Разный Филдинг - Страница 2
Но в 1737 г. о "пути Сервантеса" еще не было речи: Филдинг определился в Средний Темпл и три года изучал там юриспруденцию, которая и стала его профессией. "Свободным" писателем он не был ни одного дня. Он не станет и "только писателем", поскольку не сможет отдаваться целиком творчеству: Филдинг-публицист - приметная фигура в начале 1740-х годов. Когда после Уолпола к власти пришли "патриоты", тотчас забывшие свои благие программы, Филдинг гневно заклеймил их отступничество в памфлете "Видение об оппозиции" (1742). Не смолкал его голос и позже, когда деятельность на посту вестминстерского мирового судьи подвигла его на роль социального реформатора.
Писателем (точнее - прозаиком) он стал, говорят нам, едва ли не случайно, напечатав в апреле 1741 г. пародию на первую часть романа С. Ричардсона "Памела" - "Шамелу". Понаторев в искусстве бурлеска и язвительного пересмешничества, он не оставил живого места на самовлюбленной и расчетливой буржуазке, обнажив торгашескую подоплеку ее образцового целомудрия. С оглядкой на "Памелу" был начат и роман "Джозеф Эндрус", ставший творческим опровержением Ричардсона. С этого времени он признанный писатель, о чем свидетельствовал и хорошо разошедшийся по подписке трехтомник его сочинений (1743). Половину второго тома заняло "Путешествие в загробный мир", весь третий - "Джонатан Уайлд".
Представления о загробной жизни, должно быть, сдары как мир. В европейской литературной традиции одним из первых сошел в Аид и беседовал с тенями умерших гомеровский Одиссей (Песнь XI). К V в. до н. э. в связи с потусторонним миром оформляется круг эсхатологических представлений ("конечные вопросы"): идея посмертного воздаяния, суд Радаманта, Острова Блаженных, круговорот, то есть переселение, душ. Неоднократно заходит речь о загробном мире у Платона: в "Федоне" подробно рисуется путь души в Аид, изображается топография Тартара и подземных рек; в "Федре" излагается учение о переселении душ; в "Государстве" содержится рассказ о странствии души по царству мертвых, о суде над умершими и о жребии, выбираемом душой для новой жизни на земле; подробно воссоздана обстановка загробного мира в "Горгии". Все это мы встретим и в "Путешествии" Филдинга, и прав пастор Адамс, первый "читатель" "Путешествия", усмотревший в нем влияние Платона. Однако непосредственный его источник - "Разговоры мертвых" и "Правдивая история" Лукиана из Самасаты (ок. 120 - ок. 190). Лукиан был в числе любимых писателей Филдинга и в своем роде образцом: Свифта он называл современным Лукианом. У Лукиана подземный мир, область сугубо серьезная, впервые раскрыл свои богатые смеховые возможности. Созданный им жанр сатирического диалога влился в мениппею, или мениппову сатиру (по имени древнегреческого писателя-сатирика III в. до н. э. Мениппа), и "разговоры мертвых" и изображение преисподней стали разновидностью этого жанра. Здесь нет нужды разбирать его особенности, достаточно назвать некоторые мотивы и структурные характеристики, необходимые для дальнейшего разговора о "Путешествии" Филдинга. Прежде всего, свобода от жизненного правдоподобия, свобода вымысла, тасующего в одном сюжете века и страны и устраивающего самые неожиданные встречи (например, автора со своими героями). Затем исключительные ситуации, в которые сюжет ставит своих героев: ведь только тогда и можно дознаться правды о человеке, испытать эту правду. Испытания закономерно влекут за собой резкую смену положений: падение и возвышение, встреча и разлука, явление истины в парадоксальном облике (добродетельный грабитель, например). Ярчайшая особенность мениппеи - ее злободневный характер, намеки на известные события и известных лиц. Симпатии Лукиана неизменно на стороне угнетенных и неимущих. В своем подземном царстве, где все наконец равны, он с нескрываемым удовольствием показывает некогда всесильных властителей, занятых кто попрошайничеством, кто починкой обуви за гроши.
После Лукиана "разговоры мертвых", а также близкие им "хождения по тому свету" и "видения" (в экстазе или во сне) были восприняты византийской литературой. Позже литература о загробном мире стала фундаментом, на котором воздвиглась "Божественная комедия" Данте. В интересующем нас плане поэма Данте важна политическими мотивировками, вплетенными в сюжет загробного хождения. В сатирических "Сновидениях" (1627) Ф. Кеведо (1580-1645) обозначился внутренний разлад жанра. Повернутый к современности, к сегодняшнему дню, он обнаружил восприимчивость к активно действующим литературным формам и, например, в "Разговорах мертвых" (1683) Б. Фонтенеля (16571757) явил себя почти образцовым произведением галантной литературы.
В XVIII в. - речь теперь пойдет об Англии - "разговоры мертвых", в основном, разновидность сатирико-нравоучительного эссе в духе Р. Стиля и Д. Аддисона (несколько "новостей" с того света появилось в их "Болтуне"). Острым наблюдателем современных нравов был сатирик Том Браун (1663-1704), от имени Джо Хейнса, почившего популярного комика (это показательно), посылавший замогильные отчеты на адрес кофейни Виля.
Насколько действенным могло быть слово, прозвучавшее из преисподней, покажет такой пример. У одного книгопродавца никак не расходилось благочестивое сочинение Ш. Дреленкура "О страхе смерти". Обратились за помощью к Д. Дефо, и тот написал "Правдивый отчет о призраке некой миссис Вил", где в сухой и деловитой манере, как он один умел это делать, представил истинную картину "тамошних" обычаев. В беседе с былой приятельницей гостья с того света авторитетно опровергает все сочинения о загробной жизни, горячо рекомендуя лишь труд Дреленкура, помещенный теперь под одной обложкой с "отчетом" Дефо. Надо ли говорить, что книга благополучно разошлась. Вообще же попытки определить "разговоры мертвых" к благому делу - разить, например, католиков и диссентеров, утверждая истинную веру, - успеха не имели: тут жанр выказывал сильнейшее сопротивление. Его боевой, не приемлющий ортодоксальности дух ценили участники газетных баталий, разгоравшихся тогда по самым разным поводам: в атмосфере "последних истин" можно было без обиняков высказаться о наболевшем, а заодно воздать по заслугам оппоненту, выставив его пред очи адского судьи Миноса.