Разрушение Дьявольского Акра (ЛП) - Страница 14

Пора идти, сказала я себе, но ноги не поворачивались к двери. Я провел рукой по волосам и посмотрел на себя в зеркало с золотой отделкой. Я чувствовал себя помятым и усталым, как старик, но выглядел нормально.

Картины, покрывавшие вестибюль снаружи, продолжались по всей ванной, и я заметил фотографию Бентама в рамке над туалетным столиком. Странно, подумал я. На фотографии он был одет в тот самый костюм, который я только что надел — плюс цилиндр, галстук и цепочка от часов — и сидел между двумя, по-видимому, странными животными, козленком и маленькой собачкой. И он, как всегда, пристально смотрел прямо в объектив, выражение его лица было безрадостным и суровым.

«Что с тобой случилось?» — удивился я, глядя ему прямо в глаза. Бентам и Каул оказались заперты вместе в разрушенной Библиотеке Душ. Когда твой брат воскрес, ты тоже вернулся?

А потом, клянусь, я увидел, как дернулась его губа, и почувствовал, как холодный заряд прошел сквозь меня, и поспешил выйти из туалета.

Нур ждала меня снаружи, выглядя неловко в черно-белом полосатом платье, которое касалось ее лодыжек. Ее волосы были наспех собраны в конский хвост, лицо умыто и сияло, и я подумал, как замечательно, что ей так мало требуется усилий, чтобы быть красивой.

— Отлично выглядишь, — сказал я.

Она покачала головой и рассмеялась, как будто я рассказал банальную шутку.

— У меня такой вид, будто я иду на похороны в цирк. — Она одарила меня искренней улыбкой. — Но ты мне нравишься в костюме. — Потом она вздохнула. — Ты в порядке?

Этот вопрос мы задавали друг другу чаще всего. Мы жили в трудные времена, и было так много способов не быть в порядке.

— Да, — сказал я. — Ты?

Этот небольшой обмен словами содержал сотни потенциальных оттенков смысла. В данном случае: «Почему вы так долго сидели в ванной? И смогли ли вы хотя бы на минуту остановить фильм ужасов, прокручивающийся у вас в голове?»

— У меня была грязь в таких местах, что ты не поверишь. — Она пожала плечами. — Я в порядке.

Она сократила небольшое расстояние между нами и положила голову мне на плечо.

— Извини, я жалуюсь, когда нервничаю.

Я прижался щекой к ее волосам.

— Я думал, ты напеваешь, когда нервничаешь.

— Вместо этого я теперь делаю так.

Я обнял ее, крепко прижал к себе. Где-то внутри меня был счетчик, индикатор уверенности, индикатор храбрости, и каждый раз, когда я прикасался к ней, он подпрыгивал вверх.

— Готова? — я сказал.

— Чтобы исповедаться в своих грехах, — сказала она, и прежде чем я успела возразить, мисс Сапсан и Енох влетели в холл и вывели нас.

Наше путешествие через Акр было сюрреалистичным. Более сюрреалистичным, чем обычно. Дело было не только в странном небе, которое было скорее фиолетовым, чем его обычный болезненно-желтый оттенок, или в глубоких сугробах пепла, которые кружились вокруг наших ног, когда мы шли, или в темных ручейках засыхающей крови, стекающих по стенам зданий. Это была мысль, легко забываемая от мгновения к мгновению, что мы теперь живем в кошмаре, идем по миру, в котором произошло самое худшее, что я мог себе представить, за исключением смерти всех, кого я любил. Это был твердый и неотложный факт. И мы собирались сообщить эту ужасную новость всем нашим друзьям.

Енох продолжал приставать ко мне: «Кто Он? Это тот, о ком я думаю? Так вот почему вчера меня чуть не сбил с ног град костей? Он вернулся?» Но я ничего ему не сказал, и в конце концов мисс Сапсан пришлось разлучить нас, чтобы он оставил меня в покое.

До меня не доходило, насколько неразумной была архитектура их дома, пока, перейдя последний пешеходный мостик через узкий приток Лихорадочной Канавы, я снова не увидел это место. На третьем этаже она была в два раза шире, чем на первом, словно пирамида стояла на голове, и только лес деревянных подпорок и свай, тянувшихся до верхних этажей, не позволял ей опрокинуться в канаву. В попытке скрасить обстановку Фиона покрыла покосившийся дом цветами — на самом деле укрепила его длинными, извивающимися тросами пурпурного шиповника. Они тянулись вверх по сваям и высыпались из оконных рам. Но они лишь наполнили меня ужасом, напомнив о виноградных лозах, которые удерживали меня на Могильном Холме, и об ужасе от того, что я вынужден беспомощно наблюдать, как Марнау совершает свои злодеяния.

Входная дверь распахнулась. Оливия выскочила с крыльца и затопала вниз по шатким ступенькам. — Ты должен… перестать… вот так исчезать! — воскликнула она, бросаясь на меня с объятиями. А потом все остальные хлынули наружу, Гораций, Миллард, Клэр и Хью, так много сразу, что они застряли в дверях и должны были вырваться из замкА друг из друга, а затем они бросились вниз по ступенькам, толпясь вокруг нас, выкрикивая вопросы.

— Это действительно они? — воскликнул Гораций.

— Это действительно они! — пропела Оливия, поворачиваясь, чтобы обнять Нур.

— Мы тебя везде искали! — воскликнула Клэр, уставившись на меня широко раскрытыми испуганными глазами. — Тебя похитили?

— Лучше бы так и было! — сказал Хью, заключая меня в крепкие объятия. — Даже записки нет!

— Они вам все расскажут, — сказала мисс Сапсан, глядя на любопытные лица, выглядывающие из соседних домов, — Как только мы войдем в дом.

Мы были в западне среди группы нервно болтающих друзей. И вот Фиона, укрытая одеялами и цыплятами, лежит на кушетке посреди заваленной сеном кухни. Хью объяснил, что ей больше нравится здесь, в уютной столовой, и пока она приходила в себя, мисс Сапсан сказала ей, что она может спать где угодно. Она улыбнулась мне, когда я пересек комнату и наклонился, чтобы обнять ее.

— Надеюсь, тебе лучше, — сказал я, и, хотя она не ответила словами, она кивнула и поцеловала меня в щеку. Курица в ее руках закудахтала и покровительственно взъерошила перья.

Мисс Сапсан попросила тишины. Она махнула Нур и мне на середину комнаты, и наши друзья расселись вокруг нас на шатких деревянных стульях и на полу. Все они выглядели такими же встревоженными, как и я. Мне не терпелось поскорее покончить с этим, рассказать нашу историю, как я надеялся, в последний раз; не терпелось узнать и их реакцию. Возненавидят ли они нас? Будут ли они в отчаянии?

Мы рассказали. Они слушали в мрачном, ошеломленном молчании. Когда история закончилась, воздух в комнате налился свинцом. Клэр и Оливия подвинулись к Бронвин и свернулись клубочками у ее ног. Клэр плакала. Гораций забрался под кухонный стол. Хью с каменным лицом сидел на кушетке рядом с Фионой, которая держала его за руку и смотрела в пол. Эмма — меня больше всего заботила ее реакция — скрутила волосы в узел и была на несколько оттенков бледнее, чем, когда мы с Нур начали говорить…

— Ты пропустил эту часть в конце, — сказала Эмма, — когда рассказывал ее раньше. — Она выдохнула.

— Значит, он вернулся, — сказал Енох. — Это он.

— Он вернулся, — сказал я, мрачно кивая.

— О моя птичка, о мой Бог, о чёрт, — простонал Гораций из-под кухонного стола. — Мне приснилось его лицо.

Миллард поднялся со своего места.

— У меня разбито сердце. Я потрясен.

— Ви действительно… умерла? — кротко спросила Оливия.

Нур кивнула и тихо сказала: «Она умерла».

Оливия подбежала к ней и прижалась к Нур. Нур погладила Оливию по плечу, когда девочка начала издавать звуки, похожие на плач.

— Итак, что это значит для нас? — спросил Хью. — И что будет?

— Значит, за разрушениями стоит Каул? — спросила Бронвин. — Не Перплексус?

— Да, мы думаем так, — сказала мисс Сапсан.

— О, совершенно точно, — сказала Эмма.

— Я уверен, что это только часть того, на что он способен, — сказал Гораций. — Забавно.