Ребята с Голубиной пади - Страница 12
В Гнилой угол обыкновенно ходил трамвай. Но сегодня что-то случилось на электростанции, и желтые вагоны трамвая застыли посреди Светланской улицы.
Ребята шли пешком. На полпути к цели похода друзья заметили впереди мальчика-трубочиста с легкой бамбуковой лестницей в руках и с мотком веревки на правом плече. Он шел посреди дороги и внимательно разглядывал здания.
— Где-то я видел этого парня, — сказал Левка, пристально вглядываясь в щуплую фигурку мальчика.
— Он, наверное, кого-то ищет, — высказал предположение Сун.
— Квартиру присматривает подходящую, — со смехом произнес Киля. — Надо спросить, где его кожаные чемоданы.
— Оставь, не придирайся к человеку, он ведь на работе. Наверное, дом разыскивает, где надо трубы вычистить.
— На ночь-то глядя! — веско возразил Коля.
Трубочист между тем подошел к большому красивому дому и остановился, подозрительно поглядывая на трех друзей. И тут Левка, наконец, вспомнил, где он его видел:
— Ба, да это знакомый! Кешка Пушкарев! Я его в Союз молодежи записывал. Эй, парень!
В ответ трубочист погрозил кулаком, приставил лесенку к одному из окон дома, быстро, как белка, взобрался по ней и стал что-то пристраивать на верхушке деревянной ставни, которой на ночь закрывалось окно. Скоро он слез, переставил лесенку к другому окну, снова взобрался по ней, проделал что-то со ставней, затем слез, взял лесенку и не спеша пошел через дорогу, где его ждали ребята.
— Здорово! — и Кеша Пушкарев протянул руку.
Левка, пожимая черную от сажи руку мальчика, спросил:
— Ты, что же, бросил свои котлы?
— Да нет, будь они неладны, все уродуюсь на этой проклятой работе. Сегодня вот «голландца» чистил.
— А мы думали…
— В трубочисты записался?
— Ну да!
Пушкарев засмеялся.
— Я так и знал, что так подумают. Для такого дела я сегодня даже душ не стал принимать. Сажи на мне побольше, чем на трубочисте, лесенку достал, кончик леера прихватил — пожалуйста, ходи где хочешь! — Мальчик переменил шутливый тон на серьезный: — Надо было одному человеку помочь, вот я и замаскировался. Дело такое… — Кеша подозрительно покосился на Колю и Суна.
— Свои ребята, тоже с Голубинки, — успокоил его Левка.
— Вижу, что свои… Стекольщик рядом со мной живет. Бедствует. На что мы с теткой с хлеба на квас перебиваемся, а у него и этого нет. Жалко смотреть. Ходит, ходит весь день по городу со своими стеклами. Ну, я ему и пообещал, что достану настоящую работу, такую, что его зеркальные стекла пойдут в дело: у него два стекла точь-в-точь как в этом доме.
— Ничего не понимаю! — сказал Коля. — Что ты мелешь про какие-то стекла?
— Я, брат, не мелю! — отрезал Кеша. — Сейчас сам увидишь. Вон те два стекла хозяева сами сейчас высадят. Вот и работа будет моему стекольщику. Давайте подождем маленько. Они рано ставни закрывают. Боятся международного положения.
— Мы торопимся в Гнилой угол, к тамошним ребятам. Дело есть, — сказал Левка.
— Как раз по пути! И насчет дела поговорим: я там всех знаю. Видите, лампу зажгли? Сейчас, значит, будут ставни закрывать.
Действительно, заскрипела калитка, и в воротах показался толстый человек в белом костюме.
— Это сам хозяин. Дворник у них в Красную Армию ушел.
Толстяк захлопнул створку ставни, и тотчас же улица наполнилась звоном разбитого стекла. Он с опаской оглянулся. Где-то далеко хлопнул выстрел. Толстяк присел, должно быть подумав, что стекла разбиты «шальными» пулями. Выждав немного, он вскочил и стал поспешно закрывать второе окно. И снова раздался звон выбитых стекол. Это так его испугало, что он опустился на четвереньки и пополз вдоль палисадника к воротам.
Четверо мальчиков смеялись над трусливым толстяком до слез.
— Как это ты придумал? — спросил Коля.
— Простое дело. Ну пошли потихоньку. Вот видите, — Кеша вытащил из кармана длинный шуруп и отвертку. — Понятно?
— Нет.
— Голова! Что же тут не понять, а еще, наверное, в школе учишься, задачки решаешь?
При упоминании о задачах, которые всегда были его слабым местом, Коля сказал с обидой:
— Ну ладно. Ты, я вижу, очень грамотный.
— Я-то? Да ничего себе. На образование не жалуюсь, слава богу, пятнадцать языков знаю.
— Пятнадцать? Ну и врешь!
— Даже больше, сегодня по-голландски научился ругаться, — и котлочист без запинки стал сыпать ругательства на китайском, японском, английском, малайском и еще на каких-то незнакомых языках.
Коля онемел от изумления.
Левка нахмурился. Пушкарев перестал ругаться.
— Это я, чтобы нос ему утереть. А так я мало ругаюсь, — сказал Кеша Левке и обратился к Коле; — Ну как, понятно теперь?
— Да-а! — только и мог произнести Коля и заискивающе спросил: — Все-таки что ты под стекла подложил, бомбу?
— Вот недогадливый, — сказал Левка.
Сун засмеялся.
— От бомбы весь дом полетел бы. Он винты ввинтил — и все. Когда тот ставни закрывал, стекло и лопнуло. Правильно?
— Получай пятерку! Молодец! А ты что нос повесил? — Пушкарев толкнул Левку. — Буржуйских стекол жалко? Нечего их жалеть!
Левка действительно думал о поступке Кеши. И, не зная еще почему, решил, что его новый приятель не должен был так поступать.
— Эх, повылетали бы все буржуйские стекла! — сказал Коля.
— Буржуйские? — Левка облегченно вздохнул: ответ на трудный вопрос пришел сам собой. — Раньше были буржуйские! Теперь все народное. Дедушка говорил, что в буржуйские дома скоро Начнут рабочих вселять. Может, твой стекольщик сам будет жить в этом доме.
— Когда еще это будет! — вздохнул Коля.
А Кеша сказал смущенно:
— Ишь ты, выходит, я народные стекла разбил… — И, чтобы переменить неприятный разговор, спросил: — Кого вам надо в нашем углу?
Левка, Коля, Сун стали, перебивая друг друга, рассказывать Кеше о предстоящем сражении со скаутами. Выслушав их, Кеша сказал:
— Не робей, братва! Мы завтра прямо с работы нагрянем. Я ребят соберу. Ух, и дадим мы скаутам!
— Вот и хорошо! Значит, нам и идти дальше не надо! — обрадовался Коля.
— Ведь мы сегодня еще ни разу по-настоящему не ели. Ну, и суп сегодня Наташка сварила! — И, облизнувшись, добавил: — Мясной.
— Ну пока! — Кешка пожал всем руки.
— До завтра! Не опоздай! — предупредил Левка.
— Чтоб мне моря-океана не видать! — поклялся Кешка.
…В городе лежал уже серый сумрак, только вершины сопок еще чуть розовели отблесками заката. В порту на кораблях зажглись огни и золотыми змейками побежали по темному зеркалу бухты.
Мальчики быстро поднимались по улицам, еще полным солнечного тепла, и оживленно совещались о завтрашнем сражении.
ГЕНЕРАЛЬНОЕ СРАЖЕНИЕ
«Нота» скаутов взбудоражила всех ребят Голубиной пади. До поздней ночи только и разговоров было, что о предстоящей битве.
На следующий день утром Левка с Колей созвали военный совет. На поляне возле Голубиной почты собрались почти все, кто не ушел сегодня на работу в порт или в город продавать газеты, папиросы.
Левка стоял у большого ноздреватого камня посреди поляны. И хотя все знали, о чем будет речь и какое последует решение, все же десятки глаз с любопытством смотрели на своего вожака.
— Вот что, ребята, — начал Левка, открывая военный совет, — все вы знаете, что скауты объявили нам войну.
Ребята заволновались, зашумели:
— Знаем!
— Читали «ноту»!
— Даешь бою!
— Тише, братва! — крикнул Коля.
Когда все успокоились, Левка продолжал:
— Зеленые думают, что если нас мало, им побить нас — раз плюнуть, что они в два счета разобьют нас!
— А этого они не хотят? — перебил Коля, показывая кукиш.
Ребята загалдели пуще прежнего. К Левке протискался Боря Званцев, тот самый мальчик, который передал вчера «ноту» скаутов. Он размахивал какой-то книжкой и кричал:
— Левка! На-ка вот посмотри, какую я книжку купил за пятнадцать копеек! Про Суворова. Вот кто воевал, так воевал! Его бы сюда. Он дал бы скаутам по-настоящему.