Разум океана. Возвращение в Итаку - Страница 7

— Каким же?

— Факт номер один: сообщение наших сотрудников, находящихся в Штатах, о вашей предполагаемой высадке. Факт номер два: обнаруженный на нашем побережье труп подлинного Степана Бакшеева.

— Что?

— Не хотите ли вы взглянуть на его документы?

Контрразведчик приподнял газету, лежавшую на столе, и Степан увидел потемневший от воды бумажник, тот самый, который еще в мирное время покупала Таня, и его содержимое; покоробившиеся документы рядом.

«Китель, — подумал Степан, — Ведь на мостике я был в кителе…».

— Вы сказали о трупе? Могу я увидеть его? — тихо спросил он.

— К сожалению, он сильно обезображен, мистер Фулбрайт, к тому же видеть покойников вообще не очень приятно. Тело мы передали советским представителям вместе с теми вещами, которые могли бы подтвердить, что этот несчастный действительно Бакшеев. Кое-что из его документов мы позволили сохранить для себя в качестве сувениров, а также для того, чтобы иметь возможность убедить вас, коллега, в необходимости говорить нам правду.

— Я не понимаю вас, — сказал Степан. — Да и как может человек засвидетельствовать… свою собственную смерть… Что за бред?!

— Очень жаль, мистер Фулбрайт, мы надеялись на разговор джентльменов. Что ж, вы этого не захотели сами.

Он поднялся, склонился над столом, и Степан услыхал, как за дверью звякнул звонок.

…Если человек не родился слепым, темнота для него никогда не бывает бесцветной.

Она обступила Степана, как только захлопнулась позади дверь. Степан стоял не двигаясь, напрягшись, собирал рассыпавшиеся мысли и видел зеленый дым, спиралью обволакивающий его тело.

Степан тряхнул головой, и дымная спираль исчезла.

Он опустился на четвереньки и ощупал руками пол. Пол был гладкий, не каменный, не железный, не деревянный, а какой он, Степан определить не сумел. Помедлив, он выпрямился, старательно таращил глаза в тщетной надежде увидеть хоть маленькую толику света, но света не было, и только оранжевая темнота со всех сторон набрасывалась на него.

Степан выдвинул ногу вперед и носком ботинка очертил полукруг. Нога не встретила препятствия, и он твердо поставил ее на пол, сделав первый шаг в темноте.

Снова нагнулся, намереваясь разведать невидимое пространство руками. Пальцы обежали поверхность, показалось, что чуть подальше, справа, поверхность обрывается…

Степан наклонился, зажал в кулаке пустоту, потерял равновесие, судорожным движением рванулся вверх, чтобы встать на ноги, не успел подняться, взмахнул невидимой правой рукой и упал.

Лиловые пятна замелькали повсюду: они роились в беспорядочной суете, собирались в бесформенные клубки, рассыпались, кружились, кружились и вновь сливались в бесформенные образования. Клубков становилось все больше и больше, они соединялись друг с другом, их движение становилось медленным, пространство между ними все уменьшалось, и, когда оно вовсе пропало, лиловое исчезло, и повсюду застыли огненные круги.

Правая рука онемела, и Степан выпрямился, убрал руку с пола и стал растирать ладонь. Огненные круги по-прежнему оставались с ним… Степан оперся на левую руку, перевернулся, лег на живот и пополз к золотистым елочкам, замаячившим впереди, пополз к ним, крепко, до боли, зажмурив глаза.

Он не мог определить, сколько полз вот так по гладкому полу, вначале не подумал об этом, а когда сообразил, ладонь вдруг ощутила препятствие. Степан вздрогнул от неожиданности, замер, отдернув руку от того, что притаилось в темноте, с минуту не двигался, затем вновь нашел препятствие, ощупал его и понял, что перед ним стена.

Не отнимая ладони от стены, Степан подтянул обе ноги, повернулся и встал на колени. Затем выпрямился во весь рост, при этом он потерял на мгновение встреченную им преграду, непонятный страх стиснул гулко стучащее сердце. Он рванулся вперед и, не рассчитав, больно ударился о стену головой.

С легким треском разлетелись в стороны оранжевые прутья окружавшей его клетки, замелькали, сливаясь вместе, словно велосипедные спицы, и, замедлив резко движение, изогнулись, замкнули свои концы и крупными багровыми кругами пошли в наступление на человека.

Степан машинально потер ушибленное место, рука скользнула к глазам, закрывая их, но багровые круги не исчезали, и он шагнул к ним навстречу.

Степан считал шаги, это занимало его мысли и помогало бороться с темнотой. Вот закончилась первая сотня шагов, он начал отсчет второй, стена оставалась такой же, как и в начале пути, и казалась бесконечной.

На числе «двести одиннадцать» он вдруг явственно услыхал частое дыхание справа, протянул руку и, растопырив пальцы, схватил ими… воздух. Тот, кто дышал справа, отодвинулся дальше. Степан прыгнул, выбросив руку вперед, не удержал равновесия и с размаху упал на пол…

Бесшумно надвинулось сверху черно-черное небо. Темнота не бывает бесцветной — черное небо было по-настоящему черным. Оно медленно падало на Степана, лежавшего ничком на полу, и он затылком чувствовал его неотвратимую тяжесть.

Степан повернулся на спину, чтобы лицом к лицу встретить врага, и черное небо остановилось. Оно висело над головой, а Степан, подвинувшись назад, нашел спиною стену, оперся на нее, подтянул колени к подбородку и тихонько запел, без слов, грустное и светлое.

Он не знал, сколько времени так просидел. Когда устала спина, Степан поднялся, снова обошел пространство, где были он и темнота. Тщательно ощупав стену, Степан так и не обнаружил следов двери и вообще ничего не обнаружил. Но теперь он знал, что помещение круглое, звуков никаких стены не пропускают, потолок высокий, по крайней мере, Степан не смог его достать, хотя и пытался прыгать с поднятой вверх рукой. Ему сильно хотелось есть, но на его окрик в темноту никто не отозвался. Потом Степан попросил воды, и опять темнота молчала. Он предполагал, что за ним наблюдают, его слышат. Степан чувствовал, как кто-то смотрит на него, но, может быть, он ошибался, ведь мерещились ему серебристые пчелки и зеленый туман.

Так, сидя у стены, Степан задремал, словно провалился куда-то. Исчезли темнота и безликая стена за спиной — он стоял на мостике «Имандры» и смотрел, как по левому борту тянутся зеленые японские берега…

Над палубой взметнулся водяной столб, причудливыми радугами расцветило его солнце, столб поднимался все выше, кренясь в сторону мостика, на котором стоял военврач Бакшеев. Это не испугало Степана. Он с любопытством смотрел на приближавшийся столб, и, когда вода готовилась накрыть мостик «Имандры», столб вдруг исчез. На Степана набросили тяжелое покрывало, оно давило на него, становилось душно. Степан пытался отбросить покрывало руками, но руки онемели. Тогда он попытался проснуться, сознавая, что кошмар этот не наяву, но пробуждение не приходило. Степан крикнул наконец и, не открывая глаз, понял, что вокруг по-прежнему темнота.

Он поднялся на ноги и двинулся вдоль бесконечной стены, через каждые три шага останавливался, колотил по стене кулаками и, срывая голос, кричал:

— Откройте! Откройте! Откройте…

Теперь он не считал ни шагов, ми остановок. Степан тащился, ощупывая стену, колотил что есть силы куланами и кричал до тех пор, пока голос ему повиновался. А Степан услышал сдавленный шепот; «Откройте…», скользя рукою по стене, сполз тяжело на пол и понял, что слышит самого себя и что больше не в силах произнести ни звука.

Как и тогда, в море, сейчас его мучила жажда. Губы потрескались, язык одеревенел, и теплое удушье уводило в небытие…

Момент возвращения к нему сознания Степан определил довольно точно. Он вспомнил, что в темноте ни разу не открыл глаз, и сейчас за сумерками увидел небольшую люстру прямо над головой. Степан закрыл глаза, и люстра исчезла.

— Как чувствуете себя, господин Бакшеев? — услышал он ласковый голос.

Степан повернул голову и затылком ощутил подушку. Он не ответил на вопрос, помедлил и открыл глаза. Люстра была на месте. Бакшеев приподнял голову, люстра сдвинулась с места, выдвинулось улыбающееся лицо мужчины в очках.