Река ведет к Истоку - Страница 8

На самом деле Ракун не был уверен, что у злобной травы есть нос или глаза, но в пространстве она ориентировалась достаточно бодро. Вот и сейчас жвачка ухватила стебельком трусики и немедленно к ним присосалась. Распробовала! А потом обнаружила, что чемодан полон более вкусных вещей, чем сапоги, и начала заинтересованно переползать внутрь. Медленно, листик за листиком, зато сама.

Дождавшись, пока она окончательно скроется в недрах чемодана, магос резко его захлопнул, запер и снова уменьшил. Не пропадать же добру!

Главное – потом не забыть вытащить в спокойной обстановке, прежде чем отдавать Нине.

Эта склочная женщина его за такое, конечно, убьет. Но лучше уж она, чем злобная трава, подкинутая какими-то уродами.

Кстати, об уродах… Магос выдохнул сквозь сжатые зубы и рванул к поверхности. Ну-ка посмотрим, кто решил расправиться с ним таким бездарным способом.

Выныривал он осторожно, едва-едва приподнимая голову над водой. Как выяснилось, можно было не скрываться – вокруг трепетал стеблями прибрежный рогоз, намертво закрывая обзор. Пришлось наплевать на предосторожности, подплыть к самому берегу и выпрямиться в полный рост. Очень тихо, чтобы случайный плеск или шелест не выдал его присутствия.

Но многочисленные предосторожности оказались бессмысленными: берег, открывшийся перед Ракуном, был абсолютно пуст.

Магос обернулся к реке, но там тоже никого не обнаружилось, только болталась на мелководье пустая лодка.

Кто бы ни подстроил все это, ему требовался не сам Ракун, а его юная племянница. И этот кто-то ее забрал.

Ракун уныло бродил по берегу, расшвыривая лезущие под ноги ветки.

На влажной земле виднелись следы четырех человек, чуть дальше от берега к ним добавлялись отпечатки сапог пятого, оттиски лошадиных копыт и тележных колес. Магос честно отследил похитителей до ближайшей дороги и даже прошел по ней несколько шагов, но затем повернул обратно. Догонять конных пешком – бесполезное занятие.

И даже на помощь позвать некого, потому что для этого надо сначала добраться до Истока.

Он бросил беглый взгляд на реку. Та, как ей и положено, текла к устью. Придется дождаться нового рассвета. Почти сутки. Почти сутки наедине с Алинкиной теткой, которую в любом случае уже пора расколдовывать, а то ведь помрет ненароком.

Ракун вытащил из кармана статуэтку и положил на берег. Ладно хоть посторонних нет, никто не помешает.

Заклинание сработало быстро: спустя мгновение на земле лежала уже вполне живая и невредимая женщина. По крайней мере внешне все выглядело нормально. А вот что там внутри…

Магос отступил на несколько шагов назад и приготовился при необходимости бежать как к Нине, так и от нее.

– Раз… два… три…

Считать вслух было не обязательно. Считать вообще было не обязательно, но очень уж не хотелось ждать в тишине. Да и по данным каких-то там исследований распаковка проходит менее болезненно, если жертва заклятия ощущает присутствие рядом других людей. Желательно, конечно, близких, но сойдут и просто живые.

Нина эти исследования явно не читала, поэтому на счет «четыре» вздрогнула, напряглась, выгнулась дугой и дико, нечеловечески заорала. Спазм вскоре закончился, но боль осталась. Женщина вслепую шарила руками по земле, с корнем выдирала траву, сучила ногами, дергалась и хрипло выла. На ее лицо Ракун старался не смотреть.

На счет «девятнадцать» ее отпустило окончательно. Нина затихла, потом со стоном перевернулась на живот, с трудом встала на четвереньки и раскашлялась. Затем – сочно, со вкусом выругалась. И только после этого наконец-то подняла голову. Мутные глаза в звездочках полопавшихся сосудов смотрели прямо на магоса.

– Садист и психопат! – прорычала женщина.

– Я предупреждал, что будет больно, – пожал плечами Ракун, подходя ближе и наклоняясь, чтобы помочь женщине встать. Но она оттолкнула его руку и довольно ловко отскочила в сторону.

– Больно? За горячую сковородку голой рукой схватиться – больно. Утюг на ногу уронить – больно. Зубы драть без анестезии – больно! А то, что сейчас произошло, – это я даже не знаю, какое слово. Это как живого человека наизнанку вывернуть.

Губы у нее дрожали.

Ракун, напротив, улыбнулся. Ругается – значит, жива и вменяема. Все помнит и, по-видимому, осознает. Одной проблемой меньше.

Вторая проблема, впрочем, никуда не делась. Выплеснув гнев, Нина нерешительно переступила с ноги на ногу (каблуки воткнулись в землю по самую подошву), огляделась и удивленно спросила:

– А где Алинка?

– Там, – махнул рукой магос.

В правильном направлении, кстати, махнул. Но расколдованной оно чем-то не понравилось, и она прозорливо уточнила:

– Там – это за кустами? Или в ближайшем городе? Или где? Мы вообще прибыли на место?

– Не совсем, – не стал скрывать Ракун.

– Поэтому ты выглядишь так, будто только что вылез из болота? Что случилось? Ничего не хочешь мне рассказать?

Теперь настала очередь магоса переминаться с ноги на ногу.

– Сядь, – наконец велел он.

Нина огляделась вокруг, не нашла ни стула, ни даже туристической пенки и демонстративно осталась стоять, уставившись на Ракуна, как милит на пойманного контрабандиста. По крайней мере ощущения были очень похожими.

Но, в отличие от милитов, Нине Ракун врать не рискнул.

Рассказал все.

Почти все. Про засунутую в чемодан водоросль все-таки промолчал.

– Так, ладно… Надо успокоиться, надо успокоиться… – бормотала Нина.

Возможно, успокоиться действительно надо было, но у нее никак не получалось. Вот бегать туда-сюда по берегу, нервно жамкая юбку, – да, вполне.

Ракун, наоборот, спокойно сидел на поваленном бревне, смотрел на реку и улыбался.

– Какого черта? – набросилась на него Нина. – У тебя племянница пропала! Что в этом смешного?

– Ничего. Я же не смеюсь, – развел руками магос.

– Но улыбаешься!

Ракун вздохнул и усилием воли придал лицу серьезное выражение, более соответствующее ситуации. Хотя через несколько минут губы снова невольно растянулись в улыбке.

Когда-то в далеком детстве эта привычка казалась полезной. Когда ты мелкий, тощий, нескладный, не можешь сам за себя постоять и вынужден каждый день терпеть насмешки более удачливых и богатых сверстников, единственное, что остается, – это улыбаться. Чем больнее бьют – тем шире улыбка. Всем назло.

Годы прошли, а привычка осталась. Теперь она бесила окружающих еще больше. Ракун улыбался и милитам, и клиентам, и мужьям любовниц, явившимся в самый неподходящий момент. И тому гаду с кнутом, чтоб ему побыстрее сдохнуть. Улыбался даже на похоронах брата и Галины. Слышал осуждающий шепот за спиной, сжимал кулаки – и улыбался.

Отвратительная привычка.

Объяснять все это Нине магос не стал. Она была явно не в том состоянии, чтобы слушать его откровения. А он не имел ни малейшего желания ими делиться.

– Надо что-то делать! – снова начала Нина. – Нельзя просто так сидеть и ждать у моря погоды!

– Это река.

– Да мне без разницы! Мы не можем торчать здесь бесконечно.

– Не бесконечно, а до рассвета. Так что сядь и заткнись. Мне надо подумать.

– Ты уже час думаешь, а Алинку в это время увозят все дальше. Надо идти за похитителями! Не хочешь помогать – я сама пойду!

– Куда ты пойдешь, женщина? Пешком догонять лошадей? А дальше что сделаешь, если вдруг догонишь на свою голову? Пальцем им погрозишь? К совести воззовешь?

Нина пристыжено замолчала. Ненадолго. Спустя несколько минут мельтешение продолжилось:

– Зачем они это сделали? Чего они хотят? Денег? У меня нет денег! У тебя есть деньги? Должны быть, ты же колдун, местная элита! Или им просто понравилась девочка? Она же еще совсем маленькая! У вас тут есть работорговля? А детская проституция?

– Ей восемнадцать. По местным меркам она уже несколько лет как не ребенок, – уточнил Ракун.

– Как это несколько лет? У вас ведь совершеннолетие в восемнадцать!