Ребята с Голубиной пади - Страница 21

Маленький полный японец шел впереди, волоча на боку изогнутую саблю в никелированных ножнах с колесиком на конце. За ним вышагивал высокий белогвардеец с маузером в деревянном футляре.

Левка и Сун переглянулись. В высоком белогвардейце они узнали Жирбеша. Лицо японского офицера также показалось Левке знакомым. И он мгновенно вспомнил большое окно кафе, нарядную публику за мраморными столиками и среди них Жирбеша и японца в чесучовой рубахе.

Из-за солдатских спин показалось одутловатое лицо.

— Брынза! — шепнул Сун, схватив Левку за руку.

Левка даже не взглянул в сторону предателя: он смотрел на сходни, где появились дедушка и Максим Петрович. При виде стариков у Левки сжалось сердце.

«Неужели арестуют?» — подумал он.

Японец поманил стариков рукой и сказал, с усилием выговаривая русские слова:

— Милости вас просим, — и улыбнулся, оскалив золотые зубы.

Старики подошли.

— Вы будете Остряков?

— Да, я Остряков! Чем могу служить? — твердо ответил Лука Лукич, насмешливо улыбаясь глазами.

— Очень рад! А вы Кондрашенко?

— Нет, я Кондратенко, а не Кондрашенко, — сказал машинист, вытаскивая кисет.

— Извините. Очень тоже рад. Я майор Ноги.

— Очень приятно, — ответил Максим Петрович, скручивая цигарку.

Левку и Суна, стоявших рядом, очень забавлял церемонный японец.

— Мне тоже приятно… Вот что, господа! Я даю вам две недели, чтобы катер отремонтировать. Если ремонта не будет, вам будет неприятность! — Японец сделал паузу и затем сказал с той же приятной улыбкой: — Надеюсь, вам понятно, господа?

Майор Ноги повернулся, чтобы уйти, но запнулся о ножны и чуть было не упал.

Левка и Сун прыснули.

— Молчать! — крикнул на мальчиков Жирбеш и, узнав Левку, удивленно произнес: — Ты тоже здесь? Хорошая компания для такого молодца! Сколько раз я говорил, что тебя давно следует выгнать… — начал было Жирбеш, но, вспомнив, что он не на уроке в гимназии, обернулся к старикам и снова закричал: — Чтобы катер был на ходу! А не то с вами буду разговаривать я! Понятно?

— А как же насчет частей к машине и прочее там… краски, баббита? — спросил Максим Петрович.

— В порту получите! Скажите: капитан Розанов приказал! Понятно?

— Постараемся, ваше благородие, — сказал Лука Лукич, и опять в его глазах Левка заметил насмешку.

— То-то же! Я приеду и проверю! — И Жирбеш побежал догонять майора Ноги.

— Дело серьезное, Максим Петрович, — сказал Лука Лукич, когда шаги солдат затихли.

— Куда уж серьезней! — ответил машинист.

— Надо будет закругляться. Благо теперь ремонт можно открыто вести, да и кто шпионит, нам теперь известно…

— Дедушка, — перебил Левка, — чем для беляков мы будем стараться, лучше затопить «Орел»!

Лука Лукич встретился взглядом с машинистом и положил руку на голову внука:

— Не бойся! Твой дед никогда не пойдет против совести. — И, заметив подвешенную на удилищах рыбу, добавил: — Хороший улов! Ушицы сообразите-ка с черемшой, а скумбрийку зажарьте в собственном соку, по-флотски. Ну, живо!

Пока Левка и Сун готовили обед, старики сидели в кубрике и о чем-то тихо совещались.

После обеда Левка протянул дедушке листок бумаги, вырванный из тетрадки.

— Читай, — сказал Левка и отвернулся, стараясь не выдать своего волнения.

Лука Лукич прочитал вслух:

— «Для того чтобы бороться за все хорошее, примите нас, Льва Острякова и Суна Чун-хуа, в молодежный союз. Мы даем вам слово и клянемся, что выполним все, что потребуется для революции, а когда вырастем, будем большевиками. Лев Остряков, Сун Чун-хуа». — Лука Лукич крякнул, задумался и, наконец, сказал: — Не уполномочены мы на такие дела! Вот вернутся наши, тогда и вступите. Как ты, Максим, думаешь?

— Да, дело-то, брат, занозистое получается. Пожалуй, что помочь мы ребятам не сможем… Да и возраст у них еще…

— Как не можете? Ведь вы же большевики! — перебил старика Левка.

Старики переглянулись.

— Разве молодежную ячейку при «Орле» организовать? Да только видишь, что Максим говорит: малы вы больно… — улыбнулся Лука Лукич.

— Малы! — обиделся Левка.

— А раз взрослый, то по пустякам губы не дуй. Должен отстаивать свои права.

— И буду отстаивать!

— Тогда ставлю вопрос на голосование. Кто за то, чтобы организовать на «Орле» молодежную ячейку, прошу поднять руки.

К потолку кубрика поднялись две большие руки с узловатыми, заскорузлыми пальцами и две маленькие, покрытые царапинами, в серебряных блестках рыбьей чешуи.

— Единогласно! — торжественно произнес Лука Лукич и стал бережно свертывать заявление.

Вот уже несколько недель, как Коля Воробьев работал в порту. Работа для него была не в диковинку. В летние каникулы он никогда не упускал случая заработать несколько рублей и отдать их Наташе в хозяйство. Коля любил эти веселые дни, когда он, как большой, накладывал на веревочные сетки лебедок цибики чая, ловко зашивал мешки, доверху насыпанные солью, грузил уголь в трюмы океанских кораблей. Проходили три-четыре дня, артель мальчишек получала расчет и устраивала «пир» у мороженщика возле портовых ворот. Каждый съедал по чайному стакану сливочного мороженого, запивая его шипучим лимонадом. А какое гордое чувство радости охватывало Колю, когда он возвращался домой, позвякивая в кармане серебром и строя планы на завтрашний день!

Что может быть лучше завтрашнего дня, который весь, целиком, до самой последней секунды принадлежит тебе!

Однажды, бродя по порту, Коля зашел в «сарай» — так называли клуб скаутов. Клуб помещался в торговом порту в одном из больших складов, покрытых волнистым оцинкованным железом. Здесь почти каждый день показывали картины или про американских пастухов-ковбоев, или про бандитов и сыщиков.

Коле очень нравилось, что ковбои, бандиты, сыщики беспрерывно стреляли друг в друга, скакали на лошадях, прыгали через пропасти или с одной крыши небоскреба на другую. В клубе после кино играли в настольный теннис — пинг-понг, в кегли, боксировали. На кегли и пинг-понг Коля смотрел с явным презрением, как на девчачью забаву, но бокс его явно заинтересовал. Почти все скауты занимались боксом. Для спорта в клубе была отведена добрая половина склада. Тут находился настоящий ринг — площадка для драки, огороженная канатами, где почти каждую неделю устраивались состязания. Здесь же ежедневно происходили «дуэли», которыми решались все споры между скаутами.

— На ринг! — раздавался чей-нибудь голос.

— На ринг! — принимал вызов другой.

И вот два скаута натягивали перчатки, ныряли под веревки, за ними лез судья, вокруг собирались зрители, и начиналась «дуэль». Скауты тузили друг друга до тех пор, пока кому-нибудь из них не присуждалась победа.

Когда Коля впервые вошел в скаутский клуб, его заинтересовали какие-то странные хлопки, глухие удары, звон пружин и шарканье ног, доносившееся из дальнего угла склада. Коля пошел узнать, что там происходит, и остановился, пораженный необыкновенным зрелищем. Около двух десятков скаутов в одних трусах, в огромных черных рукавицах с величайшим старанием тузили какие-то кожаные мешки, подвешенные к стропилам, били по мячам, то совершенно круглым, то похожим на грушу. Человек пять скаутов прыгали через веревочку. Еще больше его удивили два других скаута. Один из них с величайшим старанием пытался нанести удар рукой, тоже в рукавице, по маленькому шарику, который болтался перед ним на веревочке, а второй скакал перед треснутым зеркалом и махал кулаками.

Коля остановил проходившего мимо скаута и спросил:

— Что это они, может, того? — И Коля покрутил пальцем у виска.

— Как того, что того? — скороговоркой ответил скаут, щуря близорукие глаза.

— В голове у них не в порядке, что ли? Может, они больные?

— Здесь все здоровые. Про кого ты спрашиваешь? — снова не понял скаут.

— Да разве здоровый человек будет таким делом заниматься? Если драться охота, то взяли бы да и подрались!