Реальность фантастики №01-02 (65-66) 2009 (СИ) - Страница 77

Располагаясь во дворе пустого дома, я тоже не подозревал, что за мной наблюдают человеческие глаза. Не знал, какая участь меня ждет.

Не знал, что я фокус!

Лист закончился. Достаю новый, а исписанный бережно укладываю в папку. На корешке черной краской написана большая четверка.

Такие же папки стоят на грубой полке над столом. Самая тонкая с номе-ром два. С единицей целых четыре.

Как Первый смог выжить в этом аду, когда люди бежали из городов, ставших кладбищами? Когда настало золотое время для падальщиков и хищников. Когда даровая пища кончилась, и стаи одичавших собак, волки и крысы начали драться за каждый кусок.

А он не только выжил, но и собрал настоящий клад библиотеку бумаж-ных книг. Собрал и сохранил от полчищ грызунов забытую за ненадоб-ностью мудрость. Проклятые и похороненные навечно страсти, упакован-ные в картонные саркофаги. Утешение для одиночек.

Пять лет назад для меня было большим потрясением узнать, что я не одинок. Что у меня были предшественники.

Проклиная своего палача, человечество так и не узнало, какой груз он взвалил на себя, став первым фокусом. И даже нам, последователям, он не открыл свое имя. В четырех папках на полке только его теории и инструкции.

Мир устроен так, что света и тени в нем должно быть поровну. И если те-перь крупицы любви разлиты по земле, то остатки ненависти собираются в одном человеке. Как солнечные лучи в фокусе линзы.

Первый предполагал, что со временем фокусов станет больше и наше бремя не будет столь тяжелым. Что ж, возможно. Только за шесть лет я так и не ощутил облегчения. Может быть, просто устал. А может быть первый не прав, и я остался единственным?

С годами я научился сдерживать накопившийся в душе жгучий яд. Но иногда он просто жжет меня изнутри. Заставляет биться головой о стену и ломать все, что попадет под руку. Ненависть к этому миру, к его жителям.

Хорошо, что их лица уже стерлись из моей памяти. Почему я должен пла-тить за их безмятежность?

Ненависть к Первому. Неужели нельзя было найти иное, не столь смертоносное лекарство. Неужели у человечества не было иного пути в будущее?

Проклятый грифель, он снова сломался. И времени почти не осталось.

Я знаю, с рассветом гость отправится на поиски. Он найдет меня и мою берлогу. Уж об этом я позаботился. Подновил множество старых указателей.

Улица за окном едва различима под покровом ив и ясеней, пробивших асфальт. Сколько лет нужно, чтобы от города не осталось следа? Он сопро-тивляется отчаянно. Но уже побежден. Брошен своими хозяевами. Такой же реликт старого мира, как и я.

Восток розовеет. Запели первые утренние птицы. Всматриваюсь в пос-ледний раз в небо, на котором блекнут звезды. Сегодня родится номер Пя-тый, а у бетонной стены появится новый холмик.

Я ненавижу этот мир. За смерть своих родителей. За то, что он выбрал фокусом меня! И все же люблю его. Ведь ненависть и любовь нераздели-мы, как свет и тень.

Теперь я готов к следующему шагу. Достаю из-под стола пыльную раму, затянутую старой газетой. Единственное целое зеркало в окрестностях. Я бережно хранил его для сегодняшнего дня. Зеркало, в которое однажды посмотрит каждый из нас.

Разворачиваю желтую ломкую бумагу. Она осыпается под моими паль-цами. Стираю рукавом пыль.

Разве мир виноват в том, что я не смог найти в нем свое место? Нет, я сам принял на себя это клеймо. И точно знаю, кого сегодня убьет моя не-нависть.

Заглядываю в глубину зазеркалья.

Вижу свое отражение, и понимаю, что всю жизнь ненавидел самого себя!

ХУДОЖНИК-МОДЕЛЬЕР ВИКТОР САМОХВАЛОВ ПЕРЕВЕР-нул очередную страницу толстенного каталога одежды и в изне-можении откинулся на спинку стула… Снова засиделся в мастерс-кой до полуночи. Сквозь полуопушенные ресницы как в дымке видел он безголовый манекен на фоне затейливых обоев, ворох выкроек посреди широченного стола и прямо перед собой, на подставке для чтения, красочный модный каталог.

Благодатная тишина, наступавшая в Доме моделей в этот поздний час, убаюкивала. Переночевать, что ли здесь, как уже не раз случалось ему в су-матошные деньки прогонов коллекции… Виктор сладко зевнул, поудобнее примостил голову на согнутом локте и вдруг увидел сквозь ресничную за-весу какое-то черное пятно. Оно все время двигалось, скользило по глянцу каталога, нельзя было разглядеть его неясные очертания. Ну вот, испуган-но подумал Виктор, доработался до фантомов… это в двадцать пять лет, что же дальше-то будет? Такого, наверняка, не случалось ни со Славой Зайце-вым, ни с Пьером Карденом!

Пятно, тем временем, не исчезало. Приподнявший голову и про-терев-ший глаза Самохвалов, наконец, разглядел в нем полупрозрачный женский силуэт в изящном черном пальто и туфельках-лодочках на точеных нож-ках. В росте легкая фигурка це превышала самохва-ловского мизинца и все время забавно пританцовывала. Приунывший было модельер невольно рассмеялся, отчего она заколебалась сильнее и едва не слетела со страницы. Виктор заметил странную особенность: фигурка неизменно поворачива-лась к нему вполоборота или спиной, так что лицо ее оставалось невиди-мым. Он попробовал схватить фигурку двумя пальцами и повернуть ли-цом, но она выскользнула и снова повернулась затылком. Пальцы же не ощутили никакой плоти, как будто Самохвалов ловил солнечного зайчика.

Модельер механически перевернул каталожную страницу, и фигурка, пританцовывая на бестелесных ножках, мягко перепрыгнула на следую-щую. Он листнул другую, фигурка вновь бабочкой спорхнула с нее.

Пора, пора ца боковую, пробормотал Самохвалов и отодвинул от себя журнал, – а то и вправду свихнешься с этими предновогодними показами…

И мыслями о том, чтобы любой ценой затмить коллег, в которых ви-дишь только своих ярых конкурентов. Подобные мысли вызывают несваре-ние желудка, тихо прошелестел в ответ голосок, кажется, доносившийся с глянцевой страницы.

Виктор застыл и напряженно уставился на фигурку. «Ты? вопросил он мысленно, це решаясь вслух разговаривать с фантастическим пятном. Это выглядело бы уже полным абсурдом.

– Я, именно я, наконец-то, ты меня услышал, – фигурка часто закивала повернутой в сторону головкой, обрамленной блестящей шапочкой черных волос. Затанцевала, запрыгала, словно выражала признательность.

Это коллеги пытаются меня затереть, мысленно возразил он на меткое за-мечание загадочного существа, а я лишь участвую в свободной конкуренции.

– А зачем же ты на днях сказал на закрытом худсовете, что Зинаида Пет-ровна, ведущий модельер, заимствует фасоны у известных кутюрье? сно-ва прочла его мысли нечаянная собеседница и ткнула крошечным пальчи-ком в каталог. – Сам-то ты чем занимаешься?

– Я не компилирую, а изучаю современные модные тенденции, – пробурчал вконец обескураженный Самохвалов вслух и указал на лежавший перед ним лист бумаги с очерченной фломастером женской фигурой. Вокруг нее было на-несено множество повторявших ее изгибы линий. – Я ищу новые линии – и вписываю в общее модное направление, если хочешь, прогнозирую моду.

– Ах, как это похоже на тебя, Виктор Самохвалов, – отдаленным эхом воскликнула фигурка и всплеснула крошечными ручками. – Ты такой ги-гант в собственных глазах, а все остальные – букашки вроде меня!

Да ты и есть букашка-таракашка, мультяшка несчастная, привидение моего бедного, перегруженного работой сознания, кто же еще!

Фигурка остановилась, по-прежнему отворачивая личико, потом танцу-ющими шажками добралась до края страницы, присела и свесила ножки.

– Ах, Витя, Витя, погубит тебя твое тщеславие, – прошелестела она со вздохом. – Ведь, если задуматься, чего ты, собственно, достиг? Сколько ве-щей продалось из твоей прошлогодней коллекции в филиале у речного вок-зала? Одна… Безусловно, модели выполнены превосходно, но вот цены! Ты для кого работаешь, для жен скороспелых олигархов? Обычно это бесфор-менные клуши, – добавила она с ехидцей, – а вот скромной и стройной де-вушке-труженице твои вещицы не по карману.