Реки огненные - Страница 3

- Лука Федотыч, на палубе безобразие.

- Лепортуй.

Вахнач доложил.

- Ежли пьяны, гнать их поганым помелом! - приказал боцман.

- Никак не уходят, вас требуют.

- Меня?

- Так точно.

- Кто бы такие?.. Пойти взглянуть...

На палубе свадьба галочья вроде.

Мишка в обиде, Ванька в обиде:

- Штык в горло...

- Собачья отрава... Ччырнадцать раз ранен.

И прочее такое.

Боцман баки огненные взбил и неторопливо грудью вперед:

- В каком смысле кричите?

Ванька зарадовался,

Мишка зарадовался:

- Федочч!..

- Родной!..

И старик узнал их. Заулыбался, ровно сынам своим.

По русскому обычаю поцеловались и раз, и другой, и третий.

- Баа... Ваньтяй... Бурилин...

- Жив, Федочч?.. А мы думали, сдох давно...

- Каким ветром вынесло?.. Ждал-ждал, все жданки поел.

Волчок с недовольным видом отшагнул, пропуская на корабль горластых гостей.

4

В каюте обрадованный Федотыч с гостями.

Помолодели ноги, и язык помолодел, игрив язык, как ветруга морской. Легкой танцующей походкой старого моряка боцман бегал по каюте вприпрыжку и метал на кон все, что нашлось в запасце. Не пожалел и японского коньяку бутылочку заветную, которая сдавна хранилась в походной кованой шкатулке.

- Раздевайтесь, гостечки желанные, раздевайтесь, милости просим...

Дружки стаскивали рванину.

- Скрипишь, говоришь?

- Ставь на радостях пьянки ведроСтарик забутыливал и тралил закусками стол.

- Скриплю помалу... Раньше царю, теперь коммуне служить довелось. Чего ты станешь-будешь делать?.. Живешь, землю топчешь, ну, знач, и служи... Давненько не залетывали, соколики, давненько...

- Не вдруг.

- Сквозь продрались.

- Подсаживайся, братухи, клюйте... Корабли по сухой пути не плавают.

Ваньку с Мишкой ровно ветром качнуло:

- Нюхнем, нюхнем, почему не так, взбрызнем свиданьице.

- Пять годков, можно сказать...

Искрились стаканчики граненые, вываливались пересохшие

языки: ну, давай...

- Ху-ху, - заржал Ванька и закрутил башкой, - завсегда у тебя Лука Федочч, была жадность к вину, так она и осталась.

И нет ничего в бутылке, а все трясешь, выжимаешь, еще капля не грохнет ли...

- И капле пропадать незачем... Ну, годки, держите... Бывайте здоровеньки... Дай вам бог лебединого веку, еще, может, вместе послужить придется...

Чокнулись,

уркнули,

крякнули.

- Мало... Тут на радостях ковшом хлестать в самый раз!

- Пока ладно. Счас кофею сварю. Где были, соколы?

- Ты спроси, где мы не были?

- Пиры пировали, дуван дуванили...

Кофей в кружки, старик в шепоток:

- На троицу подъявлялся тут Колька Галчонок, из-под Кронштадту чуть вырвался... По пьянке ухал, что вы с Махно ударяли?

- Боже упаси.

- Огонь в кулак, вонь по ветру.

Наверху языкнули две склянки. Невдалеке суденышко бодро отэхнулось: динь-нь-ом... динь-нь-ом... И еще бойким градом в лоток бухты зернисто посыпались дини-бомы. По палубе топоток-стукоток - команду выводили на справку, а по-солдатски сказать, на поверку.

- Бессонов?

- Есть!

- Лимасов?

- Есть!

- Кудряшов?

- Есть!

- Закроев?

- Есть!

- Яблочкин?

- Есть!

- Есть!

- Есть!

- Есть!

Гремела команда:

- Шапки на-деть! По своим местам бе-гом!

По палубе хлынул бег,

в парусиновую подвесную койку

укладывался корабль спать.

В Мишке сердце стукнуло,

в Ваньке сердце стукнуло,

враз стукнули мерзлые, отощалые

сердца.

- Кораблюха...

- Распиши, старик, как живете, чем дышите?

Подмоченный коньяком боцман морщился и вываливал новости:

- Живем весело, скучать недосуг. Работа одна отрада, одна утеха, а так ни на что не глядел бы... Назола, не жизнь... Моряков старых всего ничего осталось, как вихорем пораскидало..

На оторрвут... Все загребают в свои лапы эти камсалисты крупа...

Взгалдели:

- Ботай, чудило... Как же без нас-то?

- Мы в гвозде шляпка.

- То-то и оно, шляпки ноне не в почете.

Охнули,

ххакнули,

задермушились:

- Тузы, шестерки, винновы козыри...

- Старый моряк... Мы - девятый вал!

Мах рукой просмоленной, обугленной в солнечке.

- Девятый?.. А то идет десятый вал... Полундра! Все накроет, все захлестнет, партейная сила зубаста.

- Эдакого нагородишь...

- Силы - вагон, еще повоюем.

- Крышка, соколы, о прежнем времячке думать забудь.

Нонче куда ни повернись, в ячейку угодишь али в кружок...

И мне, старому дураку, кольцо в губу да в тарарам студию.

Чуть отыгрался. Ты, говорят, товарищ боцман, будешь вроде купца. Тьфу, мне ли в такие дела на старости лет...

- Ха-ха-ха, зашел Федочч!

- Дела-делишки...

- Бывалошно-то времячко любому сопляку припаял бы я неочередной наряд в галюн с рассеиваньем, а теперь - шалишь.

Как, да што, да на каком основании... Вызовет вахтенный какого-нибудь салагу, тот и начнет бубнить: "почему меня, а не другого? Это не так, да это не эдак..." Башку оторвать мало за такие разговорчики!

- Растурись, старик, огоньку бутылочку-другую, сосет...

Денежки у нас е, денежек подмолотили.

- Погазуем!

- Во вкус вошли?.. К фелынеру разя сунуться?

- Крой.

- Пистоны есть, на, держи!

Мишка выбросил на стол пучагу засаленных кредиток.

Горели, чадили сердца: бутылкой не зальешь, в море не утопишь... Куды тут... Широки сердца моряцкие, как баржи.

Убежал старик.

- Хха.

- Ххы.

- Во, как наши-то вырываются...

- Эдак.

Федотыч

с бутылками.

В стаканы разливал по-русски, всклень, через края расплескивал.

Рассказывал боцман такое:

- Осталось у нас после белых лодка с дыркой да челнок без дна... И наш корабушка по уши в воде торчал. Котлы были порваны, арматура снята, ржавчины на вершок, травой все проросло. Стук - приказ: "Товарищи, восстановить!" - "Есть!"

Какой разговор?.. Есть и отдирай. Взялись. Давай-давай! С чего взяться? Струменту нет, матерьялу нет, денег нет, хлеба мамалыжного цо полфунту в день... В трюмах вода, в рулевом вода, в кочегарке вода, клапаны порваны, отсеки разведены, ну, разруха на тыщу процентов... Качать воду надо. А как ее будешь качать, ежли турбины застонали? Удалые долго не думают, давай вручную мотать... паром. Гнали-гнали, гнали-гнали1 глаза на лоб лезут. Стой, конвой! Приходим ватагой до начальника комиссара. "Вам паек?" спрашивает он. "Паек..." - "Нет пайка, товарищи. Разруха, голод, красный ремонт, надо быть сознательными и так далее. Вот, говорит, вам махры по две осьмушки на рыло, а больше ничего сделать не могу. Скоро пришлют, говорит, из центра камсалистов на подмогу, а больше ничего сделать не могу". Закурили мы той самой махры, утерлись да и пошли.

Мишка с Ванькой слушали тяжело, тяжело рыгали, уперев глаза в пол.

Федотыч бегал по каюте, вязал слова в узлы:

- Разве ж когда вырывалось из моряцких рук хоть одно дело? Никогда сроду. По щепке склеили, по винту снесли, а сгрохали кораблюшку. Завод же опять помог, шибко помог.

Камса поддержала. Ребятишки, а старатели, цепки до дела, прокляты...

- Ты, что же, за лычком тянешься? - спросил Ванька.

- Лычко мне ни к чему, издыхать пора... И совсем тут не в лычке звук.

Подмокли,

рассолодели,

в руготне полоскались яро.

- Утята?

- Крупа, говоришь?

- Прямо сказать, пистоны. Никакого к тебе уваженья. Хозяевами себя чувствуют, хозяевами всего корабля, а может, и всей Расеи. Мы, гыт, принципияльно и категорически. Не подойди... Заглянул счас на полубак, там их полно. Кричат, ровно на пожаре. День в работе на ногах, ночью, глядишь, где бы отдохнуть, а они, сукины сыны, собранье за собраньем шпарют, ровно перебесились...