женщины. И на это Медведева никак не отреагировала. Даже не вздрогнула. Требовалось сказать ещё какую-нибудь полуправду, повысить градус. Поймёт же она когда-нибудь, что мужчина слаб, в одиночку не справится с навалившейся бедой. Что его нужно успокоить, приголубить, дать выплакаться в жилетку.

– Я ещё на Земле предчувствовал… Да нет, что я говорю! Как раз всё на оборот. Ты ведь знаешь, я ни на одном корабле больше чем в две экспедиции не хожу, правило у меня такое. А здесь… Сам не знаю, зачем я остался. Как будто тянуло что-то. Эх, не нужно было идти в эту экспедицию!