Разрыв в цепи - Страница 2

Профессор погрузился в такие длительные размышления, что Грейсон стал нервно постукивать пальцами по сигаре.

— Кто находился в комнате, кроме вас и мисс Уинтрон, до того момента, как отсылались письма? — спросил он наконец.

— Никто, — решительно ответил Грейсон. — За час до того, как я начинал диктовать письма, и вплоть до того момента, когда мои планы рушились, больше никто не входил в комнату.

— И все же после того, как она заканчивала письма, она куда-нибудь выходила? — настаивал профессор,

— Нет, — ответил финансист. — Она даже не вставала из-за своего стола.

— Может быть, она выносила что-нибудь из комнаты, например использованную копирку?

— Нет.

— Или звонила по телефону своим подругам? — продолжал допрос профессор.

— Нет, — убежденно ответил финансист.

— Делала кому-нибудь знаки через окно?

— Нет. Она заканчивала печатать письма и оставалась за своим столом. Она почти не шевелилась в течение двух часов.

— Кто-нибудь мог подслушать через окно? — спросил после небольшой паузы профессор.

— Здание насчитывает пятнадцать этажей, выходит окнами на улицу и не имеет пожарной лестницы. Если бы вы были знакомы с внутренним устройством здания, вы бы поняли, что это сделать невозможно, потому что…

— Нет ничего невозможного, мистер Грейсон, — резко прервал его профессор. — Невероятно и невозможно — это разные вещи. Не произносите больше этого слова, оно меня нервирует. — Он на минуту замолчал. Грейсон удивленно смотрел на него. — Вы или она отвечали на телефонные звонки?

— В тот момент никто не звонил, и мы никому не звонили.

— В полу, в стенках или в потолке есть какие-нибудь отверстия, щели или дыры? — спросил профессор.

— Я уже нанимал частных детективов. Они обследовали все и не обнаружили ни одного отверстия, — ответил Грейсон.

Он зажег новую сигару и поудобнее уселся в своем кресле.

— Письма, которые вы писали, не перехватывались кем-нибудь?

— Нет. Письма адресовались непосредственно брокерам и отсылались пять минут десятого, когда биржа уже работала.

Профессор встал и принялся мерять шагами всю длину комнаты.

— Вы должны поверить мне на слово, что я принял все возможные меры предосторожности, особенно в этом случае с «Пи Кью энд Икс», — продолжал Грейсон. — Я постарался предусмотреть все, чтобы обеспечить строжайшую секретность. И я уверен, что мисс Уинтрон не имеет к этому делу никакого отношения. Частные детективы начинали с того, что, подобно вам, подозревали ее. Когда она уходила с работы, она попадала под наблюдение людей, которым я обещал солидное вознаграждение в случае, если они докопаются до истины. Она не знала об этом тогда и не знает сейчас. Мне стыдно признаваться ей, потому что расследование подтвердило ее непричастность к этому делу. В последний раз она находилась в поле моего зрения около двух часов, и ни одно ее движение не осталось незамеченным мной, потому что счет в игре шел на миллионы.

Профессор ничего не ответил. Он остановился в нерешительности у окна и стоял так несколько минут.

— Я склонен снять подозрение с мисс Уинтрон, — продолжал финансист, — ибо ее невиновность полностью доказана для меня последним случаем, так что было бы несправедливо…

Неожиданно профессор резко обернулся к своему гостю.

— Вы разговариваете во сне? — спросил он.

— Нет, — без промедления ответил Грейсон. — Я уже думал об этом. Все это не укладывается в моем мозгу, профессор. И все же где-то есть разрыв, который стоит мне миллионов.

— Вопрос сводится к одному, мистер Грейсон, — недовольно сказал профессор. — Если только вы и мисс Уинтрон знали о ваших планах, и больше никто, а они все равно выходили наружу, и не было никаких других рациональных объяснений, то виновником этого — вольно или невольно — был один из вас. Это чистая логика — как два плюс два — четыре, и нет нужды доказывать обратное.

— Что же, в любом случае это не я, — сказал Грейсон.

— Тогда остается одна мисс Уинтрон, — заявил профессор, — если только не допустить, что ваши конкуренты обладают телепатическими способностями, ранее за ними неизвестными. Вашими противниками всегда были одни и те же люди или это был только один человек?

— Несколько, — объяснил финансист, — но все они принадлежат к группе, во главе которой стоит Ральф Мэттью, достаточно молодой делец. По моему мнению, он наверняка приложил свою руку ко всему этому.

Его губы сурово сжались.

— Почему вы так считаете? — спросил профессор.

— Потому что он насмешливо ухмыляется всякий раз, когда встречает меня.

Профессор подошел к столу, надписал конверт, сложил вчетверо лист бумаги, положил его в конверт и запечатал. Потом он снова обернулся к гостю:

— Мисс Уинтрон сейчас в вашей конторе?

— Да.

— Проведите меня к ней.

Через несколько минут известный финансист открывал двери своего кабинета перед известным ученым-сыщиком. Единственным его обитателем была молодая женщина лет двадцати шести — двадцати восьми, которая обернулась на звук открывающихся дверей, но, увидев Грейсона, продолжила чтение книги. Финансист направился к одному из кресел. Однако, вместо того чтобы последовать его примеру, профессор подошел прямо к мисс Уинтрон и протянул запечатанный конверт.

— Мистер Ральф Мэттью просил меня передать это вам, — сказал он.

Молодая женщина мельком и не без робости взглянула на него, взяла конверт и с любопытством повертела его в руках.

— Мистер Ральф Мэттью, — повторила она, как если бы ей было незнакомо это имя. — Мне кажется, что я не знаю человека с таким именем.

Профессор не отрываясь следил за выражением ее лица, когда она вскрывала конверт и доставала из него лист бумаги. На ее лице ничего нельзя было прочитать, кроме удивления или даже замешательства.

— Но здесь только чистый лист бумаги, — сказала она.

Профессор резко обернулся к Грейсону, который с нескрываемым любопытством следил за происходящим в комнате.

— Ваш телефон, пожалуйста, — сказал он.

— Вот он, — ответил Грейсон.

Профессор наклонился над столом, за которым сидела мисс Уинтрон, по-прежнему смотревшая на него с выражением неподдельного удивления, снял трубку и поднес ее к уху. Через несколько секунд он уже разговаривал с репортером Хатгинсоном Хатчем.

— Я только хотел попросить вас прийти ко мне через час, — сказал профессор. — Это очень важно.

Он повесил трубку, несколько секунд с восхищением смотрел на изящную серебряную коробочку-несессер для пудры и губной помады, которая лежала на столе мисс Уинтрон за телефоном, затем взял стул и сел позади Грейсона, начав разговор с замечания о погоде. Грейсон только слушал, мисс Уинтрон снова обратилась к своей книге.

Профессор Огастес С. Ф. К. Ван Дузен, известнейший ученый, и Хатгинсон Хатч, репортер-газетчик, обследовали дымовую трубу и другие неровности на крыше небоскреба. Далеко под ними огромной панорамой раскинулись улицы города — пунктир светящихся точек под смутно различимыми в ночном тумане крышами домов. Выше над городскими огнями вуалью висела непроглядная ночь, изредка вспыхивающая то тут, то там светлыми искорками звезд.

— Где-то здесь должна быть проволока, — наконец сказал Хатч, и они оба нагнулись.

Профессор пошарил позади себя, и несколько минут они провели в темноте, в которой их присутствие выдавал только тусклый свет карманных фонариков. Наконец профессор встал во весь рост.

— Вот проволока, которую вы искали, мистер Хатч, — сказал он. — Я оставлю ее вам.

Хатч открыл небольшую сумку и достал из нее какие-то инструменты. Он разложил их на крыше позади себя, потом, снова наклонившись, начал свою работу. Он работал так в темноте около получаса, помогая себе только светом маленького фонарика, потом опять встал.

— Все в порядке, — сказал он.

Профессор проверил сделанную работу и удовлетворенно хмыкнул, и они вдвоем направились к слуховому окну, оставив позади себя проволоку и стараясь запомнить дорогу. Они спустились в темный холл верхнего этажа. Откуда-то снизу доносился слабый отзвук человеческих шагов — ночной сторож неторопливо обходил свои пустынные владения.