Разочарование в Боге - Страница 33

Наконец, есть еще один способ сказать о несправедливости мироустройства. Выслушав все варианты, Иов приходит к выводу (я уже предлагал свести к нему все содержание Книги Иова): «Жизнь несправедлива!» Для Иова это скорее инстинктивная реакция, нежели жизненная философия. То же самое испытывает каждый человек, пораженный нежданным ударом судьбы. «Почему это случилось со мной? — твердим мы. — За что?»

Работая над этой книгой, я старался познакомиться и побеседовать с людьми, которые чувствовали, что Бог их предал. Я хотел видеть подлинные выражения чувств, подлинную гримасу сомнения и разочарования. Добравшись до главы о Книге Иова, я решил встретиться с человеком, чья судьба отчасти напоминает историю Иова. Я назову этого человека «Дуглас».

Я считаю Дугласа праведником в том же смысле, что и Иова, — не святой, конечно, но образец веры. Дуглас много лет занимался психотерапией, но потом отказался от весьма прибыльной профессии и стал проповедником. Несколько лет назад в его семье стряслась беда: у жены Дугласа обнаружилась опухоль груди. Ей удалили грудь, но спустя два года рак распространился на легкие. Дуглас взял на себя почти все обязанности по дому и воспитанию детей, пока его жена приходила в себя после курса химиотерапии. В иные дни ей не удавалось проглотить ни кусочка пищи. У нее выпали волосы. Она постоянно испытывала глубокую усталость, депрессию, страх.

Однажды, в разгар этой тяжкой борьбы, Дуглас вез домой жену и двенадцатилетнюю дочь. Пьяный водитель свернул на встречную полосу и лоб в лоб врезался в их машину. Жена Дугласа перенесла сильный шок, но физически не пострадала. У дочери была сломана рука, лицо изрезано осколками лобового стекла. Наиболее тяжелое увечье получил сам Дуглас — удар пришелся ему в голову.

С этого дня Дугласа в любой момент может настичь головная боль. Он не способен выдержать полный рабочий день, иногда он теряет ориентацию в пространстве, утрачивает нить разговора. Более того, авария отразилась на его зрении: в результате травмы глазодвигательных мышц произошла расфокусировка зрения. Предметы перед глазами расплываются, Дугласу трудно без посторонней помощи сойти с лестницы. Дуглас научился преодолевать все эти трудности, за исключением одной: он не способен прочесть более одной–двух страниц кряду. Он всю жизнь очень любил книги, а теперь вынужден довольствоваться ограниченным ассортиментом и замедленным темпом аудиокниг.

Я позвонил Дугласу, и тот согласился встретиться со мной за завтраком. Я готовился к нелегкому испытанию. К тому времени я проинтервьюировал уже с десяток людей и повидал самые разные проявления разочарования в Боге. Дуглас имел полное право сердиться на Бога. Недавно он получил дурные вести из больницы, где наблюдалась его жена, — снова метастазы в легких.

За завтраком мы поделились последними новостями. Дуглас ел медленно и сосредоточенно. Очки с толстыми линзами помогали видеть, и все же ему было непросто поднести вилку точно ко рту. Я заставлял себя смотреть в лицо своему собеседнику и при этом не обращать внимания на косящий глаз. Наконец, завершив трапезу и заказав еще кофе, я сообщил Дугласу, что пишу книгу о разочаровании в Боге. «Не расскажешь ли мне о своем разочаровании? — попросил я. — Может быть, ты понял что–то такое, что пригодится и другим людям, переживающим тяжелые времена?»

Дуглас надолго умолк. Поглаживая седую бороду, он уставился куда–то вдаль поверх моего правого плеча. Я гадал, не наступило ли у него очередное «затмением но тут он, наконец, заговорил: «По правде говоря, Филип, я не испытывал разочарования в Боге».

Я был изумлен. Я знал, что Дуглас — человек глубокий и искренний. Он не из тех, кто привык цепляться за рекламные формулы из телепроповедей типа «Боль укажет нам путь на небеса!». Я ждал объяснений.

— Вот в чем дело: когда жена заболела, и потом, когда произошел несчастный случай, я научился не путать Бога с жизнью. Я отнюдь не стоик. Я очень расстроен тем, что произошло с нами. Я готов проклинать несправедливость жизни, мне хочется излить весь мой гнев и все мое горе. Но я уверен: Бог воспринимает происходящее точно так же, как я — Он тоже горюет и сердится. Я не могу винить Его за то, что произошло.

Я научился проводить различие между духовной реальностью и материальной, — продолжал Дуглас. — Мы говорим: раз Бог справедлив, то и жизнь должна быть справедлива. Однако Бог и жизнь — совсем не одно и то же. Страшное разочарование ждет того, кто отождествляет Бога с жизнью и потому ожидает от Него, скажем, несокрушимого здоровья.

Бытие Бога и даже Его любовь ко мне никак не связаны с моим здоровьем. На самом деле теперь у меня даже появилось больше времени и возможностей для того, чтобы развивать мои отношения с Богом[41].

Какая поразительная, парадоксальная встреча! Сколько месяцев я изучал вопрос о кризисе веры, собирал истории о людях, разочаровавшихся в Боге! Я считал Дугласа современным Иовом и ожидал от него горького и гневного протеста. Меньше всего я рассчитывал, что своей верой он преподаст мне урок.

— Надо научиться строить отношения с Богом независимо от житейских обстоятельств, — настаивал Дуглас, — тогда мы сумеем сохранить эти отношения, даже если материальный мир нас подведет. Надо научиться верить Богу вопреки несправедливостям жизни. Разве не этому учит нас Книга Иова?

Меня несколько беспокоило предложенное Дугласом разделение «физической» и «духовной» реальности, но в целом его соображения показались мне интересными. Мы провели еще час, перебирая библейские тексты и ища подтверждения его идеям. В Синайской пустыне Бог обещал израильтянам материальное преуспеяние — здоровье, богатство, победу, — и это ничуть не укрепило их дух. С другой стороны, большинство героев Ветхого Завета — Авраам, Иосиф, Давид, Илия, Иеремия, Даниил — переносили испытания, сходные с испытаниями Иова. Для каждого из них наступал момент, когда «физическая реальность» заставляла их видеть в Боге противника, но вопреки всем трудностям они сохраняли веру. Таким образом их вера из договорной («Я буду послушен Богу, пока Он хорошо со мной обращается») переросла в личные отношения с Творцом, преодолевшие любые препятствия.

Глянув на часы, Дуглас обнаружил, что опаздывает на другую встречу. Он поспешно натянул плащ и уже встал, чтобы попрощаться, как вдруг, вспомнив самое важное, вновь наклонился ко мне:

— Советую тебе, вернувшись домой, перечитать Евангелие. Разве жизнь «справедливо» обошлась с Иисусом? По–моему, распятие раз и навсегда покончило с предрассудком, будто жизнь должна быть справедливой.

Мы с Дугласом начали с Книги Иова, а закончили Евангелием. Я понял его мысль: в Ветхом Завете больше всего страданий выпадало на долю любимцев Бога, а в Новом Завете тяжелее всех страдает Сын Божий.

По совету Дугласа, вернувшись домой, я и впрямь взялся за Евангелия. Интересно, как бы сам Иисус ответил на вопрос, справедлива ли жизнь? Он никогда отрицал несправедливости жизни, Он не советовал страждущим «принять свою участь», Он исцелял каждого, кто просил об исцелении. Гневные слова о богатых и сильных показывают, что думал Иисус о социальном неравенстве. Сын Божий реагировал на несправедливое устройство жизни точно так же, как и все мы. Он сочувствовал больному, Он плакал о смерти своего друга Лазаря, а когда Его Самого ждало страдание, Иисус трижды с ужасом вопрошал, нет ли иного пути.

На вопль о несправедливости жизни Бог отвечает не словами, а делом — Воплощением. Иисус — живое, из плоти и крови, свидетельство о том, как Сам Господь относится к несправедливости: Он принял «жизнь», «физическую реальность» вместе с самой подлой из ее несправедливостей. Иисус дал ответ тем, кого терзают сомнения, кто усомнился в Божьей доброте. (Помимо прочего, читая Евангелия я подумал: если бы все мы, члены Его тела, строили жизнь по Его примеру — помогали больным, кормили голодных, противостояли силам зла, утешали скорбящих и несли всем Благую Весть о любви и прощении, — то, быть может, вопрос о справедливости Бога не звучал бы сейчас так настойчиво.)