Развод. Ты меня предал (СИ) - Страница 5

— Нет!

— Замолчи немедленно! — рявкает Матвей. — Уж сейчас ты можешь со мной не пререкаться и не спорить?!

— Я в это не верю! — отчаянно верещит Лиля и топает ногой.

— Веришь ты или нет, но это было! И будет развод! — Матвей ревет раненым зверем. — Потому что она еще и беременная может быть!

— Это все ложь!

Матвей недоуменно моргает, а затем смотрит на меня в легком ошеломлении:

— Может, ты вмешаешься?

— Лиля, — неуверенно говорю я. — Милая, мне так жаль…

Пусть мы дышим, говорим, но мы, все трое, сегодня умерли. Умерли, как семья.

— Вы меня родили, чтобы потом взять и развестись? — с губ Лили срывается короткий смешок.

Она отказывается верить в жестокую правду, что ее отец изменял мне. Ее мозг просто отсекает признание Матвея и не принимает их.

— Мы родили тебя, потому что любили друг друга, — шепчу я и немного заикаюсь. — Мы не знали, что… что будет так, Лиля. Взрослые могут быть очень глупыми.

— Да вы не глупые, — едва слышно отвечает Лиля и рявкает, — вы тупые!

— Ты как с матерью разговариваешь?!

— Ладно! — шипит Лиля на него. — Это не вы тупые, а ты тупой! Будешь спорить с этим?

— Нет, — цедит сквозь зубы Матвей. — Спорить не буду.

— И Ия твоя тупая, — голос Лили срывается на шепот. Вот-вот разрыдается. — Ненавижу ее… Ненавижу…

Отступает. Я поднимаюсь на ноги, делаю к ней шаг в желании обнять и разделить ее разочарование. Во мне она может быть уверена. Я никогда не предам ее доверия и любви.

— Нет, не трогай меня, — она всхлипывает и убегает.

— Лиля!

Кидаюсь за ней. На лестнице, что ведет на второй этаж, она резко разворачивается ко мне и кричит:

— Оставь меня!

— Лиля… милая… мы это преодолеем. Вместе.

— Вместе?! — она смеется. — Нет больше вместе, мама! А я так не хочу!

— Мне тоже страшно, Лиля, — слабо улыбаюсь, — и я бы тоже хотела, чтобы все было по-другому.

— Он не мог так поступить с тобой, — Лиля качает головой и прячет руки за спину.

— Но поступил.

Она сейчас не подпустит меня к себе. Она прекрасно понимает, что моей вины в ошибках Матвея нет, но подростковый ужас перед будущим иррационален. Она потеряла семью, и в ее глазах мы оба несем ответственность. Я, как жена, должна была уберечь Матвея от неправильных решений. Мы ведь одно целое. Мама и папа. И разве могут быть мама и папа отдельно друг от друга?

Я эгоистично жду поддержки от Лили. Я хочу, чтобы она обняла меня, вместе со мной поплакала и чтобы сказала, что она любит меня и будет рядом. Я хочу опереться на нее, но это неправильно. Я тут взрослая тетка.

— Лиля, я хочу тебя обнять.

— Нет, — она поднимается на несколько ступеней и смахивает слезы дрожащей ладонью. — Не сейчас, мам.

А затем кидается на второй этаж. Вздрагиваю, когда слышу, как хлопает дверь ее комнаты.

Мимо шагает размашистым и решительным шагом Матвей. Поднимается на три ступени, и глухо рычу ему в спину:

— Оставь ее.

— Ты хотела ей сказать правду, — он оглядывается на меня с неприязненным оскалом, — я сказал. И я буду сейчас с ней.

— После всего ты еще смеешь…

— Я буду с ней, — Матвей недобро щурится. — И советую тебе мне не мешать.

— Ты сделаешь только хуже, — в бессилии рычу я. — Будь благоразумным.

Спускается ко мне, подходит вплотную и заглядывает в глаза:

— Благоразумие это по твоей части, Ада. Вот и будь благоразумной и идеальной, а я не вывожу, как видишь. И я сейчас поднимусь к Лиле, а ты посиди и подумай, что потребуешь при разводе.

— Мне ничего от тебя не надо, — зло шепчу я.

— Кто бы сомневался, — недобро усмехается он. — Мы ведь такие гордые.

— Именно.

— И это заводит.

Я заношу руку для пощечины, но Матвей ее перехватывает.

— Будь благоразумной, — шепчет он, — а то твой муж, Ада, на грани. И ты теперь знаешь, что я могу быть подонком.

Отпускает мою руку, и я медленно отступаю, потирая запястье.

— Наша дочь тебя не простит.

— Это ты бы хотела, чтобы она меня не простила, — хмыкает. — Я отвечу перед ней за свои поступки, но не думай, что я позволю тебе настроить ее против меня.

Глава 7. Брюхо вскрою

Лиля лежит ко мне спиной. Свернулась под одеялом в позу эмбриона и молчит. И я молчу. Пялюсь на полку с разноцветными учебниками. Математика, литература, биология…

Накатывают воспоминания, как Лиля в этой комнате сделала первые шаги ко мне и как я кричал, чтобы Ада немедленно пришла. Лиля от моего крика тогда испуганно икнула и удивленно упала на попу.

Ада тогда ворвалась. Бледная и в ужасе, а Лиля засмеялась и вновь неуклюже поднялась на некрепкие ножки.

— Уходи, — шепчет Лиля.

Она не плачет. Голос сухой и надтреснутый.

— Нет, — это все, что я могу ответить.

— А я не хочу, чтобы ты тут был.

— Я знаю.

— Вот и уходи.

— Не могу.

Она должна кричать, плакать и бить меня. Ей по возрасту положены эмоции. Дикие, громкие и яростные, но она лежит под одеялом и не двигается.

— Лиля…

— Когда ты разлюбил маму?

Опускаю взгляд и делаю медленный вдох. Разве я могу говорить о любви к Аде после произошедшего?

И сейчас у меня в груди просто черная и бездонная дыра. Я помню то теплое и светлое чувство, которое меня наполняло, когда Ада целовала меня или когда хватала меня за руку и тащила в темный уголок, чтобы с тихой, но живой страстью отдаться мне.

Сейчас этого чувства нет. Оно исчезло. Когда? Оно меня все еще согревало в аэропорту, когда просил Аду не скучать и обещал, что две недели пролетят быстро, а потом…

— Ты ведь маму любишь…

— Я не имею больше права ее любить, Лиля.

— Я тебя не понимаю, — выползает из-под одеяла, садится рядом и всматривается в мой профиль. — Зачем, папа?

— У меня нет ответа на этот вопрос.

— Тогда уходи.

— Ты всегда будешь моей дочерью, Лиля, — закрываю глаза.

— Мой папа так бы не поступил, — встает и шагает к письменному столу. Опирается о спинку стула и оглядывается. — И изменять маме? Ты серьезно?

Я хочу сбежать, но я этого не сделаю. Лиля должна выплеснуть на меня гнев. Я его заслужил.

— Нашей маме, которой вслед оглядываются! — повышает голос, и я улавливаю в ее голосе страх. — И она не будет одна! Ясно тебе?!

— И будет мне твой новый ребенок никем! Не буду я с ним нянчится! Я его не приму! Никогда и ни за что! И новые кроссовки мне не нужны! Ничего не нужно! И не смотри на меня так! Будешь теперь папой на выходные, да? Будешь на карусельки водить, мороженку покупать, а потом к своей шлюхе пузатой бежать?!

— Я не знаю, что нас ждет, Лиля.

— Я знаю! Я! — в ярости взвизгивает. — Нас не ждет ничего хорошего! У тебя будет новая семья!

— У меня не будет с Ией семьи! — рявкаю я.

— Вот как?! — переворачивает стул. — И от нового ребенка отказываешься?! А смысл всего этого тогда?! А?

— Нет и не было смысла, — опускаю лицо и подпираю лоб руками.

— Вы ведь еще и войну устроите между собой! — Лиля всхлипывает. — Ты ее устроишь…

Поднимаю взгляд.

— Я не хочу всего этого, папа… Ни развода, ни споров, с кем я и в какие дни я должна видеться, ни алиментов… Ничего этого не хочу! — срывается на крик. — Чего я хочу, так это умереть!

— Не смей так говорить, — цежу я сквозь зубы, а у самого руки немеют и холодеют от страха. — Мы придем к миру…

— Какой к черту мир?! — скидывает тетради со стола. — Какой мир?! Для мамы?! Для меня?! Засунь свое мороженое по воскресеньям в жопу! И подачки, чтобы загладить вину!

— Лиля…

— И ты ведь своего выродка притащишь мне, — переходит на рык, — чтобы я с ним подружилась, а тетя Ия будет названивать и звать в гости, ведь мы семья.

— Я тебе повторяю, у меня с ней семьи не будет.

В глазах темнеет от гнева и бессилия перед злым ехидством дочери.

— Желаю ей сдохнуть при родах, — тихо шипит, вглядываясь в мои глаза. — И чтобы на твоих глазах из нее вынули урода.