Развитие личности. Психология и психотерапия - Страница 17

Однако не содержательно, но по структуре личности представителей разных сообществ идентичны, что определяется не спецификой дискурсивных (информационных) пространств, тенденциозно определяемых в данном сообществе, а системой ролевых отношений, о чем мы скажем в следующем подразделе.

Человек может вступать в межличностные отношения, сознательно выполняя ту или иную функцию, ощущая себя тем или иным лицом, а также сущностно. Три указанные позиции исчерпывают весь спектр межличностных отношений: я-неотождествленные, я-отождествленные и индивидуальные.

Наиболее типичные отношения для человека – я-отождествленные. Их специфика заключается в самоощущении человека, в его неосознаваемой самоидентификации. С определенного периода жизни нам нет нужды думать о том, что мы принадлежим к тому или иному полу, к той или иной социальной группе, что мы «белые» (или негроиды, монголоиды), являемся детьми своих родителей, родителями своих детей и т. п. Мы просто ощущаем себя мужчиной (или женщиной), сыном (или дочерью), отцом (или матерью), начальником (или подчиненным), врачом (учителем, рабочим и т. д.). Мы просто являемся ими, взаимодействуя с тем человеком, с которым мы находимся в указанных отношениях.

Для того чтобы ощущать себя сыном (или дочерью) в отношениях с матерью, нам не нужно думать, что мы ее ребенок, специально играть роль сына (или дочери) – это происходит автоматически, словно бы само собой. Разумеется, содержательно характер этих отношений зависит как от культуральных особенностей этих межличностных взаимосвязей, так и от индивидуальных черт обоих людей, вступающих в эти отношения. Однако нас в данном случае интересует не содержание отношений «сын – мать» («дочь – мать»), а структура этих отношений, в которых оба человека (сын и мать, дочь и мать) непосредственно ощущают себя в какой-то ролевой позиции (сына, дочери, матери), не затрудняясь продумыванием сценария или выдерживанием единой нити этой «драмы». Это непосредственное ощущение в конкретной ситуации мы называем «я-отождествленной ролью».

Эрик Эриксон, один из ведущих теоретиков понятия «идентичность», говорит о человеке в такой ролевой позиции как о человеке, «отождествляющем себя с тем, чем он занимается в данный момент и в данном месте».[45] Данные указания, определяющие значимость ситуативного компонента, кажутся нам чрезвычайно важными, но нельзя согласиться с представлениями Э. Эриксона о некой «синтетической функции эго». Э. Эриксон полагает, что здоровый субъект должен нести, представлять собой некую целостную, единую, монолитную, гомогенную идентичность, а эта гомогенность обязана синтетической функции «эго». Что это за «эго» и синтезом чего оно занимается, не вполне понятно. «Эго» выступает у Э. Эриксона, в соответствии с лучшими традициями неофрейдистского направления, в качестве некого метафизического и неверифицируемого образования, с чем, конечно, нельзя согласиться. Дело в том, что попытка согласовать структуралистический подход с содержательной стороной дела неизбежно приводит к противоречиям внутри предлагаемого концепта, данный методологический промах, на наш взгляд, и совершен Э. Эриксоном.

Рассмотрим эту ситуацию на примере. Профессиональный военнослужащий, который рассматривает отношения «начальник – подчиненный» как нечто незыблемое, который ощущает себя начальником со своими подчиненными, младшими по званию, и подчиненным в отношении со своими прямыми начальниками и старшими по званию, полностью отождествляет себя со своей профессиональной ролью. Иными словами, он автоматически занимает позицию «верха» или «низа» в соответствии с теми обстоятельствами, в которых он находится: «верха» – отдавая распоряжения военнослужащим подразделения, которым он командует, «низа» – находясь в кабинете своего командира и получая от него те или иные приказания. Причем в первом случае он будет выглядеть уверенным, может быть, надменным или гневным, не терпящим критики и возражений, говорить распорядительным тоном, чинно шествовать, высоко подняв голову, с широко расправленными плечами. Во втором случае он, напротив, будет выглядеть исполнительным, внимательным, уязвимым, может быть, растерянным и тревожным, нотки его голоса будут выдавать зависимость, он будет избегать лишних движений и вольных ремарок. Иными словами, его профессиональная идентичность предполагает взаимопротивоположные ролевые позиции, структуралистически это понятно, но содержательно кажется неким отступлением от общих принципов. Наше положение диагностов еще более усложнится, если мы увидим его доминантным в отношениях с женой и детьми, послушным в отношениях с матерью, равным – с друзьями детства. Когда же на заседании по работе с личным составом он будет проповедовать идеалы личной свободы, ответственности и прав человека, то мы и вовсе не будем знать, чему верить. Содержательно он демонстрирует массу противоречивых тенденций. Является ли его идентичность гармоничной? Ответить на этот вопрос нельзя, равно как и задавать его непозволительно. Ни о каком едином «эго» говорить не приходится, в каждой конкретной ситуации данный человек отождествлен с той или иной подобающей отношениям ролью. Ему даже не нужно думать, как себя вести, чтобы вести себя так, как он себя ведет, сама ситуация, точнее, отношение диктует ему форму и содержание его поведенческих реакций. Иными словами, я-отождествленная роль представляет собой некий условнорефлекторный комплекс, актуализируемый соответствующей ситуацией (межличностными отношениями), это неосознаваемые поведенческие реакции, которые представляются человеку «естественными» в данной ситуации.

Действительно, если полного отождествления с какой-то социальной ролью не произошло, человек может испытывать определенный дискомфорт, продиктованный борьбой внутренних реакций.[46] Представим себе начальника, который не уверен в своих организаторских способностях; подчиненного, считающего, что он занимает не подобающее для него место; специалиста, который не чувствует себя уверенным в своей профессии; отца, не уверенного в своем отцовстве; любовника, который не чувствует себя достаточно любимым или не желает формализовать сложившиеся любовные отношения, при том что в системе его жизненных приоритетов институт брака занимает далеко не последнее место; гомосексуала, который считает гомосексуальность зазорной и, может быть, недопустимой. Таких ситуаций с высоким показателем амбивалентности в жизни каждого человека достаточно много. Именно они, а не система идентификаций в общем ее виде представляют достаточную основу для формирования невротической симптоматики. Эта ситуация отсутствия определенности в отношении одной и той же ситуации продемонстрирована как И.П. Павловым при моделировании «экспериментальных неврозов» у собак,[47] так и при научении кошек невротическим страхам в исследованиях Джозефа Вольпе.[48]

Конфликт тенденций одного континуума тех или иных отношений – вот что составляет проблему, а не то, что в одних отношениях человек ощущает себя, например, уверенным, а в других нет. Так, например, гуманитарий ощущает себя вполне уверенным в вопросах искусства и не испытывает внутреннего смятения, когда оказывается неспособным перечислить все три закона Ньютона.

Указав на данную амбивалетность, мы вторглись в сферу я-неотождествленных ролей. Представим себе подчиненного (я-отождествленная роль), который делает своему начальнику какую-то не продиктованную служебными обязанностями любезность, рассчитывая с ее помощью получить отпуск летом вместо полагавшегося ухода в отпуск зимой. В данной ситуации кроме актуализации я-отождествленной роли подчиненного, продиктованной ситуацией (отношение с начальником), наш герой сознательно осуществляет еще один поведенческий акт, как бы накладывающийся на «партитуру» я-отождествленной роли. В целом, разумеется, действие едино, но в этом случае участвует уже не одно, а два «я» – я-отождествленное, поскольку наличествует отношение «начальник – подчиненный», и второе, я-неотождествленное «я».