Рейдеры - Страница 56

– «Военное дело просто и вполне доступно здравому уму человека. Но воевать сложно». Это я процитировал слова немецкого военного теоретика Карла фон Клаузевица, – пояснил Никодимов. – Была у меня в той жизни такая страсть – военная история. Кстати, этот пруссак воевал в нашей армии против французов. После того, как те одолели пруссов. Так вот вся соль этой фразы именно в последнем предложении. Первая часть – это то, что имеется в наличии у тебя и противника, и, соответственно, просчитывается. А второе предложение – это твоя субъективная оценка ситуации и выполнение твоих приказов подчиненными. И то же самое касательно противника. Вот здесь собака и зарыта. Просчитать это, конечно, можно, но крайне сложно и с большой погрешностью. Такой, что всерьез подстраивать планы под этот фактор никто не станет. Особенно если цепочка исполнителей достаточно длинна.

Никодимов замолчал.

– И?.. Продолжай, мне интересно.

– Вот пример. Хорошо известная… Ну, в достаточной степени «хорошо», – поправился Никодимов, – Великая Отечественная в нашей с тобой истории. Если брать чисто объективные факторы – войну мы проиграть должны были. У нас было только два преимущества, причем первое – мобилизационный ресурс, мог быть нейтрализован за счет многократного превышения численности населения Европы над СССР. Второй фактор – территория, был посложнее. Но, тем не менее, основная часть населения и почти вся промышленность СССР была расположена в западной части страны. Той, на оккупацию которой у немцев сил хватало. Но тут свою роль сыграл субъективный фактор. Очень яркую и значимую роль, результатом чего явился штурм рейхстага. С нашей стороны – Сталин и партия сумели за двадцать лет воспитать поколение патриотов. Массовый героизм – это не просто слова, это фактор, который заранее просчитать было невозможно, но который очень весомо лег на весы Победы. И вторая часть субъективного фактора – со стороны фашистов. Он тоже лег на нашу чашку весов, как это ни странно было бы слышать немцам. Согласно канонам их идеологии – мы были варвары, недочеловеки, а значит, не могли создать ничего подобного Т-34, СВТ, ЗиС-3, М-13, не могли бросаться на танки с гранатами и идти на таран, и вообще не имели никакого морального права сражаться со сверхрасой. Наш героизм они объясняли нашей тупостью и влиянием жестоких комиссаров. Но самое главное, они нам отказывали в возможности быть им равными в воинском искусстве. И этот запрет закладывался во все расчеты всех операций. Они постоянно закладывали в расчет недооценку нас. Это было вбито в их мозг. Что и привело к поражению. Это, конечно, всего лишь мои мысли и моя личная теория, которая никак не может охватить всю ту страшную войну. Но, возвращаясь к нашему дню – мы имеем факт инициативы неприятельского подчиненного, который дает нам плюс. И который никак не мог быть учтен Рюриком.

– Вывод?

– Сообщение Черныху. По ситуации – оказываем помощь. И ждем. «Гости» скоро должны появиться.

– Войска отправлять Черныху не будем?

– Я этого не знаю. Он военный, обстановку доведешь – сам скажет, что ему нужно. Я могу только высказать мнение, что нет смысла что-либо многочисленное отправлять в Полоцк. Для этого они все и сделали, включая доведение до нас информации о нападении на Тверь и Полоцк. Но! Учитывая скорость передачи информации здесь, дожидаться получения подтверждения о высылке наших войск в эти города вряд ли будут. Иначе полностью потеряют инициативу и фактор внезапности появления под Смоленском. Следовательно, я мыслю, что тут они появятся чуть погодя после нападения на Полоцк. Про Тверь, я думаю, они еще не знают.

– Согласен. Но мы еще это обмозгуем на совете.

С этого момента счет пошел на дни, а после разгрома новгородцев под Полоцком на часы. Как только Черных доложил о снятии осады с города, Фомичев отдал приказ о выдвижении княжеского войска к Смоленску. В этот раз, учитывая важность происходящего, кроме войска, на баржи грузилась и половина мотострелковой роты с техникой и тяжелым вооружением. А в лесах под Смоленском был подготовлен аэродром подскока для авиации. В самом Смоленске вводилось осадное положение и сбор ополчения. Стройка канала Днепр – Западная Двина была остановлена и люди отведены в город.

Место для предстоящего сражения выбрали на волоке в двадцати километрах от Смоленска, между озером, обозначенным на картах двадцать первого столетия как Купринское, и правым берегом Днепра. В видимости берега озера разбили лагерь. Бронетехнику спрятали в лощине позади войска, надежно замаскировав. Это был тот самый «последний довод короля», воспользоваться которым Фомичев не хотел бы.

Через два дня после прибытия вяземского войска на поле битвы секреты отметили появления разведки новгородцев. Те, при отсутствии оптики, вынуждены были подходить достаточно близко к лагерю. Им не мешали и делали вид, что они не обнаружены. Еще через сутки на озере появились паруса. Множество парусов. И на некоторых из них знак падающего сокола.

Фомичев, которого вызвали на наблюдательную вышку, опустил бинокль и, вздохнув, отдал команду строиться.

Через час на поле поперек волока стояло вяземское войско, а на берег озера высаживалось многочисленное новгородское. Им не мешали. Лодьи и драккары все прибывали и прибывали. Строй новгородцев рос в ширину. Все новые и новые отряды становились плечом к плечу к уже вставшим в строй ранее. И было их совсем не мало. И строй выглядел серьезно, уступая вяземскому всего лишь разнообразием броней и оружия. Зато изрядно превосходя численностью. Войско Вяземского княжества традиционно использовало в свою пользу местность. Широкое открытое поле, прилегающее к южному берегу озера, сужалось по направлению к берегу Днепра слева лесом, а справа еще не заполненным каналом, представлявшим в данный момент широкий и достаточно глубокий ров. И в самом узком месте выстроилось войско вяземского князя. Таким образом, преимущество ширины фронта новгородского войска сводилось к нулю. Новгородцы построились традиционно – стеной, однако нужно было помнить об умении северных воинов быстро перестраиваться в клин.

Войско князя Сергея было выстроено следующим образом: впереди стояло пять сотен лучников, готовых встретить врага на дальней дистанции. В затылок им стояли пять сотен легкой пехоты, вооруженных десятком пиллумов каждый. Далее стояла тяжелая пехота, выстроенная фалангой в три ряда. Первые два вооружены были ростовыми щитами и короткими мечами по опыту римских легионов. Третий ряд был вооружен моргенштернами. За тяжелой пехотой коробками по сто человек стоял оперативный резерв из двух полутысяч варягов и нурманов. И последним резервом Фомичева была тяжелая конница. Первыми начать бой должны были лучники. При приближении противника на дальность рывка они отходили за спину варягов и нурманов. И в бой вступала легкая пехота, которая, израсходовав пиллумы, также отходила в тыл в качестве прикрытия лучников, которые продолжали вести навесной огонь по тылам войска неприятеля. Далее вступали в бой тяжелая пехота и сотни оперативного резерва, предназначенные для купирования ожидаемых прорывов. Так виделась бы баталия глазами человека девятого века, исходя из его знаний и построения войск на поле боя. Но!

Это была всего лишь картинка, то есть представление, понятное аборигенам. Традиция, обряд, парад! Можно назвать это действие как угодно. План на битву был совсем другой. И если он не сработает, то придется использовать запасной вариант. Страшный и кровавый. Но все же кровь литься даже по этому плану должна была не у княжеских воинов.

Когда движение в рядах неприятельского войска закончилось, Фомичеву из памяти по армейской службе выплыло определение времени «Ч», когда-то услышанному из уст комвзвода.

– Время «Ч» – это время, когда яйца пехоты зависнут над траншеей, – неожиданно для всех вслух произнес он. И в ответ на удивленные взгляды ближников, добавил: – Погнали!