Реальная история штрафбатов и другие мифы о самых страшных моментах Великой Отечественной войны - Страница 8

Переживания последних месяцев усилили начавшуюся у меня болезнь сердца. По совету врача я решил отправиться с женой в конце марта 1942 г. на четыре недели на курорт. После всех моих переживаний в России мирный и прелестный весенний ландшафт, а также принятые мною на курорте ванны весьма благотворно подействовали на состояние моего сердца и на общее душевное состояние. Однако по возвращении в Берлин мне пришлось много пережить из-за болезни моей любимой жены, которая получила заражение крови и в течение нескольких месяцев не вставала с постели. Помимо всего этого, из-за многочисленных посетителей и их назойливых расспросов дальнейшее мое пребывание в Берлине стало настолько безрадостным, что мы решили продать свое небольшое наследство и вместо него купить небольшой домик на Боденском озере или в Зальцкамергуте с тем, чтобы удалиться от атмосферы, господствовавшей в столице. В конце сентября я обратился к командующему армией резерва генералу Фромму с просьбой о предоставлении мне отпуска. Фромм попросил меня зайти к нему. За несколько дней до этого я получил из Африки телеграмму от Роммеля, в которой он сообщал, что заболел и вынужден возвратиться в Германию и что он предложил Гитлеру назначить вместо него меня. Однако Гитлер отклонил это предложение. Фромм задал мне только один вопрос, не предполагаю ли я снова возвратиться на службу в армию. Я ответил отрицательно.

На следующий день после моего возвращения из Зальцкамергута Фромм снова мне позвонил и попросил зайти к нему. Он передал мне, что днем раньше он беседовал со Шмундтом, который сообщил ему, что о моем возвращении на службу в армию не может быть и речи. Фюрер, однако, слышал, что я хочу приобрести дом на юге Германии. Он знает, что я происхожу из области Варта или из Западной Пруссии, и хочет поэтому, чтобы я поселился там, а не на юге Германии. Он намерен всем тем, кто получил дубовые листья к рыцарскому железному кресту, предоставить государственную дотацию и прежде всего имение. Мне следует подыскать себе что-нибудь подходящее на своей родине.

После такого сообщения мне, во всяком случае, можно было убрать свой военный мундир подальше и полностью перейти на положение гражданского человека. Однако дело до этого не дошло.

Осенью 1942 г. у меня обострилась болезнь сердца. В конце ноября последовал сердечный приступ, в результате которого я в течение нескольких дней оставался без сознания и ничего не ел. Я поправлялся очень медленно и то лишь благодаря стараниям опытного профессора фон Домаруса, одного из лучших берлинских специалистов. К рождеству я уже в состоянии был подняться на несколько часов с постели, а в январе начал понемногу ходить и даже намеревался в конце февраля отправиться в область Варта, чтобы выбрать себе имение и стать помещиком. Однако и на сей раз дело не дошло до этого.

В 1942 г. немецкие войска на Восточном фронте еще раз предприняли наступление, продолжавшееся с 28 июня по конец августа, в результате которого южный фланг немецкой армии (Клейста) достиг Кавказского хребта, а действовавшая севернее 6-я армия (Паулюса) дошла до Сталинграда… Овладение нефтяными месторождениями, расположенными в районе Каспийского моря, нарушение судоходства по Волге и парализация сталинградской промышленности – вот те цели, которые послужили основанием для принятия этих, не понятных с военной точки зрения, решений в выборе операционных направлений.

Я имел возможность следить за всеми этими событиями только по материалам печати и радиопередачам, а также по случайным сообщениям своих друзей»[32].

Вот ведь как. Поправлял отстраненный от командования Гейнц Гудериан подорванное в России здоровье, домик присматривал, потихоньку интриговал и роптал на нарушения Гитлером национал-социалистической законности, а Володарский ему бог знает что приписывает. Какие-то танки и Сталинград.

Но не надо думать, что Эдуард Володарский только немецким полководцам приписывает то, чего они вовсе не делали.

От него и советским маршалам досталось, и Дуайту Эйзенхауэру. Даже Льва Толстого Володарский для своего оправдания попытался использовать, конечно же, все перепутав.

Произошло это, когда Эдуард Володарский «ответил» на критику, дав газете «МК» интервью под названием «Прорыв „Штрафбата“. Солдаты называли Жукова „мясником“. Данное интервью было опубликовано 26 ноября 2004 года.

Этот «Прорыв „Штрафбата“ – не менее потрясающее произведение, чем сериал и роман „Штрафбат“. Его следует использовать для проверки знаний по истории и литературе. Учащийся должен определить, что именно перепутал автор.

Как сказано во вводке корреспондента «МК» к интервью: «Реакция на „Штрафбат“ неоднозначна: от восторгов до откровенно хамской ругани. Ею всегда отличались и отличаются всевозможные маргиналы. Несмотря на некоторые внешние различия, нынче эти товарищи объединились в своей ненависти к фильму…»

О том, что за «люмпены» и «маргиналы» критиковали фильм, смотри выше – Варенников, Карпов, Гольбрайх.

Не страдающий от ложной скромности сценарист Володарский, чтобы опровергнуть оппонентов, сослался… на Льва Толстого: «Все это мне напоминает историю „Войны и мира“. Когда роман вышел, еще были живы участники Бородинского сражения. Кое-кто из них (а к ним присоединились и некоторые критики) обвинял Толстого в неправде. Дескать, как это так: Пьер Безухов в цилиндре и белом сюртуке ходит посреди сражения, а вокруг него бомбы рвутся. Не могло такого быть! И батарея Тушина не могла продержаться столько времени, и вообще – не было в том месте, которое описывает Толстой, никакой батареи…»

Если бы Эдуард Володарский удосужился прочесть «Войну и мир», он бы знал, что ветераны Бородинской битвы ну никак не могли предъявлять претензии Толстому из-за батареи Тушина. Нет в толстовском описании Бородино ни строчки относительно батареи Тушина. У Толстого батарея капитана Тушина в 1805 году в Австрии сражается.

И за цилиндр и белый сюртук Безухова ветераны Бородино Толстого упрекнуть никак не могли. «Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера», – написано у Льва Николаевича.

Володарский перепутал роман «Война и мир» с фильмом «Война и мир». В фильме Пьер Безухов действительно носит цилиндр. Но предъявлять претензии за это следует не Льву Толстому, а кинорежиссеру Сергею Федоровичу Бондарчуку. Вряд ли ветераны Бородинской битвы дожили до такой возможности.

«Ссылается» Володарский и на американского генерала Дуайта Эйзенхауэра:

«Генерал Эйзенхауэр в своих воспоминаниях пишет, как он увидел под Потсдамом огромное поле, устланное трупами русских солдат. Выполняя приказ Жукова, они штурмовали город в лоб – под кинжальным огнем немцев. Вид этого поля поразил Эйзенхауэра. Ему стало не по себе, и он спросил Жукова (не дословно, но за смысл я ручаюсь (выделено мной. – Авт.):

«На черта вам сдался этот Потсдам? Зачем вы за него столько людей положили?

«В ответ Жуков улыбнулся и сказал (эти слова, воспроизведенные Эйзенхауэром, я запомнил точно):

«Ничего, русские бабы еще нарожают.

Маршал Жуков обладал той жестокостью, которая издавна была характерной чертой русского генералитета. Лишь единицы берегли солдат. Суворов, Брусилов, Корнилов… Вот, пожалуй, и все. Прочие солдат не жалели. И советские генералы были ничуть не лучше».

Утверждение Эдуарда Володарского чрезвычайно легко проверить по мемуарам Эйзенхауэра «Крестовый поход в Европу»[33].

Попробуйте найти там хоть строчку про увиденное «огромное поле, устланное трупами русских солдат» под Потсдамом или где-либо в другом месте. Нет там ни слова и про «кинжальный огонь немцев», под которым якобы полегли эти солдаты (но уж очень красивое выражение – кинжальный огонь).