Ребята с Голубиной пади - Страница 2

— Какая «вахта»! Просто пройтись вышел. Пошли, если хочешь, постоим за воротами.

— Пройтись… Знаем мы это «пройтись»! Никогда от тебя ничего не добьешься. Я ведь знаю, какие это именины.

— А раз знаешь — помалкивай, — оборвал Левка.

Над сопками показалась большая красная луна. От домов и заборов легли резкие тени. Мальчики перешли Дорогу и остановились в тени забора. Отсюда была видна вся узкая улица и склон сопки позади дома.

— Народу-то, наверное, у вас сегодня много? — поинтересовался Коля.

Левка сделал вид, что не слышит, и спросил:

— Ты зачем приходил?

— Задачи трудные попались: про трех купцов и про бассейны.

— Что ж Наташе не дал решить?

— Давал уж…

— Ну и что?

— Решила, да объяснить не может. А у нас, если не объяснишь, как решил, поставят двойку.

— Ну-ка, расскажи условия.

— Точно не помню, они у меня здесь на бумажке записаны.

— Давай мне свою бумажку, я потом посмотрю, а утром перед школой зайду к тебе.

— Тоже придумывают задачи про купцов. Не люблю я их… — ворчал Коля, передавая бумажку.

— Про купцов скоро задачи отменят, а про бассейны останутся, — уверенно сказал Левка.

— Ну? — оживился было Коля, но, подумав, разочарованно сказал: — Так тебе и отменят…

— Вот увидишь — отменят. Дедушка говорит, что у нас больше не будет ни помещиков, ни купцов, ни городовых.

— А кто же будет?

— Революция будет, народ всем управлять станет.

Левка заговорил быстро и горячо:

— Ведь уже везде советская власть: в Петрограде, в Москве, в других городах и даже на Сучане. Скоро и в нашем городе Советы установят.

— Ну, уж и установят, — усомнился Коля.

— Эх, послушал бы ты наших! — с сожалением сказал Левка.

— Кого это?

— Знающих людей, большевиков, вот кого! Перед ними никакая сила не устоит!

— Что же они — богатыри?

— Посильней всяких богатырей… — И Левка начал рассказывать все, что слышал о большевиках от отца и дедушки.

— Это конечно, — неопределенно произнес Коля, — только у буржуев сила тоже немалая. Знаешь, что вчера на митинге, возле пожарной команды, один говорил, с бородкой?

— Нет, не знаю.

— То-то что не знаешь!.. Он говорил, что мировая буржуазия имеет все: и пушки и танки, а сам показывает на бухту, где стоит американский крейсер. Видите, говорит, какая у них сила? Нас задавят, если мы не согласимся на компромисс.

— А что это такое компромисс?

— Не знаю. И на митинге никто не знал, все друг друга спрашивали.

— Это, наверное, измена, — сказал Левка. — Тоже слушаешь всяких с бородкой. — И Он, путая слышанное с вымыслом, стал опять рассказывать о том, что творится на земле и что будет на ней в недалеком будущем. — Вот увидишь, что скоро и в школе все по-новому будет. Ведь теперь не царское время! — убежденно закончил Левка.

Мальчики долго стояли молча, прислушиваясь к вою ветра. Наконец Коля сказал с надеждой в голосе:

— Что ж, раз царю по шапке дали, то, может, и взаправду задачи про купцов отменят.

Дежурный заглянул из коридора в класс и что-то крикнул. Но в классе стоял такой шум, что никто не услышал его возгласа. У доски копошилась «куча мала». У раскрытой печки преспокойно курили.

— Жирбеш на подходе! — громко крикнул дежурный.

Застучали крышки парт: ученики занимали свои места. Лишь у дальнего окна осталась одинокая фигура Левки Острякова. Положив локти на подоконник, он читал «Всадника без головы».

Жираф бешеный, или сокращенно Жирбеш, было прозвище учителя географии. Высокий, с маленькой головой на длинной шее, он влетел в класс и остановился.

Левка, не замечая Жирбеша, перевернул страницу и невозмутимо продолжал чтение.

В классе раздались смешки.

Учитель взошел на кафедру. Брезгливо передернув плечами, он глухо сказал:

— Прошу садиться, господа!

Левка обернулся.

— А вы продолжайте свое занятие! — зловеще произнес Жирбеш.

— Извините, Петр Андреевич, я не заметил, как вы вошли.

— Сделайте выговор своему камердинеру. Он должен был предупредить вас.

В классе снова засмеялись.

— Почему же все заметили мой приход и только вы явили исключение?

Левка стоял, покусывая губы.

— Видите, господа? Его светлость Остряков не изволит с нами разговаривать. Может, удостоите промолвить хоть слово? — Жирбеш насмешливо поклонился.

Левка молчал, зная, что любой его ответ вызовет новые насмешки, а он не хотел смешить Жирбеша и скаутов, которые со злорадством наблюдали за ним.

Каждый день Левка приходил в свой класс, как во вражеский лагерь: здесь все ученики, кроме него, состояли в скаутской организации. Долгое время скауты старались и Левку переманить на свою сторону, но тот всегда, как только заходил об этом разговор, отвечал презрительной насмешкой. Наконец скауты прекратили свои попытки завербовать Острякова, и между ними установилась постоянная глухая вражда. Эта вражда прорывалась вот так, как сегодня, или же во время частых битв между скаутами и подростками с рабочих окраин, когда Левка неизменно выступал впереди отряда ребят с Голубиной пади.

С минуту в классе стояла напряженная тишина. Жирбеш хрустел своими длинными пальцами и выжидающе смотрел на Левку. Вдруг Жирбеш побагровел:

— Ты не желаешь со мной разговаривать?

— Я не знаю, что мне говорить. Я все объяснил и теперь не знаю…

— Не знаю! Ты, из милости принятый в общество благородных людей, должен держаться тише воды, ниже травы! А ты словно владетельный принц!

— Принц!

— Вшивый принц! — раздались голоса.

— Тише, друзья, — Жирбеш поднял и опустил руку. — Давайте говорить спокойно. Давайте напомним нашему сокласснику, что мы не потерпим его большевистских выходок. Напомним ему, что, по-видимому, влияние порядочного общества не пошло ему впрок и он следует по преступной дороге своего ничтожного отца, который подстрекает тупую массу грузчиков к неповиновению и бунту. Восстает против священных основ собственности, порядка, против самого господа бога!..

Левка побледнел:

— Мой отец не ничтожный человек. Он лучший механик в порту.

— Что? Возражать мне?! Молчать! На место!

Левка закрыл книгу и сел за парту.

Жирбеш долго не мог успокоиться, он быстро ходил по классу, время от времени выкрикивая отрывистые фразы:

— Забылись!.. Палка им нужна, кнут, а не гимназия…

Наконец он остановился у кафедры и медленно опустил палец на раскрытый журнал.

Класс замер.

Жирбеш вызывал к доске «по жребию». Горе было тому гимназисту, на чью фамилию в припадке гнева опускался его костлявый палец с желтым ногтем: доставалось даже любимцам учителя.

— Остряков!

Левка встал и пошел к доске.

— Я бессилен против судьбы. Видимо, Немезида карает меня за грехи, вынуждая выслушивать ваши ответы. Но делать нечего. Расскажите нам… — Жирбеш нахмурился, придумывая, какой бы каверзный вопрос задать Острякову.

Взяв указку, Левка подошел к карте. Остряков ненавидел Жирбеша, но география была его самым любимым предметом.

Левка ждал.

Но Жирбеш, видимо, забыл о нем. Склонив голову набок, он прислушивался. С улицы, медленно нарастая, шел гул, словно с моря на город хлынули волны и, глухо урча, мчались по улицам. Гимназисты приподнялись на партах.

Наконец взгляд учителя остановился на окне. Оно было неплотно прикрыто.

— Почему не закрыто окно?

— Не закрывается, Петр Андреевич, — вскочил дежурный.

— Стоять весь урок! — приказал Жирбеш дежурному, а сам пошел к окну и стал изо всех сил давить на раму.

Окно не прикрывалось. Тогда он открыл его и с такой силой захлопнул, что на пол посыпались осколки стекол. И сразу за этим тревожным звоном в класс ворвались «Марсельеза» и торжественные голоса медных труб. Свежий ноябрьский ветер начал листать страницы журнала и загнул угол карты.

Несколько учеников подбежали к окну. Левка, все еще держа указку в руке, тоже выглянул из окна.