Рэд. Я — цвет твоего безумия (СИ) - Страница 53

— У меня тоже.

— Правда?

— Разумеется. Не люблю их, и отторжение к ним возникло не на пустом месте, есть целый список весомых причин.

— Кто бы мог подумать, что мы сумеем найти нечто общее, разговорившись о цветах? Для меня ты и цветы — несопоставимые понятия.

— Да и я не ожидал встретить тебя здесь. Как видишь, мы оба умеем удивлять, — развёл руками Вэрнон. — Может быть, раз нам довелось сегодня пересечься, составишь компанию? Для флористического марафона у меня всё равно нет подходящего настроения, но зато я бы не отказался от перспективы — провести немного времени в твоей компании.

— Хорошо, — легко согласился Рэймонд, даже не спросив, что его ожидает, то ли по причине беспечности, то ли по причине бесшабашности и безбашенности. — Поехали.

Его не пришлось долго уговаривать.

Его не пришлось уговаривать вообще.

Покидая торговый зал цветочного магазина, он прошёл мимо Вэрнона, оставив на память о себе шлейф аромата дорогого парфюма — терпкого и немного… горького. Идеальное сочетание, лучше которого для данного человека не придумать.

Будь у добровольного сумасшествия какой-то аромат, он был бы таким же, как парфюм Рэймонда.

У него была бы такая же внешность, то же лицо.

И то же имя.

Рэймонд сам был воплощением безумия.

Не для всех и не для каждого, само собой.

Для определённого человека.

Если бы Рэймонд, поддавшись необъяснимому порыву, ударился в патетику и пафос, обхватил лицо Вэрнона ладонями и прошептал что-то вроде «Я — твоё безумие», Вэрнон не стал бы спорить. Только спросил бы, где подписать, и сразу, не откладывая в долгий ящик, подмахнул документ-постановление, фиксирующий и подтверждающий закономерность озвученного утверждения.

========== Глава 11. Рэд. Жаркий поцелуй лета. ==========

Чтобы рассмешить небеса, многого делать не нужно. Достаточно поведать им о своих планах, и всё сразу пойдёт не так, как того хотелось. В игру вступит закон подлости, и вскоре от фантазий, нарисовавших нечто прекрасное или, как минимум, занимательное, камня на камне не останется. Зато получится увидеть, услышать и узнать что-то новое, о чём прежде довелось иметь скудные сведения. О других. О себе. Обо всем и всех одним махом. Своеобразное самообразование. Тоже на дороге не валяется, надо ценить и быть благодарным жизни за предложенный урок, пока знания можно легко получить на каждом шагу. Подходи и бери, если испытываешь потребность. Если нет, то просто наблюдай на расстоянии, не позволяя вмешивать себя в итальянские, испанские или любые другие страсти, обозначенные проявлением большого количества разнообразных эмоций и не дающие заскучать.

Примерно с такой позиции Рэймонд ныне рассматривал собственные ощущения и ситуацию, в которой оказался по воле случая и Вэрнона Волфери, предложившего совместную вылазку на время рождественских праздников. Расписавшего в подробностях многочисленные плюсы спонтанных путешествий и довольно улыбнувшегося, когда на его предложение ответили согласием, не требуя времени на раздумья и не меняя принятое решение по несколько раз на дню, чтобы выглядеть в глазах собеседника загадочнее. По мнению Рэймонда, такое непостоянство человеку загадочности не придавало, но зато отлично демонстрировало глупость. Однако истиной в последней инстанции он себя не считал, потому признавал, что право на существование имеют и другие точки зрения, отличные от его собственной, как немного, так и по максимуму.

Наверное, стоило задуматься о необходимости отмены совместного отдыха ещё в тот момент, когда Вэрнон, после встречи в цветочном магазине, предложил уехать оттуда вместе и немного побыть наедине.

Это был первый знак судьбы, от которого по коже побежали мурашки, и стало не по себе.

Вэрнон привёз его не куда-нибудь, в незнакомое, неизведанное, недавно открытое, модное — не суть — место. Вэрнон привёз его в тот самый ресторан, рядом с которым Рэймонд недавно прогуливался, вспоминая празднование своего седьмого дня рождения. К горлу подступил комок. Захотелось исчезнуть, раствориться и не переступать порог заведения в компании этого человека, чтобы не развивать в очередной раз причинно-следственные связи, не думать о старте ресторанного бизнеса своих родственников. Не вспоминать о Юноне, Килиане и Уолтере, погибших потому, что определённому члену семьи Волфери надоело честное разделение доходов — захотелось не определённую часть, а всё и сразу.

Вида Рэймонд, конечно, не подал. Продолжал вести себя, как обычно.

Впервые в Наменлосе. Ничего не знаю, нигде без рекомендаций и подсказок не бываю, но зато с удовольствием посещу все места, которые предложат и разрекламируют знающие люди. Твоему вкусу доверяю бесконечно, не сомневайся ни секунды.

Неплохо справился, хорошо сыграл. Лучше среднего.

Вэрнон ничего не заподозрил, и это радовало.

Внутри ресторан изменился, стал более современным, облагородился, подстроился под новый ритм жизни, но Рэймонда по пятам преследовало прошлое. И, сидя за столиком, что расположился прямо у окна, он вспоминал, как много лет назад, здесь сидела Юнона, перед ней дымилась чашечка с кофе, столешница была усеяна многочисленными отчётами, а карандаш, которым велись подсчёты, скользил по бумаге, записывая какие-то данные, складывая, отнимая, деля и умножая, решительно подчёркивая и выводя итог. Вспоминал, как открывал крышку коробки, наполненной бабочками. Как с помощью отца делил праздничный торт и едва не порезался, потому что думал об ответственности, на него возложенной, переживал и никак не мог собраться с мыслями.

— Сегодня я буду твоим официантом, — произнёс Вэрнон, поставив перед Рэймондом чашку с кофе и тарелку с куском торта.

Тем самым.

«Красный бархат».

Как символ.

Как напоминание.

Как насмешка.

Добро пожаловать домой, Рэй.

Здесь всё хранит воспоминания об утраченной тобой жизни. Не по собственной воли, не без посторонней помощи. Не имеет значения. Потерял навсегда, безвозвратно.

Смирись с этим, дорогой.

И забудь обо всём, что выдаёт тебя прежнего.

Ты больше не Рэймонд Рэдли.

Ты больше не имеешь права на это имя.

Рэймонду показалось, что в ушах зашумела кровь. Не слегка, а, как водопад: огромная высота, невыносимая громкость.

Оглушает.

Вслед за этой иллюзией, своеобразной слуховой галлюцинацией его настигла странная, довольно неординарная мысль о том, что сейчас кровь не только в ушах зашумит, но и пойдёт у него горлом, начнёт вытекать изо рта тонкими струйками, потечёт по подбородку, капая на скатерть, чтобы вскоре окончательно её замарать. И, сколько не подставляй руки, не получится избежать этого. Кровь просочится сквозь пальцы, испачкает всё, что встретится у неё на пути, но это последнее, о чём он будет думать, потому что на первый план выйдут проблемы иного толка. Глупо думать о сохранности скатерти, когда в груди зияющая дыра, и закрыть её нечем.

Каждый вдох и каждый же выдох — боль.

Ничего, кроме боли.

Пробитые насквозь лёгкие и невозможность сделать вдох в полную силу.

Крови не было.

Он попытался поблагодарить за угощение, но с первого раза не смог. Из горла вырвался лишь невнятный клёкот, который он поспешил замаскировать внезапным приступом кашля. Глухим и надсадным. Показательным, в большей степени, но настолько талантливо разыгранным, что заподозрить в нём имитацию не сумел бы никто.

Вэрнон посмотрел на него с удивлением и настороженностью. Явно собирался предложить помощь, если это в его силах, но Рэймонд взял себя в руки, совладал с эмоциями. Заставил голос прошлого, ставший непозволительно громким, заткнуться. Заткнул его насильно и отшвырнул одним ударом.

— Спасибо, — произнёс сдержанно. — Но я бы предпочёл что-то посущественнее, чем десерт. Почему, кстати, именно он?

— Одно из коронных блюд, которое здесь подают, — пояснил Вэрнон. — Я подумал, что тебе может понравиться.