Ребекка (другой перевод) - Страница 7

— Что вы там делаете? — послышался крик миссис ван Хоппер.

— Сколько можно там сидеть? Хотя бы сегодня, когда у вас столько дел, вы можете не витать в облаках?

…Он, конечно, вернется недели через две в Мандерли. Там его будет ожидать груда писем и среди них мое, написанное на пароходе. Я постараюсь, чтобы оно было забавным, опишу спутников и мелкие события. Может быть, через несколько недель он снова наткнется на мое письмо, лежащее среди неоплаченных счетов. Второпях напишет несколько слов в ответ… И больше ничего вплоть до Рождества. Тогда я получу открытку с отпечатанными золотым шрифтом словами: «Счастливого Рождества и счастья в наступающем году. Максимилиан де Винтер». А поперек золотых строк он, желая быть любезным, напишет чернилами: «От Максима». Возможно, на открытке еще останется место, и он напишет: «Надеюсь, вам понравилось в Нью-Йорке»…

Я стряхнула фантазии и вернулась в реальную жизнь. Миссис ван Хоппер впервые после болезни спустилась в ленчу в ресторан. Я знала, что его там нет: он еще вчера предупредил меня, что уедет в Канны. И все-таки в зал я входила со страхом, боялась, что официант спросит меня: «А вы, мадемуазель, будете завтракать, как всегда, с мистером де Винтером?» Но он промолчал.

Весь день я укладывала вещи, а вечером к миссис ван Хоппер пришли знакомые, чтобы попрощаться. После обеда она немедленно легла в постель, а я около половины девятого спустилась в контору под предлогом, что мне нужны багажные квитанции. Клерк улыбнулся мне.

— Жаль, жаль, что вы уезжаете завтра. На будущей неделе у нас будет балет. Знает ли об этом миссис ван Хоппер? — Помолчав, он добавил: — Если вы ищете мистера де Винтера, то могу вам сообщить: он звонил из Канн и предупредил, что вернется не — раньше полуночи

— Мне нужны квитанции, — повторила я, но вряд ли он мне поверил.

Вот так. Вышло, что и последний вечер мне не удалось провести с ним. А может быть, это и к лучшему: я была бы очень грустной и скучной, и, возможно, не сумела бы скрыть свое горе.

Всю ночь я проплакала. Так плачут только в двадцать один год. Потом — уже иначе. Утром у меня были распухшие глаза, пересохшее горло и воспаленное лицо. Холодной водой, одеколоном и пудрой я постаралась привести себя в порядок. Затем открыла настежь окно и высунулась в него: может быть, утренний воздух взбодрит меня. Утро было чудесным. Было так хорошо, что я, кажется, охотно согласилась бы остаться в Монте-Карло на всю жизнь. А между тем я в последний раз причесывалась перед этим зеркалом, мылась над этим умывальником и никогда больше не буду спать в этой постели.

— Надеюсь, вы не простудились? — спросила миссис ван Хоппер, взглянув на меня.

— Нет, не думаю… — неуверенно сказала я, ища соломинку, за которую хватается утопающий.

— Терпеть не могу сидеть и ждать, когда все уже уложено. Мы могли бы уехать и более ранним поездом, если бы вы постарались. Телеграфируйте Элен о том, что мы приедем раньше срока. указанного в первой телеграмме, и распорядитесь в конторе, чтобы нам поменяли билеты.

Я пошла в свою комнату, надела выходной комплект: неизбежную фланелевую юбку и самодельный джемпер. Моя нелюбовь к миссис ван Хоппер превратилась в лютую ненависть. Даже это — последнее — утро она ухитрилась испортить и отнять у меня всякую надежду. Раз так, решила я, то отброшу и скромность, и выдержку, и гордость!

Из своей комнаты я бросилась наверх, шагая через две ступеньки. Я знала номер его комнаты. Добежав до таблички «148», я постучала в дверь.

— Войдите, — послышался его голос.

Открывая дверь, я уже раскаивалась в своей смелости: вернулся он поздно и, возможно, еще лежит в постели. Может быть, он утомлен и раздражителен. Но он не лежал в постели, а брился у окна в верблюжьей куртке, наброшенной поверх пижамы.

— В чем дело? Что-нибудь случилось?

— Я пришла попрощаться. Мы сейчас уезжаем.

Он посмотрел на меня, положил бритву.

— Закройте дверь. Не понимаю, о чем вы говорите.

— Это правда. Мы сейчас уезжаем. Она предполагала ехать более поздним поездом, а теперь перерешила: мы едем немедленно. Ну, а я боялась, что не увижу вас больше и даже не сумею поблагодарить…

— Почему вы не сказали мне об этом раньше?

— Она ведь только вчера решила ехать. Ее дочь отплывает в субботу в Нью-Йорк. Мы встретимся с ней в Париже, поедем оттуда в Шербур и дальше.

— Она хочет взять вас в свой Нью-Йорк?

— Да… А мне ненавистна даже мысль об этом… Я буду ужасно несчастлива.

— Так чего ради вы едете с ней?

— Ведь я же вам объясняла: я работаю у нее из-за жалованья и не имею возможности отказаться от него.

— Сядьте. — Он снова взялся за бритву. — Я не отниму у вас много времени. Оденусь в ванной и через пять минут буду готов.

Схватив со стула одежду, он скрылся в ванной, а я села на кровать и огляделась. Комната была безличной. Лежала груда ботинок — их было гораздо больше, чем могло понадобиться, — и груда галстуков. На туалетном столике — шампунь и пара головных щеток, оправленных в слоновую кость. Я надеялась увидеть хотя бы одну фотографию, но увидела только книги и папиросы.

Через пять минут он вышел из ванной.

— Пойдем вниз. Побудьте со мной, пока я завтракаю.

— У меня нет времени. Я должна бежать в контору, чтобы обменять билеты.

— Мне нужно поговорить с вами — и он спокойно пошел к лифту. Он, видимо, не понимал, что поезд отходит через полтора часа, и миссис ван Хоппер наверняка уже звонила в контору и спрашивала — там ли я. Мы сели за стол.

— Что будем есть?

— Я уже завтракала. Кроме того, я могу побыть с вами не более трех-четырех минут.

— Принесите мне кофе, яйцо, тосты, джем и апельсин, — отдал он распоряжение официанту. Затем достал из кармана пилочку и спокойно начал подтачивать ногти. — Итак. миссис ван Хоппер надоело Монте-Карло, и ей захотелось домой? Со мной то же самое. Только она едет в Нью-Йорк, а я в Мандерли. Что предпочитаете вы? У вас есть возможность выбора.

— Не смейтесь надо мной! Это неблагородно.

— Вы ошибаетесь. Я не из таких людей, которые шутят за первым завтраком. По утрам я всегда в прескверном настроении… Итак, повторяю, выбирайте — желаете ли вы ехать с миссис ван Хоппер в Нью-Йорк или со мной в Мандерли?

— Вы предлагаете мне место секретаря или что-нибудь в этом роде?

— Я предлагаю вам свою руку, глупышка!

Подошел официант, и я молчала, пока он не удалился.

— Вы понимаете… я же не из тех девушек, на которых вы можете жениться…

— Что вы хотите этим сказать, черт возьми!

— Не знаю, как вам это объяснить… ведь я не принадлежу к вашему кругу…

— Каков же он, мой круг?

— …Богатое поместье Мандерли… и его окружение…

— Вы почти так же невежественны, как миссис ван Хоппер, и почти так же глупы. Я единственный человек, который имеет право судить, кто подходит для Мандерли, а кто — нет. Не думайте, что я действую под влиянием момента или из вежливости. Вы думаете, что я делаю вам предложение из тех соображений, по которым якобы катал вас на своей машине, то есть из-за доброты? Боюсь, дорогая, что когда-нибудь вы заметите, что я отличаюсь особой добротой и никогда не занимаюсь филантропией. Но вы не ответили на мой вопрос: согласны ли вы стать моей женой?

Даже в самых смелых моих мечтах я никогда не думала об этом. Как-то раз я вообразила, что он тяжело заболел и вызвал меня, чтобы за ним ухаживать. Дальше этого мои мечты не заходили.

— Мое предложение, кажется, не принято? — продолжал он. — Очень сожалею. Я-то думал, что нравлюсь вам. Какой ужасный удар для моего самолюбия.

— Вы… вы нравитесь мне… и даже очень… Я безумно люблю вас… Сегодня я проплакала всю ночь: думала, что больше вас не увижу.

Он засмеялся и протянул мне через стол руку.

— Да благословит вас бог за это! Когда вы достигнете возраста, о котором мечтаете, то есть тридцати шести лет, я напомню вам об этом разговоре, и вы не поверите мне. Как жаль, что вы станете взрослой!