Разрушенный мир (СИ) - Страница 5
— Надо же. Раз у вас там теперь республика, король королей ваш, видимо, кончил плохо. Не боишься последовать за ним, рассказывая мне сейчас, как планировал перебить мой род, а может и меня?
Я говорил это и улыбался. О, и я, и Воден отлично понимаем, что это никакой не мой род, а полоумный принц — не я. И, раз уж он все мне так изложил, значит не считает целесообразным просто убить меня тут же, или настроить против себя. Да и клятву крови мы друг другу дали, а в таком переполненном маной месте она должна иметь чудовищную силу.
— Твоя ухмылка говорит за тебя, Маар, или Михаэль, как тебе угодно. Вижу, ты понял, что я хотел бы быть заодно с «чудом прозревшим» принцем. — сделал он ироническую физиономию. — Пойми и следующее: я не планировал просто узурпировать трон и праздно развлекаться, или драть тут со всех три шкуры. Да и не смог бы — сразу подоспели бы конкуренты. Имея такие умопомрачительные богатства, можно озолотиться. Озолотить все царство, а то и десяток царств! Войти в историю не как Воден Зануда — если о таком вообще кто-то вспомнит. Воден Золотой, Воден Великий, Воден… э-э… Ну, Добрый, например.
— Ага, ага. — сделал я кислую рожу. — А как тебе вариант, например, Воден Безумный? Воден Мятежник? Или, там, Воден Кровавый? Ведь, как только о твоих сокровищах станет известно, сюда тут же притащатся такие армии и такие маги, которые здесь все сравняют с землей. Они здесь все разнесут. Все ваше царство пройдут за час! А тебя объявят безумным узурпатором, врагом всего мира и так далее. Ты ведь это понимаешь?
— Разумеется, я понимаю. Не все кругом такие идиоты, как папаша Михаэля. Я осознаю и риски, и ответственность.
— Ну и зачем тогда оно тебе? Стащи отсюда пару горстей кристаллов — и живи до смерти, ни в чем себе не отказывая. А головную боль оставь другим. Разумно ли пытаться проглотить так много?
Я встал из-за стола. Разумеется, за собой бывший хозяин тела не следил, и теперь у меня затекла поясница. Да уж, первое, что нужно сделать — привести себя в форму.
С тоской глянул на обрубок себя прежнего. Даже мой труп мог похвастаться куда более внушительной мускулатурой, чем этот Михаэль. Жизнь такая, вынуждала всегда следить за собой.
В лиловом свете кристаллов, среди пляшущих тонких теней, все казалось каким-то зловещим. Похоже на то, как светит Око во время Жатвы. Один раз я, увы, не успел укрыться и имел счастье наблюдать, как серый пепел и снег вокруг озаряется кроваво-алым…
Я подошел к собственному телу, как бы нелепо это не звучало, и откинул воротник. По нижней части шеи к груди спускалась бугристая линия жабр. Да, вот оно, последствие этого. Лучше, чем третья нога, или исчезнувшая в одночасье кожа.
Пауза затянулась, Воден пристально рассматривал мои манипуляции, но оставался за столом, налив себе еще кружку чая. Наконец, он продолжил.
— Я понимаю, что разумней было бы сделать так, как ты говоришь. Но это — разум скотины в стойле. Знаешь… я немало побродил по миру в голодные годы. Я видел такую чудовищную нищету, о которой в сиятельном Эфтее уже и не помнят даже тамошние нищие. Но видел я и эфтейские низы. Я выступал свидетелем по делу Петреона Гривы… Теперь Петреона Истязателя. Видел ли ты когда-нибудь человеческую гекатомбы⁈ Знаешь ли, что это⁈
Вскочив из-за стола, мужчина начал дерганно ходить туда-сюда вокруг стола, периодически поглядывая на меня. Он, кажется, ждал вопроса. Но вопроса не последует.
Увы. Я знаю, что это такое.
— Я не верю в крестьянские сказки про мужицких царей, золотой век, про то, что можно все всем раздать и равно разделить. — отдышавшись продолжил он уже спокойней. — Маги рождены править, это закон нашего мира в последние столетия. Но ведь править можно по-разному.
Увлекшись монологом, Воден заметно расслабился, вновь уселся на добротный деревянный стул и отхлебнул чая, припав прямо к остывшему уже котелку. Похоже, он давно не мог никому выговориться.
Я и сам нередко замечал, что легче выходит выворачивать душу перед посторонними.
— Бари Поле, Майнетта Трибун, Пивий Дождь… все они вошли в историю, как маги, изменившие жизнь всех людей к лучшему. Не сказками о равенстве, а внедрением в эту жизнь новых достижений волшебства. Крестьянин возблагодарил Бари за выведение существ, выжирающих вредителей на полях — и Бари Насекомое стал Полем. Майнетта Помело стала Трибуном, продавив городские власти и убедив Архонта поставить на городских площадях ее говорящие столбы, оповещающие народ о важных вещах. С тех пор, как Пивий Мокрый стал Дождем, над Эфтеем всегда сияет солнце, а над посевами в нужное время всегда находится дождь и свежий ветер… лишь над посевами богачей, разумеется. Но то Эфтея. А здесь?..
Маг обвел вокруг себя рукой.
— Эти края, горсть жалких мелких царств, не познавших толком света магии, управляемых убогими, темными людишками, постоянно страдающих от неурожаев, засух, пожаров и вредителей, от голода и холеры, нищеты и диких тварей, прущихся с Земли Туманов на запах человечины. И вот, я нашел здесь такое… такое… При грамотном использовании эти кристаллы могут положить конец вечной грызне тупых землевладельцев и несчастью людей. С их помощью можно выстроить государство, не сильно уступающее сиянию Эфтея.
— Ага. И войти в историю, если эфтейцы не сотрут тебя в порошок.
— Да. Пойми, Маар, откуда бы ты ни был. Кликас Мученик писал: жизнь, прожитая для себя, есть жизнь, прожитая ни для кого, ведь твой мертвый прах не поблагодарит тебя за труды. Если же каждый станет жить хоть для двух людей, жизнь всех станет вдвое лучше… Я не могу отвечать за каждого, Маар. Но я готов ответить за себя.
За себя, ну-ну. И за всех тех, кого ты своей авантюрой втянешь в чудовищную войну за эту груду волшебных камней.
Я не стал произносить этого, лишь улыбнулся. И улыбка моя была широкой и искренней.
Ведь я сам такой же!
Жизнь выглядит простой и понятной, когда ты привязан к месту, или к рутинному делу. Вот, например, старики-маги в Городе Ста. Они сидят в своих удушающих каменных катакомбах и искренне считают, что их проблемы и их дела — центр мира, самое важное, что вообще делают люди под светом Ока. Учитывая, что я ввязался в их авантюру и теперь оказался здесь их стараниями, я-то с ними скорее согласен.
Но до этого почти тридцать лет я жил далеко от города, в глуши. А затем также, как Воден, скитался по миру. И видел я все, что он живописал. Видел людей, что как черви копошатся в гнилье, силясь протянуть еще хоть денек. Видел сумасшедших, обложившихся грудой старья в надежде хоть на секунду вернуться мыслью в Эру Солнца. Видел, как брат… нет, не идет войной на брата. Зачем? Ведь всегда можно дать брату — и еще сотне таких же — в долг, высосав затем из них все соки, и озолотиться!
Когда видишь, как по-разному живут люди, нельзя не задуматься, зачем живешь ты сам.
Я никогда не умел строить сложные системы мысли и заниматься отвлеченной болтовней. Но за годы жизни точно понял — нет ничего отвратительней мне, чем человек приспосабливающийся. Человек, который складывает лапки и начинает жить по законам отвратительного мира, признавая себя его частью. Мол, не мы такие, жизнь такая.
А раз мне такое не нравится, значит смысл лично моей жизни в том, чтобы жить ровно наоборот.
В слегка аляповатом и чуть полноватом заурядном мужичке, стоящем теперь напротив меня и с огнем в глазах перечисляющем местных великих потрясателей мироздания, желая встать в их ряд, я узнал себя три года назад, когда посланники Ста нашли меня и предложили авантюру, в результате которой я теперь стою в этой пещере. Предложили увести наш народ из мира, раз уж мы не оказались способны его сохранить.
— Я вижу, ты искренне хочешь лишний раз встряхнуть свой мир? — подошел я к застывшему Водену. — Прошу тебя не спрашивать меня о причинах, но клянусь памятью о Солнце, я готов помочь тебе. Я клянусь приложить все силы к тому, чтобы помочь нам с тобой взять власть в этом царстве, привести его к могуществу и любой ценой сохранить контроль над этими залежами Крови Богов. Поверь, я сам заинтересован в том, чтобы жить в процветающем и защищенном месте, а кроме причастности к местному правящему роду у меня сейчас ничего нет. Взамен я потребую от тебя равноправного партнерства в обозначенной авантюре. Ты согласен?