Рэд. Я — цвет твоего безумия (СИ) - Страница 66

Разнузданное, лишённое рамок общепринятой морали и лживой сдержанности творчество эротического фотографа Яниса Колвери.

Безобидное развлечение?

Как бы ни так.

Деньги на ветер.

Улетают в никуда. Он готов был заплатить, сколько угодно, лишь бы получить очередную дозу своего наркотика, разорвать конверт, вытащить оттуда глянцевые снимки формата А4, разложить их веером на столешнице и выпасть на время из реальности.

Не видеть, не слышать, не обращать внимания.

Мир подождёт, нет ничего важнее и занимательнее.

Вэрнона трясло от этих фотографий.

Они стали его одержимостью.

Его зависимостью.

Его наваждением.

И главной слабостью.

Затаить дыхание, глядя на идеальные черты, касаться их, скользя ладонью по гладкой плёнке, представляя, как картина оживает под пальцами. То была чужая Галатея, но он хотел стать её Пигмалионом, сорвать покров таинственности, увидеть человека, что завладел его вниманием, не прикладывая к тому большого количества усилий, не знавшего, что стал для кого-то навязчивой идеей.

Отдать, не задумываясь, всё, что имеешь, за возможность хотя бы раз в реальной жизни прикоснуться к загадочному юноше, не снимающему маску, получить в собственное распоряжение и самостоятельно, не торопясь, получая максимум удовольствия, опробовать на нём всё, что делали эти люди на фотографиях.

Отдать без сожаления и угрызений совести за бездарно потраченное.

Дядя бы не одобрил этот поступок, посчитав его блажью и напрасным расточительством.

Впрочем, кто его спрашивать станет?

Он был особенным — этот неизвестный юноша, запечатлённый на снимках, окружённый аурой таинственности, загадки и опасности, от него исходившей.

Вэрнон не знал ни имени, ни адреса, ни биографических данных. Ничего. Он просто смотрел на фотографии и растворялся в них, тонул, терял контроль над собой и своими инстинктами. Как будто впервые получив на руки снимок незнакомца, выпил сильнодействующее приворотное зелье, полностью подавившее волю, затуманившее сознание, заставившее попасть под очарование этих глаз, смотревших не на него — прямо в душу.

Удачное стечение обстоятельств, перелёт, личная встреча с создателем шедевра эротического искусства.

— Кто это, мистер Колвери?

— Мой неизменный источник вдохновения.

— Как вы смотрите на предложение поделиться вдохновением?

— М?..

— Неужели вас удивляют мои слова?

— Мистер Волфери, так сложилось, что…

— Что?

— Главная проблема не в моём, а в его нежелании. Он не хочет, чтобы люди видели его лицо, потому предпочитает сниматься в маске. Если он прячет лицо во время съёмки, велика вероятность того, что он не захочет встречаться с кем-то из клиентов. Зная его характер, я в этом не сомневаюсь.

— Не безвозмездно, разумеется. Я заплачу.

«Паркер» в руке, дешёвая салфетка.

Поразительный контраст.

Чернила, оставляющие надпись на белой, лёгко рвущейся бумаге.

Очередное проявление сумасшествия.

Немыслимая сумма в обмен на возможность повидаться с этим человеком хотя бы раз в жизни. Купить развлечение на одну ночь и потерять остатки разума, навеки превратившись в безумца, либо ощутить капли холодной воды на лице, когда реальность и придуманный образ разойдутся во всём, и на месте загадочного молодого человека, нарисованного фантазией, обнаружится хабалка мужского пола. Шлюховатое поведение, неумение себя вести, отсутствие манер и бесконечная озабоченность деньгами — любой каприз за возможность их получения.

Мечта ускользнула, так и не попав к нему в руки.

Ни на день, ни на ночь.

Вообще никак.

Новость о самоубийстве фотографа стала полной неожиданностью.

Никаких контактов желанной модели Вэрнон, конечно, не получил.

Безымянная звезда вспыхнула и погасла, оставшись яркой вспышкой, равной которой более не наблюдалось.

На память о нём остались только многочисленные фотографии, которыми Вэрнон мог без труда оклеить стены во всём доме и неотрывно смотреть на них часами — один вариант, который ему оставался.

Тридцать один год.

И встреча лицом к лицу, которой Вэрнон уже не ждал и на которую не надеялся.

Если между вторым и третьим случаем параллель проводилась на раз, то между первым и вторым, а также первым третьим её обнаружить было проблематично. Это стало откровением, шоком, сенсацией. В качестве финального штриха появилось заключение: маленький принц оказался гораздо выносливее, чем представлялось со стороны. Он заслуживал большего уважения и награды за труды.

Тридцать один год.

Поворотный момент в жизни и неслыханная щедрость Ингмара, которой Вэрнон уже не ожидал.

Обещание грандиозного подарка в обмен на услугу.

Сделаешь это — получишь то, что давно причиталось. Власть уже почти в твоих руках. Нет больше смысла затягивать и откладывать в долгий ящик процесс её окончательной передачи.

Вэрнон распахнул дверь в кабинет дяди, не постучав предварительно и не спросив разрешения. Прошёл внутрь, пересёк расстояние от двери до стола и остановился напротив, улыбаясь торжествующе.

— Хорошие новости? — спросил Ингмар.

— Очень.

— Нашёл его?

— Да.

— И кто это?

Вэрнон положил на стол фотографию. Не из своих архивов. Новую. Снимок, сделанный во время отдыха. Неуместный — или же, напротив, крайне подходящий к ситуации? — красный экзотический цветок в волосах, прицепленный Камиллой и не выброшенный из принципа.

— Узнаёшь?

Ингмар взял глянцевый прямоугольник, повертел его в руках, словно надеялся обнаружить опознавательные признаки. Но их не было, потому и найти ничего не удалось.

Поиск ответа — забавная игра.

Положиться на интуицию и выдвинуть предположение относительно личности нарушителя спокойствия.

— А должен?

— В своё время, ты знал этого человека лучше, чем я.

Ингмар вновь присмотрелся, но на лице прочитывалась прежняя, ставшая привычной растерянность.

Он не узнавал. Не допускал мысли о том, что заклятый враг умудрился выбраться из переделки. Самый маленький и жалкий Рэдли, который должен был умереть одним из первых, потому что дети — самое слабое звено. Они не смогут противостоять взрослому, их отшвырнут, как глупую собачонку, что вертится под ногами, к стене, сломают сопротивление и, несомненно, уничтожат.

А он вот умудрился.

Выбраться, вырасти и не затаиться в тёмном углу, боясь каждого шороха и скрипа, а вернуться обратно. Обещая и открывая сезон кровавых развлечений.

— Он тот, кто называет себя «Рэд». И, знаешь, это прозвище появилось не на пустом месте. Оно часть его имени, — заметил Вэрнон. — Рождественская ночь. События двадцатилетней давности. Корзина белых лилий. Ожерелье с зелёными камнями. Сломанная клюшка для гольфа. Продолжать? Или сам мой ассоциативный ряд доведёшь до логического заключения?

— Рэд?.. Ты хочешь сказать, что…

— Не только хочу, но и с уверенностью эти слова произношу. Рэймонд Рэдли. Собственной персоной, — заключил Вэрнон.

— Но… Как? Разве это возможно?

— Твои придурки умудрились налажать даже тогда. Не знаю, кого они грохнули вместо него, но факт остаётся фактом. Мальчишка выжил, стал мужчиной и решил отомстить любой ценой. Вернулся сюда. Развлекался, убивая тех, кто вырезал его семью. Вот тебе и мотивы для преступления.

Ингмар вновь залип на предложенную ему фотографию.

Впился в неё взглядом.

Жадно.

Цепко.

Высматривал долго, изучал каждый миллиметр снимка, анализировал полученную информацию, усваивал, соотносил с действительностью.

— Глаза бабкины, — произнёс насмешливо, откинувшись на спинку кресла. — Не то, что у этого недоумка Килиана. Он всегда, как преданный щенок на людей смотрел. Беззлобно, с восторгом. Будь у него хвост, вилял бы им, прыгая на задних лапках. А она смотрела так, словно насквозь видела. Не только лоск внешней оболочки, нет. Видела со всем тем дерьмом, что человек в себе скрывал. И этот смотрит так же.