Разрушение в школе Прескотт (ЛП) - Страница 2
— Не делай этого, Виктор, — умолял Аарон, стиснув зубы, его руки были сжаты в кулаки по бокам. Я продолжал улыбаться ему. Если он хочет Бернадетт, ему придется сражаться сильнее этого. Неожиданно он опустился на колени и сложил руки вместе, будто при молитве. Это движение удовлетворило меня больше, чем должно было. Я должен был быть зол. — Пожалуйста. Не втягивай ее в этот бардак. Наши жизни никогда не были нормальным, а это все, чего она когда-либо хотела.
Я уставился вниз на него. Вероятно, он думает, что я холоден или безразличен. Но нет. Внутри начинает разрушаться то осторожное оцепенение, которое я поддерживал и разжигал годами. Я чувствую себя живым, как не чувствовал с момента, как запер эту девушку в своем шкафу.
Знает ли она, что раньше я прижимал руки к внешней стороне той двери, прислонялся ухом к дереву и закрывал свои глаза только, чтобы услышать ее? Когда она заплакала, я сломался. Когда она закричала, я разрушался.
— Ты же не собираешь вправду втягивать Бернадетт во все это? — спросил Каллум, но я не повернулся к нему. Вместо этого, мое внимание было на Аароне. Несмотря на его внешнюю привлекательность, он был тем, за кем мне надо было следить, из-за кого мне стоит беспокоиться.
Бернадетт любила его, возможно все еще любит. Держу пари, это уничтожит их обоих.
— Да ладно, босс, это заходит немного далеко, не находишь? — добавил Хаэль, но я и на него не смотрел. Он всегда действовал импульсивно, и даже если он может быть жестоким в драке, он слишком мягок к женщинам. В частности, к Бернадетт.
Я приседаю перед Аароном так, чтобы наши глаза были на одном уровне.
— Я думаю у Бернадетт есть шанс, — Рот Аарона открылся и закрылся в ответ на мое заявление, но на самом деле он ничего не сказал. Может дело в моих глазах? Иногда, когда я смотрюсь в зеркало, у меня нет ни одной гребанной догадки, кто этот мужчина, смотрящий на меня в ответ. Мои карие глаза стали черными, как отражение моего сердца. — Мы старались, но знаешь, как говорят: если любишь кого-то, отпусти, и если он вернется, это твое навсегда.
— Это такой бред, — усердно сказал Аарон, на грани злых слез. Он хотел надрать мне задницу прямо сейчас больше, чем что-либо еще. Прошлой ночью, когда сжимал свой член в руке и представлял суженные зеленые глаза Бернадетт и пухлые губы, я сам хотел надрать себе задницу.
Она истечет кровью ради этого, ей будет больно.
Хотя, несомненно, она будет там, где ей место.
— Я настаиваю против этого, — сказал Оскар, вставая на край сцены, чернильные пальцы крепко обхватывают края iPad, как будто если он сожмет его достаточно сильно, это сотрет все чувства, которые он держит в ловушке внутри. — Последнее, что нам нужно в Хавок это кусок проблем с сиськами.
Я упираюсь локтями в колени, пока Аарон опускает руки на свои. Он весь трясется, в его глазах считается убийство. Он никогда не простит меня за это, но какая разница? Он не простил меня за то, что я попросил его бросить Бернадетт в десятом классе. Так какая разница теперь? Она никогда не будет по-настоящему принадлежать ему, не для себя.
— Бернадетт будет наша, — сказал я, используя только слово «наша», потому что парни — моя семья. Моя банда. Мы были здесь раньше, но Бернадетт — наше предисловие. Очевидно, она достаточно отчаянна, чтобы стать еще нашим эпилогом. Только… надеюсь, не нашим надгробным текстом. — Бернадетт будет принадлежать мне. — подчеркнул я, глядя Аарону в глаза.
Снаружи я, как всегда, спокоен. Внутри я черт побери горю.
Бернадетт, Бернадетт, Бернадетт.
Ее имя повторялось в моей голове, будто его зациклили, а мой член в джинсах стал твердым. Я сжимаю руки в кулаки, что Аарон заметил.
— Ты никогда не сможешь принять, что она вправду любила меня, — прорычал он, и моя улыбка превратилась в ухмылку маньяка. Вероятно, я показываю слишком много своих зубов.
— Я ревнивый, эгоистичный человек, Аарон Фадлер. И у тебя больше нет оправдания в невинности. Твои руки также в крови, твоя душа такая же темная, — Я пожал плечами и поднялся на ноги, потом повернулся к Оскару. — Запиши. — Я кивнул подбородком в сторону iPad, но он не подчинился, не сразу.
Я едва понимаю, что они еще какое-то время спорят вокруг меня, но не слушаю.
Вместо этого, попадаю в ловушку кошмара, которым наслаждаюсь годами. Тем, где Бернадетт смотрит на меня с ненавистью.
Как она смотрела, когда сегодня прошла мимо меня по коридору.
Как она смотрела в первый день школы.
Как она смотрела, когда я запер ее в своем шкафу.
Некоторые мужчины видят сны, когда спят. Некоторые живут в кошмарах, вне зависимости спят они или нет.
И если я не могу заставить Бернадетт увидеть меня настоящего, тогда, боюсь, я никогда не проснусь.
Меня вдруг осеняет, что я только что сказал, и из горла вырывается смех.
— Босс? — спросил Хаэль, скептично смотря на меня. Я встряхнул головой в его сторону и потер подбородок в раздумьях.
— Дискуссия окончена, — сказал я, позволяя своему голосу опуститься до опасного низко, что-то между мурлыканием и рыком. Как я и сказал, я не чувствовал страха, реального страха, с пяти лет. Я блять уверен, чувствуя его сейчас. — Бернадетт моя, или никакой сделки.
Я спрыгнул со сцены и хлопнул рукой по iPad Оскара.
— Запиши это. Сейчас же. Я пошел искать нашу новую девочку, — Я поднял руку и продолжал идти, распахивая двери театра и влетая в коридор. Студенты разбегаются передом мной, как и должно быть.
Когда я собрал эту банду, другие пытались подражать мне. Черт, они все еще пытаются, посмотрите только на Митча Картера. Они могут притворяться, что все, что им нужно, это вдохновляться мной, но они ничто. Жалкие копии, в лучшем случае, пародисты — в худшем. Я довольствуюсь тем, что наблюдаю, как они, словно крысы, скребутся за моими крохами.
Потому что я Виктор Чаннинг. Это Хавок, мы настоящие гангстеры, а все остальные могут быть выебаны.
И Бернадетт Блэкберд…. Она станет моей гребанной женой, если это убьет меня.
Что, полагаю, вполне возможно.
* * *
Ночь Хэллоуина, настоящее время…
Бернадетт Блэкберд
У каждой моей истории есть две стороны, но как правило, только она из них правдива.
По словам моего отчима, моей сестре Пенелопе было грустно, одиноко, она была маленькой девочкой, отчаянно нуждавшаяся во внимании. Поэтому она врала, поэтому она покончила жизнь самоубийством.
Смотря в его темные глаза, я понимаю, что нам лучше знать.
— Присаживайтесь, — повторил Найл Пенс, одетый в свою униформу и улыбающийся так, как мог только он, словно аллигатор, который только что почуял свою следующую добычу на краю болота. Его каштановые волосы растрепаны, а вокруг толстых червеобразных губ — густая щетина. Я никогда не хотела видеть кого-то мертвым так сильно, как его. — Это настоящая кровь?
Он знал. Вопросительный знак в конце фразы был забавы ради. Видите ли, у моего отчима нет хобби, как у нормальных людей. Он процветает в боли, дискомфорте и репликах, граничащих с насилием. Мудак.
— Кровавый костюм, — сказала я, беспокоясь за Каллума, на самом деле за всех парней. Интересно, действительно ли Дэнни Энсбрук выстрелил бы мне в лицо, если бы представился шанс. Аарон стоял словно камень позади меня, поэтому я откинулась назад и сжала его руку. Меня немного убивает прикасаться к нему так, но есть вещи посерьезнее, чем наши дерьмовые чувства друг к другу. — Что ты делаешь в доме Аарона?
Я не признала ни свою бывшую лучшую подругу Кали Роуз-Кеннеди, ни нашего бесчестно директора Ванна, они не стоят моего времени.
В основном, меня сосредоточена на том, чтобы Аарон не сделал что-то жестокое.
Или… возможно я та, кто сделает что-то жестокое? Если я узнаю, что Тинг хоть пальцем прикоснулся к моей сестре, боже помоги ему. Я буду очень счастлива пойти на дно и потощать за собой Найла Пенса, охваченного пламенем и наслаждающегося сжиганием.