Разочарование в Боге - Страница 13
Бог превратил Храм Соломона в центр Своего пребывания на земле. Толпа тут же, на месте, решила остаться в Иерусалиме еще на две недели, продлить торжества. Соломон преклонил колени на бронзовом помосте и громко молился: «Я построил храм в жилище Тебе, место, чтобы пребывать Тебе во веки». Но тут он остановился, задумавшись: «Поистине Богу ли жить на земле? Небо и небо небес не вмещают Тебя, тем менее сей храм, который я построил имени Твоему».
Потом Бог ответил царю: «Ныне очи Мои будут отверсты и уши Мои внимательны к молитве на месте сем. И ныне Я избрал и освятил дом сей, чтобы имя Мое было там во веки». Бог сделал это! Сбылись наконец Его обещания Аврааму и Моисею. Израильтяне получили землю, они стали народом и страной с определенными границами, и посреди них сиял величественный символ присутствия Бога. Никто из участников той церемонии освящения Храма не мог бы усомниться в Боге, все видели огонь и облако, в которых Он явился. И все это произошло не в пустыне, населенной лишь змеями и скорпионами, а в стране, изобилующей золотом и серебром.
Когда все, мыслимое и немыслимое, складывалось в его пользу, Соломон вроде бы с благодарностью повиновался Богу. Молитва при освящении Храма (3 Царств 8) — одна из наиболее величественных и прекрасных молитв Израиля. И все же к концу своего царствования Соломон успел растерять почти все свои преимущества. Поэт, воспевавший любовь, перестал быть разборчивым в интимной жизни — семьсот жен и триста наложниц! Мудрец, сочинивший полные здравого смысла притчи, своей жизнью перечеркнул собственную мудрость: он предавался роскоши и неслыханным излишествам. Чтобы угодить своим иноземным женам, благочестивый человек, построивший Храм Господу, сделал последний, роковой шаг: он допустил в священную столицу идолопоклонство.
На глазах одного поколения Соломон превратил Израиль из провинциальной страны, чье выживание полностью зависело от Господа, в самодостаточную и грозную политическую силу. Но на этом пути он забыл о цели, к которой призывал его Господь. Ко времени смерти Соломона Израиль весьма напоминал Египет, из которого бежали еврейские рабы: империя с раздутым аппаратом чиновничества, рабским трудом и государственной религией, менявшейся по прихоти правителя. Мирской успех затмил прежнее рвение о Царстве Божьем. Краткое, сияющее видение народа, живущего согласно завету, потускнело, и Бог отнял от Израиля Свою руку. После смерти Соломона Израиль распался на два государства, и оба они устремились к своей гибели.
Лучшей эпитафией для Соломона может стать цитата из Оскара Уайльда: «В этом мире существует лишь две трагедии. Одна заключается в том, что человек не получает желаемого, вторая — в том, что он это получает». Соломон получил все, чего хотел, включая все возможные знаки власти и высокого положения. Но при этом он забыл о своей зависимости от Бога, он стал полагаться на нечто внешнее — ему понадобился самый большой в мире гарем, дворец, вдвое превышающий своими размерами Храм, войско на колесницах и развитая экономика. Успех вроде бы гарантировал Соломона от любого разочарования в Боге, но в то же время он избавил его и от потребности в Боге. Чем больше Соломон наслаждался благами этого мира, тем меньше думал о Даятеле благ.
В пустыне Бог обитал в огненном и облачном столпе так близко к людям, что Его сила порой «вырывалась наружу» с разрушительными для Израиля последствиями. Во времена Соломона Бог ограничивал Свою силу, сделав царя своим представителем перед людьми. Когда Божье присутствие сосредоточилось в Храме, израильтяне, в ужасе отшатывавшиеся от Бога в пустыне, стали воспринимать Его как должное. Бог стал достопримечательностью царской столицы.
В ответ на это Бог незаметно покинул царский дом. Эта мысль четко просматривается в Ветхом Завете — подробно рассказывается лишь о первых трех царях — Сауле, Давиде и Соломоне. Их потомкам уделено по несколько строк, они сливаются в тумане забвения. Вместо них Бог обращается к пророкам.
10. Огонь и слово[12]
Несчастное совпадение можно было бы истолковать как акт божественного возмездия: под протестующие крики толпы священник Дэвид Дженкинс (59 лет), публично заявлявший, что нет необходимости буквально понимать непорочное зачатие или Воскресение, был рукоположен в епископы Дурхэма в Йоркском соборе. Спустя три дня ранним утром в деревянную крышу южного придела собора (XIII век) ударила молния. К 2.30 утра пламя охватило этот шедевр средневековой архитектуры, признанный величайшим готическим собором Северной Европы… Противники Дженкинса тут же объявили, что Бог поддержал их точку зрения… Некий викарий, выдворенный из собора во время церемонии рукоположения за громогласный протест, предположил, что огонь вызван Божьим вмешательством. Другие… напоминали о пророке Илии, сведшем с небес огонь, уничтоживший на глазах пророков Ваала языческий алтарь.
Проблема с поразившей Йоркский собор молнией заключается в том, что этот случай — исключение. Небесный огонь покарал знаменитый храм — а как насчет унитариев, отрицающих большинство доктрин ортодоксального христианства? Что сказать о мечетях и святилищах индуистов? Почему Дэвид Дженкинс навлек на себя Божий гнев, а кощунник Бертран Рассел дожил безнаказанным до преклонных лет? Если б Господь расплачивался с нами молниями за каждое неверное суждение, наша планета сверкала бы по ночам не хуже рождественской елки.
И все же однажды, почти тридцать веков назад, с неба сошел огонь, и с тех пор все священники вспоминают события на горе Кармил. Этой истории присущ сказочный оттенок на манер Толкиена: Илия, словно Фродо, отважившийся на путешествие в Мордор, пересек весь Израиль и добрался до горы, возвышавшейся посреди пустыни, чтобы там в одиночку бросить вызов восьмистам пятидесяти лжепророкам.
Илия, самый необузданный из израильских пророков, зачаровывал толпу словно фокусник. Он облил очаг водой из двенадцати больших кувшинов — вода же была драгоценностью после трехлетней засухи. Казалось, ничего не произошло. Неужели Илия посмеялся над народом? И вдруг — вот оно: огненный шар — раскаленный, плавящий камни и почву, — будто метеор, летит с ясного неба. Огонь пожирает разлившуюся по канавкам воду, словно это не вода, а нефть. Толпа в ужасе падает наземь. «Господь есть Бог! Господь есть Бог!» — кричат все.
Бог устроил публичное представление и на глазах у всех рассеял силы зла. Естественно, этот эпизод вошел в предания веры. Даже Иисуса верующие принимали за воплощение Илии. Даже сегодня, когда молния ударяет в собор, находятся люди, вспоминающие о горе Кармил.
Но сидя в уединенной хижине в Скалистых горах и перечитывая Библию, я увидел судьбу Илии совсем в ином свете| Он и его сподвижник Елисей показались мне не прототипами всех библейских пророков, а удивительным исключением. Почти никто из их преемников даже в слабой степени не обладает способностью творить чудеса. Значит, если мы вздыхаем о силе этих пророков, мы не о том томимся, о чем следовало бы. Знамения и чудеса Илии были лишь мгновенной вспышкой в истории Израиля, они не оказали продолжительного воздействия даже на его современников. Илия добился не возрождения веры, а лишь краткого приступа религиозного рвения, а затем вновь возобновилось затяжное, неумолимое соскальзывание прочь от Бога. Царь Ахав, собственными глазами видевший чудо на горе Кармил, остался в историческом предании худшим из царей Израиля. |
По–видимому, даже на Илию огненный поток, излившийся на гору Кармил, не произвел столь уж неизгладимого впечатления. В страхе за свою жизнь пророк бежал как можно дальше от царицы Иезавель, мстительной супруги Ахава. И когда Бог в следующий раз явился Илии, Он предстал не в обличии огня или мощного урагана, или землетрясения — пророк услышал шепот, тихий, едва различимый голос, знамение поразительных перемен.