Разговоры беженцев - Страница 15
Циффель. Совершенно верно, это сыграло бы весьма положительную роль.
Калле. Пока мы не покончили с трудовой жизнью, всегда может появиться свободолюбие. И вот почему: уж больно эта жизнь тяжела.
Циффель. Для большинства.
Калле. Возьмите американцев, этот великий народ. Сначала им пришлось защищаться от непокорных индейцев с их нелепыми притязаниями, а теперь им сели на шею миллионеры. На них постоянно совершают набеги продовольственные короли, их держат в осаде нефтяные тресты, железнодорожные магнаты облагают их данью. Враг хитер и жесток, он захватывает женщин и детей и угоняет их в подземелья - в угольные шахты - или держит взаперти на автомобильных заводах. Газеты заманивают их в ловушку, а банки среди бела дня подкарауливают на большой дороге. Живя под постоянной угрозой увольнения, они все-таки, даже когда их уже выбросили вон, с яростью дикарей дерутся за свою свободу, за право каждого поступать так, как он пожелает, и миллионеры от всей души этому рады.
Циффель (с подъемом). Вот именно: они, как дикие звери, всегда должны быть на высоте, иначе им несдобровать. Они, может быть, и не прочь иной раз опустить голову, мрачно уставиться в одну точку и хоть немножко насладиться своим разочарованием в жизни, да не тут-то было, за это можно сразу поплатиться головой. Это мне известно из достоверных источников. У меня там дядюшка, он к нам приезжал, когда я был еще мальчиком, я его никогда не забуду. Он, бедняга, был с утра до вечера полон оптимизма, на лице его постоянно играла самоуверенная улыбка, открывая для всеобщего обозрения золотые коронки, а моего отца, страдавшего ревматизмом, он то и дело одобряюще хлопал по плечу и по спине, так что старик каждый раз вздрагивал от боли. Он привез с собой автомобиль, тогда это еще была диковинка; как-то раз мы надумали подняться на Кобель, и по дороге дядюшка, не умолкая, твердил, что вот раньше приходилось пешком лазить в горы. Автомобиль застрял на горной тропе, так что нам пришлось добираться пешком, свои последние остатки дыхания дядя тратил на разглагольствования о том, что когда-нибудь автомобили будут еще лучше, чем теперь.
Калле. Как раз американцы особенно любят поговорить насчет свободы. Я уже сказал: это подозрительно. Обычно человек начинает говорить о свободе, когда что-нибудь неладно. Так, например, бывает, когда жмут ботинки. Человек, который носит удобную обувь едва ли будет твердить о том, какие легкие у него ботинки, что они ему впору и совсем не жмут и что мозолей у него нет и не будет. Наслушавшись про их свободу, я очень полюбил Америку, мне захотелось стать американцем или хотя бы поехать туда, подышать воздухом свободы. Но меня стали посылать от Понтия к Пилату. У Понтия не было времени, а Пилат был занят. Консул потребовал, чтобы я четыре раза прополз на четвереньках вокруг квартала и после этого представил справку от врача, что не натер мозолей. Потом я должен был подтвердить под присягой, что не имею убеждений. Я посмотрел на него невинными глазами и поклялся, но он раскусил меня - он потребовал доказательств, что у меня их никогда и не было, а уж этого я доказать не мог. Так я и не попал в страну свободы. Я не уверен, что моя любовь к свободе их бы удовлетворила.
Вскоре Циффель и Калле попрощались и разошлись - каждый в свою сторону.
10
Перевод А. Матвеева и П. Глазовой.
Франция, или патриотизм. Что значит "пускать корни"
Циффель с грустью признался Калле, что он не видит возможности продолжать свои мемуары, потому что у него недостаточно жизненного опыта.
Калле. Есть же у вас хоть какой-то жизненный опыт. Пусть в вашей жизни не было больших событий, зато были малые. Вот их и опишите!
Циффель. Вы придерживаетесь известной теории, будто бы у каждого есть своя жизнь, только это явная передержка, так как лишь с точки зрения отвлеченной логики можно одинаково назвать человеческой жизнью полноценные семьдесят лет и какие-нибудь, скажем, три года. Я слыхал распространенное мнение, что булыжник на берегу ручья способен доставить человеку столько же радости, что и Маттерхорн. Дескать, и то и другое одинаково позволяет нам восторгаться всемогуществом творца, но я предпочитаю восторгаться, глядя на Маттерхорн, - впрочем, это дело вкуса. Конечно, обо всем можно говорить интересно, но не все заслуживает интереса. Во всяком случае, как это ни печально, но я на своих мемуарах поставил крест.
Калле. Ну что ж, рассказывайте устно, где вы побывали, почему опять уехали, короче, как вы жили.
Циффель. Тогда обратимся к Франции. La patrie. Я рад, что я не француз. Мне не по вкусу, что у них слишком много патриотизма.
Калле. Но объясните, почему вам это не нравится?
Циффель. Франция - страна, где патриотизму нужно предаваться как пороку, а не как добродетели. Родина для них не жена, а любовница. И как они ревнивы!
Калле. У меня была подружка, она меня каждые пятнадцать минут спрашивала, люблю я ее или нет. Когда мы с ней ложились в постель, она говорила, что я люблю ее только в постели, а когда я слушал ее болтовню, она твердила, что, будь она немой, я разлюбил бы ее. Это было утомительно.
Циффель. Во Франции один писатель прослыл оригиналом просто потому, что он съездил за границу. Писали о нем книги, все выясняли, что это - патология или в самом деле оригинальность.
Калле. Говорят, любовь к отечеству там ценится настолько высоко, что стоит на втором месте после любви к еде. А это последнее чувство будто бы развито во Франции сильнее, чем где-либо. Но хуже всего то, что они редко позволяют людям быть патриотами.
Циффель. Как так?
Калле. Возьмите эту войну. Началось с того, что простые люди проголосовали за левых и потребовали семичасового рабочего дня. Золото оказалось бессильным и, раздосадованное оборотом дела, уплыло в Америку. Таким образом, вооружаться стало не на что. Против фашизма простые люди были по тем же причинам, по каким они требовали семичасового рабочего дня, так возникла война. Генералы заявили, что, раз нет оружия, они ничего сделать не могут, и прекратили сопротивление, ибо помимо всего прочего надеялись, что простые люди ничего не смогут сделать, если страну оккупируют и станут наводить в ней порядок иностранные войска. Патриоты хотели продолжать борьбу, их арестовали, - им еще покажут, как выступать против государства! В Чехословакии произошло почти то же самое. Чтобы в такой стране оставаться патриотом нужно иметь колоссальный патриотизм - уж вы-то с этим наверняка согласитесь.