Разрушение Дьявольского Акра (ЛП) - Страница 8

Все хорошо, все прекрасно, кроме одного, чего Нур не могла видеть, потому что пустота теперь была чисто вымыта бурей: ее язык был внутри моего окна, обвился вокруг внутренней ручки моей двери. Мы тащили его за собой, тащили по дороге со скоростью сорок-пятьдесят миль в час, и я все еще не чувствовал, как она умирает, я чувствовал только ее ярость.

Этот язык был напряжен и тверд, как сталь. Он не только держался, но и медленно сматывал пустоту с дороги, которая, несомненно, сдирала с него кожу заживо.

Поскольку я не мог придумать ничего другого, я нажал на газ до упора.

— У тебя есть что-нибудь острое? — крикнул я.

Нур в ужасе посмотрела на меня, сразу поняв, почему я спросил. Я молился о приближающейся машине, о чем-то, что я мог бы использовать, чтобы отогнать монстра, но Энглвуд теперь был городом-призраком, и дороги были пусты. Никто, кроме нас, не был настолько глуп, чтобы ехать в самый разгар урагана.

— Только это, — сказала она и снова протянула мне нож для вскрытия писем с бронзовой ручкой: вечно полезный швейцарский армейский нож, тотемная штука, которая не оставляла меня в покое.

Пустота завывала от боли и от усилий подтянуться к моей двери. Я не осмеливался убрать ногу с педали газа, даже когда куски мусора заставляли меня сворачивать по всей дороге.

Я схватил нож для вскрытия писем. Попросил Нур сесть за руль, что она и сделала. Я вонзил нож в язык пустоты. Раз, два, три. Пустая кровь забрызгала меня, черная и горячая. Тварь завизжала, но не отпускала, не отпускала, а потом, когда ей наконец показалось, что она вот— вот достигнет цели…

Моя нога стояла на газу, но глаза были устремлены на пустоту. Я обернулся, увидел брошенный пикап и поваленное дерево, загораживающее большую часть дороги, и нажал на тормоз. Каприс сделал затяжной задний поворот, который почти пропустил пикап, но не совсем, наш хвост соприкоснулся с ним с тряским ударом. Мы продолжали ехать, ветви поваленного дерева обдирали нас, разбивая лобовое стекло и срывая боковые зеркала, прежде чем мы, наконец, сбросили ее и затормозили.

Мы перестали двигаться, но мир все еще вращался. Нур трясла меня, касалась моего лица — она была в порядке, пристегнута ремнем безопасности. Нож для вскрытия писем исчез, вырванный из моей руки, и язык пустоты тоже.

— Она мертва? — спросила Нур, но тут же нахмурилась, словно смущенная своим оптимизмом.

Я повернулся и посмотрел в разбитое заднее стекло. Я все еще ощущал пустоту, устойчиво, но ослабевшую, но не видел ее. Она был далеко позади нас, сбитая с ног при падении.

— Ей больно, — сказал я. — Плохо, я думаю.

По обеим сторонам дороги темнели полосы торговых центров. Впереди в воздухе опасно закрутился сломанный светофор. В другой день я бы развернул машину и поехал обратно, чтобы покончить с пустотой. Но сегодня я не мог позволить себе ни времени, ни риска. Одна пустота, разгуливающая на свободе, была наименьшей из наших забот.

Я нажал на газ. Машина качнулась вперед, нос «каприса» слегка наклонился вниз и влево.

У нас лопнула шина, но мы все еще могли катиться.

Я не осмеливался ехать на поврежденном «каприсе» слишком сильно, чтобы не рискнуть лопнуть вторую шину и полностью посадить нас на мель. Мы ковыляли на том, что мой дед называл «послецерковная скорость», шатаясь по городу, который я едва узнавал. Это было похоже на конец света: закрытые ставнями магазины, заброшенные парковки, улицы, заваленные мокрым мусором. Светофоры мигали, но никто не обращал на них внимания. Маленькие лодки, пришвартованные людьми в ручьях и каналах, сломали свои швартовы, и на тяжелых волнах их мачты качались, как трясущиеся пальцы.

При других обстоятельствах я бы рассказывал о поездке с Нур, наслаждался бы игрой в экскурсовода в городе, где вырос, наслаждался шансом измерить необычайные повороты моей жизни против прямого и безысходного пути, на который я когда-то, казалось, был обречен. Но теперь у меня не было лишних слов. И надежда, и удивление, которые когда-то вызывали во мне подобные размышления, погасли под удушающим одеялом страха.

Что ждало нас по ту сторону? Что, если Акр уже исчез, а вместе с ним и мои друзья? Что, если бы Каул просто… стер все это?

К счастью, мостик к Игольчатому Ключу не пострадал. К счастью, шторм тоже начал стихать, так что, когда мы поднимались по широкой, хмурой дуге моста, не было никаких внезапных порывов, ничего, что могло бы столкнуть нас через хлипкие перила в Лимонную бухту, эту полосу серого с белыми буйками внизу. Ки-роуд была все еще проходима, хотя и усыпана поваленными ветками, и с некоторым усилием мы смогли пройти мимо закрытых ставнями лавок и старых кондоминиумов, чтобы добраться до моего дома.

Я предполагал, что он будет пуст. Даже если бы мои родители вернулись из поездки в Азию, они, вероятно, эвакуировались бы в Атланту, где жила моя бабушка по маминой линии. Игольчатый Ключ был барьерным островом, практически ниже уровня моря, и только сумасшедшие оставались здесь во время ураганов. Но мой дом не был пуст. На подъездной дорожке стояла полицейская патрульная машина с бесшумно мигающими фонарями, а рядом с ней — фургон с эмблемой «КОНТРОЛЬ ЗА ЖИВОТНЫМИ». Полицейский в дождевике стоял рядом с машинами, обернувшись, как только услышал, как наши шины хрустят по гравию.

— О, здорово, — пробормотал я, — что это за чертовщина?

Нур опустилась на свое место.

— Будем надеяться, что это не очередные твари.

Нам оставалось только надеяться, поскольку стреноженный «Каприс» никак не мог обогнать полицейскую машину. Полицейский сделал мне знак остановиться. Я припарковался, и он направился к нам, потягивая из термоса.

— Вход в петлю находится в сарае для горшков на заднем дворе, — прошептал я. — Если придется, беги, — подумал я. Если только сарай не сдуло бурей.

— Имена.

У офицера были аккуратные черные усы, квадратная челюсть и зрачки в глазах. Зрачки, конечно, можно было подделать, но в его манерах, таких скучающих и раздраженных, было что-то такое, что показалось мне явно неостроумным. Нашивка на его официальном полицейском дождевике гласила: «РАФФЕРТИ».

— Джейкоб Портман, — сказал я.

Нур назвала свое.

— Нина… Паркер, — и, к счастью, полицейский не стал спрашивать документы.

— Я живу здесь, — сказал я. — Что происходит?

Офицер Рафферти перевел взгляд с Нур на меня.

— Вы можете доказать, что это ваша собственность?

— Я знаю код сигнализации. А в холле висит фотография меня и моих родителей.

Он отхлебнул из термоса с эмблемой «Управления шерифа округа Сарасота».

— Вы попали в аварию?

— Мы попали в шторм, — сказала Нур. — Съехали с дороги.

— Кто-нибудь ранен?

Я взглянул на черную кровь пустоты, которая стекала по моей двери и руке, и с некоторым облегчением понял, что он не мог ее видеть.

— Нет, сэр, — ответил я. — Здесь что-то случилось?

— Сосед сообщил, что видел во дворе бродяг.

— Бродяг? — спросил я, переглянувшись с Нур.

— Это не редкость во время эвакуации. Вы обнаруживаете воров, мародеров, людей такого рода, скрывающихся вокруг, ищущих взлома заброшенных объектов. Скорее всего, они заметили ваши тревожные сигналы и перешли на более «зеленые пастбища». Мы никого не нашли… но на нас напала собака. — Он указал на фургон отлова животных. — Некоторые люди во время штормов оставляют своих животных на улице. Это чертовски жестоко. Они пугаются, рвут поводки, убегают. Животное сейчас под контролем. Пока оно не будет в безопасности, вы должны оставаться в своем автомобиле.

Внезапно из-за моего дома раздался громкий лай. Из-за угла показались еще два офицера, один молодой, другой седой, каждый держал в руках длинный шест. На другом конце шестов был ошейник, а внутри ошейника — разъяренная собака. Она вела себя агрессивно, рычала и пыталась стряхнуть их, пока они тащили ее к фургону отлова животных.

— Помоги нам, черт возьми, Рафферти! — крикнул старший офицер. — Открой для нас эту дверь!