Разведчик - Страница 52

И снова какую-то песню затянул.

— Так, — говорю. — Товарищ старший стражник. Гостю больше не наливай.

Арчет бутылку перевернул, потряс.

— Так ведь, — отвечает, — и нечего больше.

— И хорошо.

Но все равно, думаю, надо что-то с французом делать. А то явится сейчас Аулей, а мы тут сидим с пьяным штабным курьером — прямо два шпиона какие-то.

— Эй, шевалье, — тормошу. — Кончай спиваты. Расскажи лучше, как ты сюда попал.

— Сюда? — удивляется Жиль. — Серж, сюда меня привел ты.

— Да нет. Сюда, в смысле, в этот мир.

— О-о, это есть очень долгая и очень интересный и захватывающий история…

— Ничего, — говорю. — Послушаем. Тем более если она такой «интересный и захватывающий».

Выяснилось, что был шевалье членом тамошнего подполья, этого… движения Сопротивления. Ну и замели их. Помариновали в местном гестапо, потом в вагоны — и нах Остланд. То ли в Польшу, то ли в Восточную Пруссию.

До места они, правда, не доехали — угодили под авианалет. Ну и в вагон их, судя по всему, прямое. Что с другими стало — неизвестно, а сам Жиль здесь очутился.

— Сначала я решил, — говорит, — что это все — последний сон. Предсмертная сказка. Все эти маги, рыцари — просто бред умирающего человека.

— Ну… а потом, что? Переубедили?

— О да. Очень убедительно переубедили. Ну-ну.

— И вот я стал рыцарем при дворе принцессы Дарсоланы, — продолжает француз. — И знаешь, что самое удивительное, Серж? Я здесь счастлив. Да-да, не удивляйся. Особенно теперь, когда ты сообщил мне эту прекрасную новость про мою Францию.

— Так-таки ни о чем не жалеешь?

— Нет, Серж. Очень-очень редко… Вам, русским, знакомо это чувство — нос-таль-жи, тоска по дому. Пройтись по полям, по берегам Луары, зайти к старому Рене. Услышать колокольчик… Первое время мне постоянно казалось, что я слышу колокольчик. Представляешь, Серж, я десять лет прожил на втором этаже в пансионе мадам Сен-Симон и почти каждое утро просыпался оттого, что внизу, в лавке, кто-то из посетителей звякал колокольчиком. Да. Чаще всего это был дядюшка Жорж, который приходил за табаком для своей трубки.

— Слышь, шевалье, а кем ты до войны был?

— О, до того, как пришли боши, я был очень-очень тихий, скромный буржуа. Маленькая мастерская, на паях… Теперь Жан будет в ней полным хозяином…

Забавно, а я уж подумал, что у него и в нашем мире какой-никакой замок был. Дворянин все-таки. Хотя, с другой стороны… и д'Артаньян тоже в юности каждому лишнему су радовался.

— А мы делали в ней автоматы, — продолжает француз, — у нас был английский чертеж… «Стэн»… Боже, из чего мы их только делали!

— Вот это оно? — уточняю.

— Да, этот я собрал уже здесь. Вот, посмотри.

Слышать я про эти «стэны» уже слышал, а вот в руках держать пока не доводилось. Говорили, что прицельность у них ни к черту — пули как из шланга хлещут, дальше тридцати метров уже и в танк не попадешь, да и ненадежный. Хотя технологичность, конечно… Если этот Жиль даже в местных условиях сумел производство наладить.

— А ты его, — спрашиваю, — один такой свинтил или как?

— Всего пятнад… нет, шестнадцать. Есть детали, нет самой важной — пружины.

— Ага. Кстати, — говорю, — автомеханик. Глянешь потом на наш автопарк. У нас тут два грузовика стоят, пропадают — полуторка и «Студебеккер». Может, с них чего натрясешь.

— О, авто… — Жиль, похоже, опять в эту свою нос-таль-жи ударился. — После войны мы собирались построить новый гараж, для грузовиков. И купить новые станки. Да. После войны.

Надо же, думаю, интересные люди. Кто что на после войны планирует, а они — новый гараж.

Я тоже, помню, как-то, когда ящик с гранатами открывали, письмо от упаковщицы нашел. И там «в шесть часов вечера после войны». А где? Даже город не указан.

Черт, думаю, а и в самом деле, Малахов, что ты после войны делать будешь? Даже здесь.

У меня ведь за плечами — десять классов, да три года окопов. И все, что знаю, — война научила. Сначала выживать, потом воевать, ну а затем уж и побеждать.

А в мирной жизни… Ну что толку, что стреляю я из всего, что стреляет, рву все, что взрывается, и мины на ощупь разминирую. Понадобится-то другое. Взрывчатку, например, вытопить, это я додумался, а вот приспособить мотор от грузовика, чтоб электричество на замок давал — нет. Мысли все не в ту сторону повернуты. Да и физику всю школьную уже, наверно, десять раз позабыть успел.

Да уж.

Ладно, думаю, в конце-то концов, пока и те умения, что есть, очень даже к месту. А там посмотрим.

Тут дверь столовки в сторону отлетела — Аулей заходит. Ну, мы из-за стола повыскакивали, вытянулись «смирно».

— Эй, — шепчу, — это и есть господин барон.

Жиль вперед вышел, отсалютовал на свой, французский, манер и свиток протягивает:

— Барону Лико от герцога.

Аулей свиток взял, печать сорвал, развернул, глазами сверху вниз пробежал — а я и не думал как-то, что он так ловко читать умеет, — замер на секунду и начал аккуратно так обратно скатывать.

— Передайте герцогу, что все будет исполнено.

Эге, думаю, чую знакомый запах паленого. Похоже, все ж таки не подштанники будем пересчитывать — больше на боевой приказ смахивает.

— Позвольте отправляться?

Аулей кивнул. Жиль снова береткой махнул и вылетел наружу.

Ну вот, думаю, встретил, называется, земляка. Ни поговорить толком не успели, ни попрощаться по-человечески…

— Арчет, — командует Аулей. — Срочно найди отца Иллирия. И…

Только бы не рыжую, думаю! Вот только ее мне и не хватало.

Похоже, Аулей так же подумал.

— …Сюда его.

— Слуш… — Арчета опять ветром сдуло. А я остался.

Аулей по столовке взад-вперед прошелся. Остановился, искоса так на меня глянул, снова прошелся.

Да уж, думаю, задание, похоже, еще то. Когда командир вот так на тебя поглядывать начинает — мол, и хочется ему, и колется, и спиртику хлебнуть, и под трибунал не угодить, — значит, дело такое, что либо ты об него зубы обломаешь, либо оно об тебя. И никак иначе.

А Аулею-то еще сложнее. Подчинять меня ему никто не подчинял, формально, в смысле, по уставу, с приказом об откомандировании, и тэпэ — ага, подсунули бы нашим штабным писарям такой приказ, тут-то бы им, бедолагам, и настал бы полный и окончательный… Да и местную эту присягу вассальную я приносить пока не собираюсь — хватит с них и Трофима. Он, как я поглядел, чуть ли не первый богомол на деревне — каждую зорьку в часовню чешет, прямо как в родном колхозе на собрание.

Самое смешное-то, думаю, что обоим нам ясно — придет сейчас Иллирии, объяснят они мне, с горохом пополам, чего на этот раз нужно, я им откозыряю, крутанусь через плечо — и ура! Но вот слова для этого правильные подобрать…

Впрочем, на то он и капит… тьфу, барон.

— Вы меня звали, досточтимый?

Глаза у Иллирия — те самые, которые, как у Кулешова, добрые-добрые, — отчего-то масляно поблескивают.

— Звал, — кивает Аулей. — Вот, ознакомьтесь с сим посланием.

Поп свиток взял, прищурился, губами зашевелил.

— Хм, — изрекает наконец. — Поправьте меня, досточтимый барон, но насколько я понял — эти господа из столицы желают, чтобы наш уважаемый гость, — кивок в мою сторону, — и ваша дочь присоединились к свите принцессы, когда она вступит на земли Лико и, как здесь сказано, «сопроводили» Ее Высочество до замка Лантрис. Также им — надо полагать, Сергею и вашей дочери — следует озаботиться безопасностью принцессы во время этого пути, ибо… — Иллирии наставительно так палец поднял и голос повысил, -…до них дошли слухи о том, что силы Тьмы, желающие погибели Ее Высочеству, в последнее время стали более склонны к действию. Я правильно интерпретировал сие послание, барон, или в нем имеется еще какой-то скрытый смысл, коий ускользнул от меня?

— Вы, — раздраженно отзывается Аулей, — поняли это послание совершенно правильно.

И на меня оба уставились. А я что? Так, мимо проходил.

— Можно, — прошу, — это послание еще раз вслух зачесть?