Развод. Как уйти и не вернуться - Страница 5

– Янка, давай мириться, – обнимаю её, перегибаясь через спинку дивана. Она откладывает в сторону книжку с младенцем на обложке.

– Ты хоть понимаешь, Вадим, на что я обиделась? – спрашивает, поднимая на меня глаза. – Я прекрасно знаю, что совершенно не вызываю желания сейчас! Но я ведь ношу твоего ребёнка. Это из-за тебя я такая страшная, толстая и с растяжками по всему телу! Мне и так было тяжело все эти месяцы. Сначала токсикоз, потом живот начал расти. Так почему я ещё должна тебя упрашивать заняться со мной сексом?!

Я тяжело вздыхаю. Обхожу диван и присаживаюсь с ней рядом. Становится немного стыдно. Но вместе с тем хочется ответить, что я прежде всего мужчина. А мужики любят глазами. Есть ведь женщины, что продолжают следить за собой и во время беременности. Через месяц после родов, выглядят так, будто и не рожали вовсе. Но я решаю не усугублять. В конце концов, можно и самому потерпеть немного ради матери своего будущего ребёнка.

На следующий день я снова уезжаю на несколько дней. Чуть поуспокоившаяся Яна отпускает меня без истерик. Тем не менее где-то в глубине души зреет недовольство. Почему я вообще должен спрашивать у неё, где мне жить и где дела вести? Почему должен ублажать её, когда я этого не хочу? Мы ведь даже не женаты. Она просто беременна от меня. И от заботы о ребёнке я не отказываюсь. Но вот лично ей ничего не должен. Я и так подарил ей дом, исключительно за красивые глаза.

– Вадим, ты вообще её любишь? – спрашивает меня Макс, когда я делюсь с ним своими мыслями.

– А что вообще такое любовь? – отвечаю задумчиво. – Я всё ей даю: полностью содержу, покупаю всё, что попросит…

– Как насчёт уважения к своей женщине? – он, прищурившись, смотрит на меня. Я только усмехаюсь на его слова.

– Нет, зря я вас с Леркой свёл, – произношу, качая головой. – Она плохо влияет на тебя. Вся эта блажь феминистическая явно от неё.

Макс хочет что-то сказать, но раздаётся стук в дверь. В кабинет входит соискательница на должность секретаря в нашем столичном офисе. Я бросаю на неё беглый взгляд и у меня перехватывает дыхание. Хочется смотреть ещё, а лучше не смотреть, а трогать. Идеальная фигура, длинные стройные ноги в чёрных колготках с игривыми стрелками. Прямые светлые волосы, алая помада на губах. Наши взгляды встречаются, и я судорожно выдыхаю. Просто огонь девчонка!

– Проходите, Милана Владимировна, – произносит Макс, а после передаёт мне её резюме. Но прежде, чем успевает что-то сказать, я задаю ей единственный вопрос:

– Сколько вы весите, Милана?

– Сорок девять, – отвечает она и бросает на меня нескромный взгляд. Даёт понять, что не только прекрасно поняла, с какой целью я интересуюсь, но и в целом не против такого интереса. Секунду другую мы играем с ней в гляделки. Я только от этого дико завожусь. Она не просто сексуальна. В словаре напротив определения сексуальная женщина вклеена её фотография.

Макс наблюдает за нами и только качает головой. Я же вдруг осознаю, что мне вовсе не обязательно ждать, когда Янка родит и восстановится. Я достаточно зарабатываю, чтобы позволить себе какую угодно красивую девушку.

Яна

Говорят, что деньги портят людей. Раньше мне казалось, что эту фразу придумали ленивые. Те, кто не хотят чего-то в жизни добиваться, как-то самореализовываться, нашли для себя удобное оправдание, которое ещё и возвышает их над остальными. Оказалось же, что порой деньги действительно портят людей. Особенно если приходят быстро и несоизмеримо затраченным моральным и физическим усилиям.

Первые перемены в Вадиме я замечаю ещё до переезда из нашей съёмной квартиры. Я к этому времени уже успеваю уволиться с работы и полностью перейти под его опеку. Остатки собственных сбережений уходят на оплату коммуналки, УЗИ и анализы в частной клинике. Я замечаю, как в тоне Вадима появляется высокомерие. Каждый раз, когда он даёт мне на что-то деньги, делает это снисходительно. Первое время я игнорирую эти перемены в поведении. Просто не придаю значения. Я убеждена, что мы с Вадимом любим друг друга. У нас будет ребёнок – этот факт неоспорим. И пусть у меня нет штампа в паспорте, я справедливо считаю себя его женой. И как его жена, я горжусь тем, что дела его идут в гору, и всячески подогреваю его самолюбие похвалой и благодарностями.

Мне нравится моя роль жены и будущей мамочки. Как только проходит токсикоз, начинается, пожалуй, самый замечательный период за все эти девять месяцев. Мне хорошо и спокойно. Малыш в животе растёт, но не так быстро. И в весе я прибавляю понемногу, так что могу, как раньше, заниматься делами, пусть и с большей осторожностью. Я нахожу надёжных подрядчиков для ремонта. Сама планирую внутреннюю отделку, подбираю материалы, присматриваю мебель. При этом очень горжусь собой, поскольку занимаюсь важным и полезным делом. Как настоящая хранительница домашнего очага, я работаю для будущего уюта нашего дома, не дёргая Вадима по пустякам.

Ощущаю себя очень счастливой. Мои мечты о заботливом муже, большом доме и детях воплощаются в реальность. Каждый вечер перед сном я поглаживаю живот с мыслью, что уже очень скоро наш с Вадимом сын появится на свет. Я верю, что он будет самым замечательным и самым счастливым ребёнком на свете, ведь его мама и папа очень стараются для него.

Но чем больше времени проходит, чем успешнее идут дела, тем более высокомерным и жадным становится Вадим. Порой меня просто оторопь берёт из-за того, что приходится оправдываться перед ним за элементарные траты. Мне противно и горько, от того, что чувствую себя содержанкой. Если бы я могла вернуться на работу, то непременно бы сделала это. Всё лишь бы не видеть его надменной физиономии.

– Ян, ты не понимаешь, это просто усталость и стресс, – пытается успокоить меня Лера. – Ты знаешь, какая на них ответственность лежит. Я всего один раз напросилась с Максом на встречу с партнёрами. Ей Богу, оно того не стоило. Я вообще не понимаю, как они всё это вывозят.

– Лера, я никогда не требовала от него многого, – отвечаю с обидой. – И благодарна ему за всё, что он делает. Но о человечности тоже не надо забывать. Я ему не девочка для битья, чтобы злость на мне срывать. И потом, едва ли Макс себе позволяет такое поведение.

– Нет, мой Максик не такой, – с ласковой улыбкой произносит она. – У него характер – золото.

Я тяжело вздыхаю, глядя на неё. Чувствую тяжесть в груди. Вспоминаю, каким Вадим был ещё совсем недавно, и слёзы наворачиваются на глазах. Я думаю про себя, что готова была бы на всё: прожить до конца жизни в съёмной однушке с маленькой кухней, батрачить по двенадцать часов шесть дней в неделю за копейки, да хоть в роддом уехать сразу из супермаркета – лишь бы вернуть то время. Вот только это уже не кажется возможным.

Стараюсь концентрироваться на положительных моментах. Езжу постоянно в новый дом, слежу за тем, как идёт ремонт. По периметру сада мы с мамой высаживаем кусты сирени, жимолость и красную смородину. Мне нравится это место. Здесь хорошо. Сразу за изгородью начинаются сенокосы, засеянные летом душистой люцерной и донником. За ними течёт речка, подпитывающая пруд. Над ней растут огромные ивы с гибкими ветвями похожими на лианы. Вдоль крутых берегов, говорят, много малины и ежевики.

Когда приезжаю сюда душа понемногу успокаивается. У меня появляется надежда на то, что скоро этот тяжёлый период пройдёт. Вадим отладит свой бизнес и перестанет мотаться туда-сюда. Наш малыш родится, и мне станет легче. По крайней мере, физически не будет так тяжело. А там, глядишь, ясли и детсад. Я вернусь на работу, и у Вадима не останется ни одного повода, чтобы меня упрекнуть.

– Эх, Янка, наивная душа, – вздыхает мама. – Неужели ты правда думаешь, что Вадим тебя пустит обратно в магазин работать. Нет, жена-продавщица ему теперь не по статусу.

И пусть мне не нравится то, что она говорит, после некоторых раздумий я вынуждена с ней согласиться. Из-за постоянных насмешек Вадима я и сама начинаю чувствовать легкую неполноценность. Не знаю, что мне делать с этим.