Рекреация - Страница 4

Он с удовлетворением осознал, что с трудом припоминает, кто он на самом деле и какие дела ждут сегодня. Со стариковским кряхтением новорожденная личность встала с кровати и побрела в ванную ополоснуть тяжелую после сна голову. Зазвонил красный телефон без номеронабирателя, и Серега с ругательствами, капая на пол, вернулся в комнату.

– Да?

– Доброе утро, – это был Лида. – Как ты себя чувствуешь?

– Шведом.

– Замечательно. Послушай, как твой левый глаз?

Это был вопрос, не обещающий ничего хорошего. Шесть лет назад, когда он полностью ослеп на левый глаз, один профессор в новосибирском центре офтальмологии вшил ему вместо хрусталика микроскопический рентгеновский анализатор, который проецировал на сетчатку изображение именно из этого диапазона. Тогда это казалось крутым и полезным приобретением, так как радиационный фон почти везде позволял просветить, например, человека па предмет наличия оружия, да и многого другого. Однако созерцать постоянно абсолютно чуждую для мозга картину, причем даже через закрытое веко, оказалось опасно для рассудка. Непрерывное видение двумя глазами двух разных действительностей приводило к жутким головным болям, при воспоминании о которых теперешнего Серегу передернуло.

– Нет, спасибо, больше я не буду спать в плавательных очках со свинцовыми вкладками. Когда я уходил, доктор поменял эту дрянь на искусственный хрусталик. Ни за что не соглашусь вставлять ее опять.

– А как-то раз, в пьяном виде, ты хвастался, что она спасла тебе задницу. Не помнишь?

– Ну и что? Я себя не смогу заставить. К тому же, кто из нынешних коновалов сможет вставить ее обратно?

– Дружище, не так долго ты отсутствовал. Профессор Покровский хоть и постарел, но еще оперирует.

Серега неразборчиво булькнул, огорошенный этим известием.

– Серега, мы что-нибудь придумаем!

– Вы придумаете, садисты. Какие-нибудь свинцовые жалюзи па веко, чтобы я стал похож на терминатора.

Лида был понятливым малым, поэтому он закончил разговор. Через полчаса за Серегой пришла маленькая девушка с комариным писком вместо голоса.

– Господин Ледяхов приказал вас проводить в гараж! – заявила она, хмуря бровки. Хитрый Лида знал, как избежать ненужных споров…

На седьмой день Бог создал человека. Оскар Энквист тоже не был выношен в материнском чреве, а был создан по желанию могущественного, только на этот раз коллективного, разума. Он стоял у зеркала, отогнув на лоб некое подобие пиратской накладки на глаз (только со свинцовой изнанкой). Смотреть обоими глазами было трудно: опять, с непривычки, так и хотелось зажмурить левый глаз. Им Кременецкий видел какую-то серую неоднородную поверхность – наверное, бетонную стену за зеркалом. Сергей представил, что смог бы оказаться напротив себя самого, там, на месте отражения. Он увидел бы чудовище, у которого на фоне смуглого живого человеческого лица четко просматривались контуры черепа, с треугольной дырой на носу и круглыми глазницами. Поверх этих черных кругов были бы словно нарисованы два разных глаза – один коричневый, второй черный… Серега тяжело вздохнул. Содрав повязку, он надел плотно облегающие лицо очки и опустил с левой стороны специальную шторку.

За окном было темно, как в самый дождливый осенний вечер: юго-западный ветер гнал в небе тяжелые низкие радиоактивные тучи, пришедшие из далеких аравийских пустынь, и мелкую всепроникающую пыль у мостовых. Счетчик Гейгера, висящий на свинцовой раме окна, потрескивал, как рвущийся шелк. Серега закрыл глаза, представляя, как во всем городе, один за другим, начинают трещать тысячи таких счетчиков… Чудовищная симфония медленной смерти.

Какой-то лейтенант, резко отличавшийся от тощего персонала внутренней службы широкими плечами и высоким ростом, провел его в комнату для снаряжения, ту самую, которую он посещал уже раз сто перед своими заданиями. Б отдельном шкафчике, который давно называли музейным, висели костюмы на пластиковых плечиках. Семнадцать штук, и почти все с траурными черными ленточками на рукавах. Одежда Первых. Без ленточек остались только три рукава – третий (Женькин), четвертый (Серегин) и шестой (Лидии). Каждый из помеченных черным означал убитого или пропавшего без вести друга… За что они умерли? – спрашивал себя Серега, надевая жесткий пиджак из м-кевлара. В борьбе за демократические идеалы, против коммунистического мракобесия и средневекового исламизма, как говорилось в патриотических некрологах. Какая жалкая унизительная ложь! Ибо в мире давно не было ничего идейного. Есть только стада враждующих дикарей, у которых пока еще осталось от прежних времен много технически совершенных орудий убийства. Горько сознавать, что ты был орудием в схватке свихнувшихся. Горько и одновременно безразлично – вот какой парадокс. Просто сражался за жизнь, насаждая смерть. Как отвратительна эта присущая человеку черта! Страшно подумать, что он, С. Г. Кременецкий, капитан ВР Сибирской Демократической республики, живо содействовал тому, чтобы новые поколения рождались для жизни в аду.

Гадкие мысли сожрали хорошее настроение, как пираньи угодившую в реку корову. Серега постарался отвлечься от самобичевания и поглядеть в зеркало. Хороший костюм, хотя, пожалуй, отставший от моды своим мешковатым покроем. Ах, Семен Семеныч, какая же к черту нынче мода. Серега вынул из кармана ножичек с выкидывающимся лезвием и резанул себя по рукаву. Ткань возмущенно взвизгнула, но осталась по-прежнему целой.

– Хороший костюмчик, – уважительно пробасил лейтенант. Серега усмехнулся похожести его слов на свои мысли.

Лейтенант без видимого усилия протянул объемистую черную сумку:

– Господин майор просил передать, что все сложено по вашему списку, и вам остается только вооружиться.

– Если там все по списку… – пробормотал Серега, расстегивая сумку. Сверху, па пакетах из черного полиэтилена, лежал «Глок-17» с матово-серебристым стволом и шершавой черной рукоятью. Кременецкий поднял его и долго вертел в руке, словно видел впервые и не знал, что это за штука. – Вот я и вооружился.

– Одним пистолетом? – недоверчиво спросил лейтенант.

– Мой арсенал здесь, – ответил Серега, постучав пальцем по лбу.

Лейтенант широко улыбнулся, понимающе кивая:

– Ну да, глупо с моей стороны удивляться. Извините, просто я с вами никогда не сталкивался раньше. А здесь привык уже, что «студенты», когда собираются, в каждый карман суют пушку, да еще спрашивают такие модели, что волосы дыбом встают.

– «Студенты»? А кто я – профессор? Или пенсионер?

– Скорее первое.

– Спасибо за комплимент. Послушай, а кто же тогда ты – слишком молод для профессора, но староват для студента. Аспирант?

Лейтенант невесело рассмеялся:

– Я-то как раз и есть пенсионер. Знаете, как стариков принимают на прежнюю работу сторожами. Так и я. Пять лет назад пришел в отдел контрразведки, а через год меня подстрелили. Пуля до сих пор где-то в позвоночнике сидит.

– Грустно. Ну ладно, старичок, спасибо за костюмчик и баул, мне пора.

– Удачи вам, господин Кременецкий.

– Спасибо. Постараюсь оправдать твое доверие. В гараже его ждали Лобанов и Лида.

– Орел! – закричал Женька. – Как самочувствие?

– Семь дней – полет нормальный. Немного волнуюсь… Как будто все в первый раз. Ну, что дальше? Как я понимаю, пришло время отправляться?

Человек с сержантскими погонами взял его сумку и поставил ее внутрь массивного микроавтобуса.

– Объясняю ситуацию, – заговорил Женька. – У нас нет настолько надежных каналов отправки за границу по земле, чтобы я мог рискнуть и отправить тебя по ним. Китай объят страшной войной, белому человеку там нечего показываться, якуты совсем по другую сторону, СССР и Казахстан – наши самые заклятые враги. Ты бы прошел через любую страну из этих двух, я верю, но самое важное для нас сейчас – время, и ты не должен его терять. Поэтому в Европу ты будешь добираться самым экзотическим путем – по воздуху. Сейчас мы едем на аэродром ПВО «Каменка». Там уже подготовлен самолет для тебя.