Реймунд Стург. Лабиринт верности (СИ) - Страница 10

Кое-где на уличных жаровнях готовили еду, которая пахла совершенно несъедобно, кое-где происходили стычки и драки. Но при этом по дороге встретились два массивных деревянных сарая, в одном из которых громко трещали ткацкие станки, а из второго резко пахло рыбой и солью — суконный цех и заготовки рыбы, видимо, некоторые крысы все же могли заработать себе на жизнь.

Периодически попадались более целые каменные дома, довольно старые по большей части, на них краской или иногда грязью неумело были изображены различные эмблемы типа крысиного черепа или невнятного ножа — знаки ватаг. Банда была неоднородна — она состояла из множества до той или иной степени лояльных главе банды ватаг, владевших определенными территориями района, крышевавших местные производства и собиравших дань за защиту со всех, кто жил на их территории.

Крысы, состоявшие в ватагах, разительно отличались от большей части населения квартала — оборванной и глубоко несчастной. Бандиты были одеты броско и эклектично, часто несли на себе неполные доспехи и вооружались чем только попало, ведь количество оружия определяло статус в банде.

Центр района создавал контраст с прочими его частями — геометрически правильные улицы с добротными деревянными домами, имевшими соломенные или черепичные крыши, с бумажными дверьми, что говорило о страхе, который внушали жители этих домов прочим крысам.

В центре стояла небольшая пагода с покатой крышей. По улицам ходили вполне прилично одетые степенные крысы, иногда появлялись воины главы банды — в добротных сегментарных доспехах, светлых одеждах, при пистолях, мечах, копьях или боевых посохах. Несмотря на внешний лоск именно крысюки, ходившие по центру квартала, производили впечатление самых опасных и опытных бойцов. Даже женщины-крысы тут были при оружии, которое явно носили не для красоты, и даже когда поливали дорогу перед домом водой, чтобы прибить пыль, они держали свои ножи и катары так, чтоб в одно мгновение пустить их в ход. Видно было, на чем держалась власть правителя банды.

«Пыль, хлам, отбросы. Как можно так жить. Кто вообще может так жить и уважать себя при этом. А те, что у пагоды — хороши, отборные твари. Головорезы с большой буквы. Наверняка и спят с клинками. И в доспехах. Подозревая угрозу от каждого вокруг. Безумный маленький мирок. И все же, я бы не вышел против трех, нет, шести таких крыс в одиночку. Кто бы мог подумать, такие бойцы — и посреди такого хлама».

Грязь, нищета. Бедность на грани голодной смерти. За этими словами скрывалась сила. Крысы тысячелетиями жили в Ахайосе. Они всегда были бедны, они всегда использовались в городе для самых мерзких работ. С ними никогда никто не считался. Они страдали, жили и умирали в полном забвении. В условиях на грани смерти выживали только самые сильные. Из поколения в поколение лишь способные мириться с бесчеловечными условиями получали возможность, так сказать, природное право продолжить род. Они были нужны городу, мусорщики, уборщики, санитары улиц. Их число росло. Неизбежны были изменения.

В один прекрасный день, благодаря приходу достойного лидера, или просто волей благосклонной истории, покровительствующей живучим, Крысы осознали, что их в городе чуть ли не больше, чем других рас. Они взяли оружие, сбились в ватаги и дали бой, тысячи погибли, выступая против более сильных, организованных, хорошо вооруженных банд. Тысячи погибли. Десятки тысяч выжили. Числом, живучестью, жестокостью крысы отвоевали себе часть города. Отвоевали территорию. И право. Право ставить тотемы, право жить по своим законам, право угробить любого ублюдка, что посягнет на их свободу.

Крысы стали Бандой. Они усвоили кое-что из дракийской философии и воинских традиций воинов-лис ли. Создали пагоду и тренировочные площадки во внутренней части квартала. Выработали методы подготовки бойцов. И свою слабость — жизнь в голоде и нищете, — превратили в силу. Для большинства ничего не изменилось — тяжкая работа, унижение, жизнь и смерть в забвении. Но в каждой крысе теперь жила мечта. Мечта быть сильнее, быстрее, хитрее прочих. Мечта встать под знамена банды. Носить оружие, повелевать слабыми. У каждого крысюка была возможность чего-то добиться в этом мире, из грязи выйти на белые плиты пагоды. И, доказав свою силу, стать важной частью одной из сильнейших банд города.

Реймунд со смесью жалости и отвращения взирал на крысиное копошение вокруг. Он научился не испытывать сильных эмоций без особой необходимости. Он держал зло этого мира за пределами своей уязвимости. И все же, даже будучи убийцей, он жалел об этих бессмысленно загубленных жизнях, жалел о том, что они могли бы сделать, но никогда не сделают. Жалел об их свободе. И наслаждался свободой собственной. Свободой цепного пса. Но все же большей, чем здесь. Будучи сторонним наблюдателем, на мгновение погрузившимся в этот кипящий страстью и отчаянием мир, он и не подозревал о том, что в уме каждая из этих крыс была много свободнее убийцы Альянса.

Миновав второй кордон, карета довольно быстро выехала на щебенку, затем колеса загрохотали по добротному каменному настилу. Реймунд, выглянув в окно, понял, что контраст крысиного квартала с пагодой их правителя бледнеет рядом с контрастом крысиного квартала и Правительственных территорий.

Перед каретой вырастала стена высотой в четыре человеческих роста, на расстоянии ружейного выстрела (порядка 200–300 метров) на стене располагались мощные шестигранные башни с бойницами для четырехфунтовых кулеврин. За стеной же виднелся лес шпилей, башенок и минаретов, венчавших вычурные и помпезные дворцы, виллы и особняки района, где как в почетной осаде жила городская аристократия.

Карета остановилась у массивных окованных сталью и украшенных защитными усиливающими заклятьями ворот. Из стоявшей подле ворот караулки вышел невысокий худой капитан с изможденным лицом человека, изнывающего от жары, в песочной шерстяной форме Шваркарасских колониальных войск. На груди капитана — парня лет 20–25 — гордо болтались знаки различия за 5, 10 и 15 лет беспорочной службы.

Быстро проверив бумагу, поданную ящером, капитан махнул рукой солдатам на воротах, один из них пнул сапогом носрога-раба и носорогообразный гуманоид, втрое превосходивший солдата в размерах, покорно завертел цепной ворот.

«Рабство не в цепях», — мрачно подумал Стург. «Рабство в уме. Там, за спиной, нищие крысы, каждая из которых стоит трех таких солдат и, пожалуй, восьми их капитанов. А этот носрог терпит. Интересно, юнец, ты хорошо спишь по ночам, зная о таком соседстве? Или тут можно жить, лишь не задумываясь о таких вещах? Дисциплина никакая, вон там в углу двое храпят. Оружие изношенное. Обмундирование. Даже думать противно. Кого и от чего вы защищаете? На чем держится порядок в этом городе? Почему вы еще целы?»

На территории Правительственного квартала было на что посмотреть — прямые мощеные улицы, усаженные платанами, пальмами и эвкалиптами. Питьевые фонтанчики в виде рыб и птиц. Степенно прохаживающиеся с мушкетами на плечах бравые воины колониальных войск, в красивых песочных рединготах и треуголках. И, конечно же, цвет городского общества — вполне комфортно чувствующие себя здесь аристократы города и их благородные гости, одетые по пред-предпоследней столичной моде.

Дамы с зонтами, в платьях из легкого шелка и вычурных шляпках, гуляли со всякой мелкой тварью типа болонок, в сопровождении слуг и компаньонок. Джентльмены в камзолах с золотым шитьем, с отличными шпагами на дорогих перевязях прохаживались, степенно общаясь, от одного престижного питейного заведения к другому, периодически затевая ссоры с другими прохожими при шпагах. В общем, общество не в пример занятнее того, что было в крысином районе.

«И все же не полные олухи. Внешний лоск — да. Но не более. Как держат клинки. Как смотрят по сторонам. Даже общаясь с этими красотками, ожидают удара. В Шваркарасе были бы соколами среди петухов. А тут мыши среди львов. Сравнение, все познается в нем».

Сам район состоял из множества занимавших довольно обширные территории особняков и вилл, где предавались неге и безделью местные хозяева жизни. Здания были как старые, так и новые, здесь вполне можно было встретить почти классическую виллу с колоннадой и бассейном во внутренних помещениях, и так же просто можно было увидеть фактически небольшой замок с настоящими барбаканами и донжоном. Большая часть строений утопала в зелени садов и аллей, спасавших аристократию от вездесущей жары и ахайосской желтой пыли.