Разум океана. Возвращение в Итаку - Страница 5

В «бунка-дзютаку» Гофмана-Таникава японская часть дома служила для приема соответствующей категории гостей, постройка европейского типа предназначалась для других.

Впрочем, сам доктор жил в обеих, в зависимости от настроения и расы очередной любовницы. Белых он принимал как правило только в комнатах, покрытых циновками — татами.

Генриха Раумера хозяин встретил радушно, расспрашивал о Берлине, новостях с Восточного фронта, угостил плотным ужином в добром немецком духе: «Вспомним Фатерлянд, дорогой земляк». Сосиски с капустой были недурны, пиво из холодильника тоже. Раумер сказал об этом доктору, хозяин довольно заулыбался и сказал, что готовил он сам, для земляка старался.

Вспомнилось: о любви резидента к тайнам кулинарии тоже есть строчка в характеристике, и Раумер усмехнулся. О деле пока не было сказано ни слова. Адольф Гофман-Таникава был довольно высок для японца, несколько полноват, скулы едва обозначались на лице, волосы темно-каштановые, густые, голова с широким лбом без признака плеши или намека на лысину. Прямой нос и большие, прижатые назад уши, подбородок вялый, слегка раздвоенный. Мало японского было в облике хозяина, разве что глаза выдавали, свидетельствовали о его причастности к островной нации.

После ужина Гофман-Таникава предложил сигареты и посерьезнел сразу, давая всем видом понять — настало время приступить к делу. Раумер начал первым:

— Итак, что вы можете добавить к сообщению, которое вы передали в Берлин?

— Почти ничего. Но с вашей помощью я надеюсь проникнуть в тайну.

— Располагайте мною. Я к вашим услугам.

— Благодарю вас.

Гофман-Таникава легким щелчком сбил с сигары серую шапочку пепла в перламутровую раковину.

— Мне стало известно, что лаборатория профессора Накамура находится на одном из необитаемых островов Тихого океана. Координаты острова тщательно засекречены. Их знают три-четыре человека во всем государстве. Мне эти люди известны. Попытаться сделать их информаторами бесполезно — правоверные самураи, фанатики. Пришлось действовать другим путем.

Доктор выдержал паузу. Раумер, смотревший во время разговора в сторону, повернул голову и вопросительно взглянул на него.

— Через профессора Накамура, — с явным удовольствием произнес Гофман-Таникава.

Раумер приподнял брови, но ничего не сказал, разочаровав хозяина; Гофман-Таникава рассчитывал на больший эффект.

— Разумеется, косвенно, — сказал доктор.

Раумер больше не смотрел в сторону.

— Случайность, не больше, но главное в нашем деле — искать в хаосе случайного то, что необходимо явится залогом успеха, — несколько рисуясь, сказал Гофман-Таникава.

Эту черту его характера Раумер отметил в своей памяти еще в Берлине.

— Года три назад я принял в свою клинику молоденькую медицинскую сестру. Она пришла ко мне с рекомендацией моего коллеги, ведающего медицинской школой, эту школу и окончила девушка. Хороший отзыв и приятная внешность заставили меня принять положительное решение.

— Нет, нет, — сказал он, заметив мелькнувшую на губах Раумера улыбку, — это не то, о чем вы подумали. Просто в моей клинике существует правило: обслуживающий персонал воздействует благотворно на больных и привлекательной внешностью а том числе.

Коллега мой оказался прав: у Тиэми Тода был природный дар сестры милосердия. Через год она стала лучшей моей помощницей в операционной, а ведь ей было лишь восемнадцать. Жила Тиэми с матерью, скромная, трудолюбивая девушка, я привязался к ней как к родной дочери. И вот случайность. Недавно умирает ее мать, она болела давно, иной раз я заглядывал в их квартирку, кое-чем помогал. Перед смертью мать Тиэми Тода передает мне шкатулку с просьбой распорядиться ее содержимым по своему усмотрению, но не оставить девочку без помощи.

В комнату неслышно вошла то ли экономка, то ли служанка хозяина — высокая японка с плоским и до удивления круглым лицом.

Она подняла левую руку вверх и пошевелила пальцами, потом согнула руку в локте и сделала ею полуоборот в воздухе.

Доктор ответил ей похожим жестом, только правой рукой, женщина кивнула и выскользнула из комнаты.

— Китоки — глухонемая, очень удобно иметь такую особу в доме, — сказал Гофман-Таникава. — Скоро придет Тиэми, я вас представлю.

— Эта необходимо? — спросил Раумер.

— Особой необходимости в этом нет, но и вреда тоже. Ведь наши отношения с вами вполне легальны.

— Хорошо, я не возражаю. Продолжайте, пожалуйста.

— Короче, в шкатулке были жемчужины, довольно ценные, хватило бы Тиэми закончить медицинский факультет, но главное для нас не это. В шкатулке я обнаружил документы, неоспоримо доказывающие, что Тиэма — дочь профессора Накамура!

— И он, конечно, ничего об этом не знает? — спросил Раумер.

— Естественно, он никогда не был женат, и мать Тиэми, бывшая любовница Накамура, никогда и никому о рождении дочери от него не говорила.

— Гм, это уже что-то… И как вы использовали такой козырь?

— Постарался, чтобы об этом узнал папаша. У меня не было почти никаких сведений о его нраве, но я попал в точку. Очевидно, старик догадывался о возможном существовании ребенка. Как бы там ни было, но он примчался сюда, в Иокогаму, хотя я знаю, как трудно, даже ему, добиться разрешения покинуть остров. И вот тут-то я сделал свою игру. Профессору требовался ассистент, опытный патологоанатом, он искал его через свое ведомство, об этом узнал я и подсунул старику своего человека, некоего Косаку Хироси, специалиста моей клиники. У меня он работает совсем немного, я знаком с ним по Китаю, но Косаку свой человек, и, кроме того, он неравнодушен к Тиэми.

— Он обработан вами?

— Тут дело сложнее. Косаку Хироси выполнял ряд моих поручений, не зная истинного их назначения. Он тщеславен и любит деньги. У меня есть на него компрометирующие материалы. Но задания, связанного с профессором Накамура, он не получил. Думаю, лучше сделать это вам. Вас я представлю Хироси как моего близкого друга, и вы быстро найдете с ним общий язык.

— Отводите от себя удар в случае провала?

Раумер сощурился и в упор посмотрел на хозяина.

— Что вы, — улыбнулся Гофман-Таникава, — как можно так думать?! Таково указание шефа, и мы оба должны его выполнить. Впрочем, позволю себе заметить, что мой провал принесет больше вреда рейху, нежели ваш. Не сердитесь, камерад, и не хотите ли выпить?

— В Берлине известно, в каких трудных условиях приходится вам работать здесь, в этой стране, — примирительным тоном сказал Раумер. Ссориться с Гофманом не было никакого расчета.

— Это хорошо, что вы стали это понимать там, на Тирпицуфере, — откликнулся хозяин дома. — Кемпетай и тайная военная полиция просто вздохнуть не дают свободно. Любой контакт японца с представителем белой расы берется на контроль и всесторонне исследуется. Ни одна японская девушка не имеет права принимать какие-либо ухаживания со стороны иностранного подданного. Я, так сказать, наполовину европеец, и это помогает мне встречаться с людьми неяпонского происхождения. Вот и о вашем визите будет известно. Правда, в этом случае я принял меры… Поймите меня, камерад, — лицо Гофмана-Таникавы приняло грустное выражение, — хоть я работаю в дружественной Великому рейху стране, но и мне бывает иногда не по себе… Кемпетай — это ведь не просто контрразведка. Это организация с весьма широкими полномочиями по охране японского образа жизни от влияния Запада. С тайной полицией немного полегче. Она имеет среди населения такое огромное количество информаторов, что не успевает изучить их донесения с более или менее приличной степенью точности. Это тот случай, когда шпиономания идет на пользу разведчикам.

— У вас не так много времени, — продолжал резидент, — через три дня Косаку Хироси и Тиэми Тода на подводной лодке отправляются к любимому папочке на остров, координаты которого — увы! — неизвестны.

— Мне не ясны ваши намерения относительно роли дочери Накамура, — сказал Раумер. — Не думаете ведь вы, что…

— Нет, не думаю. Пока… Насколько я знаю Тиэми — заставить ее работать на нас против отца, появление которого она встретила с величайшей радостью… Нет, пока это исключено. Вот если Хироси сумеет окончательно подчинить ее своему влиянию, тогда другое дело. Но в любом случае позиция Косаку, позиция жениха дочери профессора, естественно, укрепляется.