Разрубленное небо - Страница 16
Осваивали пустующие земли, как правило, крестьяне или самые бедные самураи, отличающиеся от крестьян только мечами за поясом и прической-сакаяки. Они осушали болота, вскапывали целину, проводили к полям воду, словом, вкалывали как проклятые, осваивали-таки эти пустоши, а потом начинался столь хорошо знакомый российскому человеку бюрократический бардак. Земля не закреплялась за человеком автоматически, право на нее должно было быть подтверждено официально. Для этого соискателю надо было пойти к дзито, тот отправлял своего чиновника для тщательного обмера участка и составления описания участка. Потом дзи-то должен был списаться с ведомством, которое вело земельный кадастр (оно так и называлось – Ведомство Земель). Если у ведомства по ознакомлению с письмом дзито не возникало вопросов, оно давало добро. Если возникали – из столицы приезжал чиновник, чтобы решить вопрос на месте. Помимо затянутости самой процедуры, и делалось все очень неспешно. Не спешили и по вполне объективным причинам вроде неблизких расстояний и отсутствия компьютерной базы данных. И по причинам субъективным: на землю претендовал народ все не очень богатый, в большинстве своем так и откровенно бедный, навстречу таким чиновники не бегут, сверкая пятками и торопясь угодить, – увы, сие прискорбное явление Артем наблюдал даже в Японии начала тринадцатого века.
Поэтому многие трудяги, стершие в кровь ладони при освоении этих самых пустошей, вовсе не связывались с бюрократической волокитой, работали на земле без всяких бумаг, платили лишь императорский и сёгунские сборы. А ежели становилось трудно (ну там, скажем, задолжал кому или позарез на что-то потребовались деньги), тогда работники просто продавали землицу и уже покупатель возился с ее оформлением. Из-за того что зачастую все договоренности были лишь устными, и проистекали всякие трудности и недоразумения. Один говорил одно, второй утверждал, что так мы с ним не договаривались, и гнул свою правду-линию. Если землю начинали сдавать в аренду, а потом и в субаренду, то все запутывалось до чрезвычайности. А ежели вдруг исконный хозяин земли скоропостижно или не очень отходил в мир иной, так и не успев ничего оформить, всенепременно начиналась свистопляска с наследованием земельного участка.
А иногда эту землю и вовсе друг у друга отнимали силой. Например, самурай отнимает у крестьянина на том основании, что крестьянин не возвращает ему долг. Крестьянин говорит, мол, не должен я ему ничего, все уже выплатил, а самурай настаивает – нет, должен, ничего ты мне не выплачивал. А слово самурая тяжелее, поскольку считается, что самурай соврать не может. Хотя Артем за эти четыре месяца не раз имел возможность убедиться в обратном…
Вот и эти двое тоже не поладили из-за дзинуси-тэки сёю. Господин Йосида, некогда крайне бедный самурай, из имущества располагавший только мечами за поясом да переносным алтарем, несколько лет назад решил податься в земледельцы. Он разработал участок на окраине селения Мейте, что в трех ри от Ицудо, снял несколько урожаев и немного разбогател. После чего решил, что хватит ковыряться в земле, и сдал землю в аренду самураю, имени которого Артем не мог вспомнить, – вот он стоит сейчас слева, щуплый, с оттопыренными ушами.
Щуплый самурай, как оказалось, тоже арендовал землю не для того, чтобы на ней трудиться, сгоняя семь потов. Он сам сдал ее в аренду – крестьянину из селения Мейте. Сдал, разумеется, за бо́льшую плату, чем платил сам, – иначе какой был бы смысл в этом предприятии. Вот такой образовался земельный симбиоз, идиллия аренды и субаренды. И длилась бы сия идиллия долго и счастливо, но вдруг Щуплый заявил, что земля принадлежит теперь ему, потому что он выплачивал, де, не аренду, а рассроченную плату за землю. Так они, дескать, договорились с господином Йосида, таково, мол, и было условие. Видимо, у Щуплого завелись деньжата, и он решил, что субаренда – это не самое выгодное предприятие на свете и совсем не то, о чем он мечтал долгими японскими вечерами. А может быть, и в самом деле они так договаривались, как уверяет Щуплый. В чем там правда-матка, Артем не знал. Разве что с определенностью можно сказать одно – один из самураев врет. А вы говорите, они врать не могут!
Сейчас Артему предстояло разобраться в запутанном дельце. Конечно, он не считал себя царем Соломоном, но у него был свой метод, уже не раз им опробованный и который лично его, как даймё и сюго, вполне устраивал.
Сначала он собирался выслушать стороны, а потом объявить решение, которое уже заранее принял. Он объявит, что выкупает землю сам. Для себя. Причем выкупает у обоих самураев, давая каждому тройную цену. Если кто-то из самураев вздумает бухтеть, мол, несправедливо, нечестно, буду правду искать в самой столице и так далее, Артем мягко так намекнет ему, что в этом случае готов решить вопрос не в его пользу. А потом еще мягче вставит что-нибудь насчет гнева Белого Дракона, который может обратиться на того, кто не согласен с решениями сюго. И никуда бухтящий самурай не денется, уступит как миленький. Таким образом Артем уже выкупил три земельных участка и намеревался сегодня обзавестись четвертым. В конце концов и ему надо было прирастать землями.
Тут еще вот что с обзаведением землями: сам-то Артем на деле оказался пусть и самым влиятельным в пределах провинции, но безземельным самураем. Потому что на родовых землях Нобунага проживал сейчас сын даймё и воевать с ним Артем не собирался. Тем более закон и мнение людей будут не на его стороне. Поэтому он довольствовался унаследованной должностью сюго, титулом даймё и доставшимся от Нобунага замком. С голоду он не помирал и не помрет, один доход с игорных заведений всей провинции такой, какой никакие земли бы не принесли. Но… как-то, братцы, несолидно получается. Большой человек, даймё и сюго, а земель-то своих, получается, нету.
В конце концов ни господина Йосида, ни второго господина силком к нему на суд не тащили, разобрались бы сами промеж себя, но ведь нет, понадобилось им беспокоить господина сюго, отрывать его от важных государственных дел. Так и нечего возмущаться. Тем более оба получат славные отступные, каких бы от другого феодала «ни в жисть» не дождались. А крестьянина, что обрабатывает землю, Артем не тронет, крестьянин теперь станет платить аренду напрямую господину Ямомото, вот и все, что изменится для крестьянина, а даймё, пользуясь добрыми отношениями с гражданским губернатором, быстро и без проблем оформит освоенную пустошь на себя. Коррупция, скажете? Да, – не стал бы отпираться Артем, – коррупция, она, родная. Так а что вы хотите от непросвещенного древнего владыки? Неужто демократии, гласности и плюрализма?
Артема не смущало присутствие Хидейоши, который обязан будет доложить в столице о том, как тут управляет новый сюго. Думается, в Киото-Хэй-ан мало кого озаботит, что господин Ямомото вдали от столицы занимается самоуправством, – если, конечно, у двора нет намерения разобраться с гайдзином Ямомото самым суровым образом. А если все же такое намерение есть… то и без этого пустякового эпизода разберутся. Повод найдут с необычайной легкостью.
Поскольку Артему требовались немалые деньги, чтобы заплатить самураям выкуп за землю, он и пригласил сюда Сюнгаку. Вот в том мешочке на поясе наверняка позвякивают золотые и серебряные монеты.
«Тяжела ты, жизнь феодальная, – вздохнул про себя Артем. – Ну приступим, помолясь».
– Говори ты! – он показал рукой на Щуплого и приготовился слушать сбивчивую повесть об арендных мытарствах.
А потом произошло немыслимое…
Сперва Щуплый, как и полагалось, низко поклонился господину сюго, шагнул вперед. Вместе с ним вперед шагнул и странствующий монах, которого, как тут же подумал Артем, привел Щуплый, чтобы тот свидетельствовал за него: мол, присутствовал при заключении устного договора, готов подтвердить слова господина Щуплого.
Монах поклонился, сложив руки перед собой. Распрямился. Затем как-то странно прогнулся назад и вдруг резко выбросил руку…
За мгновение до того, как он это сделал, из-за спины Артема смазанной тенью метнулся вперед Такамори, сбивая господина с ног и закрывая его собой.