Разгадка 37-го года. «Преступление века» или спасение страны? - Страница 71

И надо сказать, что региональные лидеры всячески препятствовали демократическому волеизъявлению рядовых партийных масс. Уже 20 марта Косиор прислал Сталину телеграмму, в которой вопрос о закрытом голосовании был назван неясным. Сталин ситуацию прояснил, ответив кратко, но четко: «Все выборы проводятся путем тайного голосования». А для подстраховки он в тот же самый день протолкнул через Политбюро циркуляр, в котором предписывалось проводить именно тайное голосование, запретить голосовать списком и обеспечить право неограниченного отвода кандидатур. Сопротивление регионалов было столь сильным, что 8 мая ПБ принимает циркуляр, в котором еще раз обращает внимание на недопустимость открытого голосования.

Конечно, Сталин вовсе не полагался во всем на стихию масс (этого не делает ни один политик). Движение «снизу» он дополнил неким движением «сверху», призванным ослабить позиции секретарей крупнейших региональных организаций. Он сделал довольно остроумный ход, организовав, через Секретный отдел ЦК, непосредственную и скрытую связь с секретарями районных комитетов (о том, что такая связь действительно была, свидетельствуют данные смоленского партархива, захваченного немцами во время войны). Тем самым вождь натравил мелких партократов на крупных.

Позиции Сталина укрепились еще и после мартовских арестов Ягоды и нескольких лиц из бывшего руководства НКВД — П.П. Буланова, И. М. Островского, М.И. Гая, К. В. Паукера. Ежовское руководство НКВД лишний раз позиционировало Сталина в качестве разоблачителя серьезного заговора спецслужб и гаранта от любых заговоров в ЧК. Это была еще одна из причин, по которой партократия, скрипя зубами, позволила Сталину осуществить ряд выгодных для него структурных преобразований.

Так, 14 апреля в ПБ были созданы две постоянные комиссии. Одна из них должна была решать внутриполитические вопросы, не терпящие отлагательства. В ее состав вошли Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович и Ежов. Другой комиссии предстояло решать такие же вопросы внешней политики. В нее включили Молотова, Сталина, Чубаря, Микояна и Кагановича. Ю.Н. Жуков считает, что эта меры была призвана дезинформировать противников Сталина. По его мнению, в комиссию не входили многие из тех партийных деятелей, кто активно участвовал в подготовке реформ (Вышинский, Яковлев, А.И. Стецкий, Б.М. Таль) и в силу этого якобы принадлежал к самому высшему эшелону власти. Сталин якобы отвлекал от них внимание своих противников. Однако представляется странным, чтобы указанные деятели были равнозначными таким фигурам, как Молотов или Каганович. К тому же вряд ли можно было скрыть от регионалов истинное положение каждого из сталинистов. Оно определялось теми должностями, которые они занимали. А то, что эти руководящие работники занимались разработкой многих важных и деликатных вопросов, еще ни о чем не говорит. Разработка это одно, а принятие самих решений — совершенно другое.

Мне представляется, что созданием указанных комиссий Сталин достигал усиления позиций правительства, Совета народных комиссаров. Обращает на себя внимание, что в комиссии, кроме самого Сталина, были включены только и исключительно деятели союзного правительства (Чубарь на тот момент был заместителем председателя СНК СССР). Очевидно, его включение во внутриполитическую комиссию было неким компромиссом с группировкой регионалов. Чубарь происходил из их среды, но находился уже под влиянием чуждого им аппарата Совнаркома. Любопытно, что при перечислении членов внешнеполитической комиссии Сталин стоит на втором месте после Молотова. Это, несомненно, было данью уважения самой должности главы правительства. И на этой должности он хотел, еще с 1929 года, видеть себя. (Добиться этого ему удалось только в 1941 году, накануне войны.)

Своим решением создать комиссии Сталин ясно давал понять, что главную роль в стране будут играть именно государственные деятели. От них, в первую очередь, должно было зависеть решение важнейших и безотлагательных проблем как внутренней, так и внешней политики.

Через девять дней Сталин одержал еще одну победу. Он провел разукрупнение 7 крайкомов и обкомов РСФСР — Северо-Кавказского, Сталинградского, Саратовского, Горьковского, Свердловского, Ленинградского, Восточно-Сибирского. Из их подчинения вывели парторганизации автономных республик, которых подчинили ЦК ВКП (б). Еще раньше, в 1936 году, был ликвидирован Закавказский крайком, на месте которого возникли три независимые друг от друга компартии — Грузии, Армении и Азербайджана. Подобной мерой Сталин сталкивал секретарей новых партобра-зований с теми лидерами, которым они раньше подчинялись.

А 25 апреля ПБ создало особый орган — Комитет обороны при СНК СССР. В него вошли: Молотов, Сталин, Каганович, Ворошилов, Чубарь, Гамарник, Жданов, Ежов, В.М. Рухимович, В.И. Межлаук. Председателем КО стал Молотов. Здесь бросается в глаза то, что в правительственный Комитет включили Сталина и Жданова — двух секретарей ЦК, не занимающих никаких должностей в правительстве. Они оказались подчиненными именно Молотову — председателю СНК. Речь, конечно же, не шла о том, чтобы Сталин подчинялся Молотову как политик. Сталин хотел, чтобы в подчиненном положении оказалась сама должность первого секретаря ЦК. Сам Сталин явно метил на пост руководителя правительства, наиболее подходящий ему — вдумчивому и кропотливому организатору. На пост первого секретаря ЦК он, скорее всего, намечал поставить идеолога Жданова.

Однако весной в политическую игру активно включается группа «левых милитаристов». До той поры она в основном стояла в стороне, хотя ее настрой и оказывал определенное влияние на расклад политических сил. Так, летом 1936 года «милитаристы» поддержали Орджоникидзе, чем придали ему определенный вес. А в феврале-марте 1937-го они приняли участие в травле Бухарина и Рыкова, что облегчило расправу над лидерами «правых». Но все это были периферийные шевеления. А ставку свою «милитаристы» делали именно на военный переворот.

Молотов, несокрушимо убежденный в наличии заговора, говорил Чуеву, что высшее руководство даже знало точную дату переворота. Он ее, правда, не называет, но можно с некоторой долей вероятности считать, что переворот планировалось осуществить 1 мая 1937 года. Скорее всего, он должен был произойти во время военного парада.

Наблюдатели отмечают, что празднование Первомая прошло в довольно-таки напряженной обстановке. По свидетельству английского журналиста Ф. Маклина, «члены Политбюро нервно ухмылялись, неловко переминались с ноги на ногу, забыв о параде и о своем высоком положении». Все, кроме Сталина, хранившего ледяное спокойствие.

Сталин, поднявшись на трибуну мавзолея, демонстративно отказался пожать руку Тухачевскому. Что это было? Проявлением гнева? Вряд ли. Сталин никогда не дал бы воли своим чувствам при таком большом скоплении VIP-персон, если бы не ставил перед собой определенных, вполне прагматических целей. Судя по всему, он хотел предупредить Тухачевского, что знает о заговоре и чтобы тот не предпринимал никаких необдуманных поступков, которые могут привести к огромным жертвам и падению престижа СССР на международной арене.

Обращает на себя внимание и странное поведение Тухачевского. На всем протяжении парада он стоял, держа руки в карманах, что было ему не свойственно. Не имея военных талантов, Тухачевский все же обладал красивой выправкой и аристократическими манерами. Очевидно, в карманах у Тухачевского находилось готовое к бою личное оружие.

Кстати, о личном оружии. Отличалось ведь и поведение Ворошилова, одного из главных оппонентов Тухачевского. Обычно он стоял на мавзолее без оружия. Однако в тот день на его поясе демонстративно находилась кобура от пистолета. Ну, и вряд ли она была пустой…

Обычно военные руководители после парада оставались еще и на праздничную демонстрацию трудящихся. Так делал и Тухачевский. Но на этот раз он, дождавшись конца парада, спустился с мавзолея и отправился прочь от него.