Разведчик - Страница 50

— Абзейт! В сторону, русский!

Я вбок метнулся, на колени упал, и тут над моей головой ракета пролетела.

Черт! Она ж сигнальная! То есть осветительная! Я ж ослепну к чертям свинячим от такого фейерверка!

Все же кое-что разглядел.

Ракета угодила твари точно в грудь, аккурат в то же место, что и вторая бутылка. И зажгла. Уж не знаю, чего там в этих бутылках было, но полыхнуло — будь здоров!

Тварь взвыла и попыталась ракету лапой прихлопнуть. И прихлопнула. А то, из чего ракета состояла, по ней же и размазалось.

По-моему, в ракеты эти фосфор намешивают. Или магний?

Я к порогу третьей комнаты перекатился, попытался на ноги вскочить, поскользнулся на кишках каких-то, углядел рядом автомат, схватил — черт, все в кровище! — развернулся и.

— Nein.

Штурмхауптфюрер тоже автомат схватил. Только автоматы нам уже без надобности были. Тварь нас уже не видела, не слышала, а и вообще она занята сильно была — подыхала. Пару раз подергалась и затихла.

Я автомат опустил и огляделся.

Ну и ну. Весь пол кусками, даже не кусками, ошметками какими-то усеян. Словно осколочный разорвался. И везде — на полу, на стенах, даже на потолке — кровь. А в воздухе дым висит ядовитый и мясом паленым воняет.

— Ыгх.

Хаупта прямо на пол вырвало. Я малость покрепче оказался — прошел кое-как через пролом на месте окна, который чудище проделало, и только снаружи от завтрака избавился. А заодно от вчерашнего ужина и обеда.

Черт! Мало того, что чуть кишки наизнанку не вывернул, так еще и голова на осколки раскалывается. Не иначе, фосфорным дымом потравился.

Хаупт, похоже, тоже проблевался. Выполз наружу, лицом под местную травку камуфлируется — точь-в-точь такой же серо-зеленый оттенок. Но «шмайссер» на ремне за собой волочет.

Пару минут молча посидели. Я на всякий случай еще прислушивался — черт, думаю, этого колдуна знает, что у него в загашнике было. Вдруг эту заразу огонь не берет или, еще хуже, из нее опять чего-нибудь новое вылупляется, похлеще предыдущей. Но вроде тихо, только огонь потрескивает.

Наконец хаупт тоже оклемался маленько.

— Ну, — бормочет, — чито теперь делать с тобой будем, русский?

— Неправильно ты, — говорю, — вопрос формулируешь Что с тобой, фриц, делать будем?

И автомат к себе подтаскиваю.

Гляжу — а он тоже за автомат схватился. Я на боевой взвод — и он на боевой взвод. И глядим друг на друга поверх стволов.

— А ну, — говорю, — хенде хох, фриц.

— Сначала ты, русский.

Черт! Хорошенький выходит расклад!

На таком расстоянии очередь — верная смерть. Но не сразу. Тот, другой, тоже на спуск нажать успеет.

Интересно, думаю, так и будем тут сидеть?

И тут немец пропал. Только что сидел и вдруг, ни с того ни с сего, взял да и растаял в воздухе. Растворился, как сахаринка в кипятке.

Черт! И автомат пропал!

Куда ж это он, думаю, деться мог? Неужто назад? Эх, надо было мне все-таки его располовинить. Нашим бы на одного СС работы меньше.

Ладно. Счет два-один в нашу пользу — жить можно.

Денек этот приятный выдался. Солнечный. А то я уже начал было думать, что солнце здесь только по самым главным церковным праздникам бывает, а в остальные дни — по карточкам. Полчаса на рыло, получи и распишись. Понятно, конечно, что граница и все такое, но тоскливо от этого ничуть не меньше.

Я как раз пристроился трофейному «шмайссеру» техобслуживание производить. Постелил кусок брезента, разобрал и начал каждую детальку вдумчиво и обстоятельно изучать. Раз уж, думаю, мне с ним воевать, то и знать свое оружие я должен, как говорится, от и до. В том числе — каких пакостей от него ожидать.

Ну, пока что пакостей особенных не предвиделось. Автомат сравнительно новый, всего полгода как выпущен, да и содержал его покойный эсман в порядке. Жаль только, с патронами напряженка, всего три магазина, из них один наполовину пустой — пришлось с рыжей поделиться. «Вальтер»-то хаупта я ей отдал.

Даже обидно немного. С одной стороны — полный ящик патронов, но вот только вставлять эти патроны можно исключительно в тэтэшник. А с другой… Тем более что из «шмайса» одиночными не очень-то постреляешь, а очередями в бою начнешь полосовать, так и к «ППШ» диски один за другим пролетают — только успевай менять.

Ладно. В конце-то концов, думаю, оборону держать — трофимовский «максим» имеется и «березины» с «пешки» — к ним, правда, тоже патронов не горы. А «шмайссер» мы побережем для настоящего дела — небось не залежится.

И — как в воду глядел.

Слышу — по мосту кто-то пронесся на полном скаку. Я даже от автомата отвлекся — интересно стало. Наша-то замковая кавалерия в стойлах овес хрумкает, только Аулей опять с утра куда-то подался, и потом, несется этот товарищ, словно призрак дважды покойного Охламона увидал.

Не иначе, думаю, связной от командования. Кто еще так гнать будет? А связники всегда как намыленные носятся, даже если в сумке всех приказов — от корпусного интендантства: «Срочно, в трехдневный срок, произвести инвентаризацию подштанников и телогреек во вверенном…» и так далее. Ей-богу, не сочиняю, был такой приказ.

Влетел этот курьер на двор — лошадь взмыленная, пена с нее клочьями летит, — соскочил, поводья, не глядя, какому-то гаврику бросил и бегом ко входу в башню. А я гляжу: вроде одет-то он по местной моде — плащ, кафтан и прочие ботфорты, да вот только на голове у этого фельдъегеря берет набекрень, а на груди чего-то угловатое и железное болтается, со стволом, что характерно, и рукояткой — ну очень на автомат похоже, правда, незнакомой системы. Но то, что автомат, а не скребок для подковы, — руку на отрез даю.

Я аж подскочил.

— Эй, — кричу, — мусью! А не парле ли вы дю Франсе?

Курьер тоже подскочил — у него это еще лучше получилось, — приземлился и головой завращал.

— Que… Где меня звать?

— Здесь тебя звать.

Тут он наконец меня увидел — и снова подпрыгнул.

— О, боги… mais c'est impossible!… Ты есть советский, русский?

— Был, есть и буду есть, — киваю. — А ты — vive la Fran ce?

— Oui, la Fran ce un… — и затарахтел секунд на сорок.

— Стоп, стоп, стоп, — машу. — Крути назад, мусье.

Все мои французские слова ты уже слышал.

— О, pardon moi… Я хотел говорить, что я сильно рад человека из одного с мой мир, храбрый солдат союзный армии. Очень, очень сильно рад. Ах, да, позвольте представиться: Жиль де Ланн, я здесь курьер, имею важное письмо к барону Аулею, но, сразу как отдам мой друг, я бы хотел…

— Эге. А барона, — говорю, — нет. Еще с утра уехал.

— Как?!

— Да вот так. Сел на коня и ускакал.

На француза словно ведро воды плеснули. Увял, съежился, бедняга, весь какой-то поблекший стал.

— Но как мне быть? — бормочет. — У меня приказ… Срочно, в собственные руки… Я спешил…

— А священник наш не подойдет? — спрашиваю. — Отец Иллирии. Он при Аулее вроде замполита. Тоже штабной офицер. Как бы.

— Нет, письмо может вскрыть один сам барон. Боги, как же мне быть… Мне был сказано — быстро, как только можно.

— Ну, раз как только можно, — говорю, — тогда айн момент обожди. Автомат только соберу — и пойдем.

— Куда?

— К Иллирию, куда же еще.

Должен, думаю, быть у них какой-то сигнал для таких случаев. Не поверю, чтобы Аулей из замка мог уехать, о чем-нибудь этаком не позаботившись. А если есть тут три зеленых свистка вверх, то Иллирии о них наверняка знает.

Собрал быстро «шмайссер» — француз от нетерпения вокруг уже тарантеллу пляшет — закинул на плечо; собрался было идти и вдруг «Трех мушкетеров» вспомнил.

— Слушай, — говорю. — Как ты там сказал тебя звать? Жиль де Ланн?

— Да.

— Так ты что, из дворян будешь?

— Что? Ах да, я дворянин, только… как по-русски… небольшой, всего лишь шевалье.