Раз и навсегда - Страница 26

На протяжении следующего часа она показала свое искусство, сделав сногсшибательно красивой сначала Медею, потом Аспасию и, наконец, взялась за Дороти. Разговор был чисто женским – тряпки, косметика и, конечно, мужчины…

Среди прочего Аспасия вдруг коснулась прошлого, когда они с Дороти были еще относительно молоды.

– Ты помнишь, Дороти, как я однажды искупала своего мужа в фонтане на Трафальгар – сквер?

– Смутно.

– Ну как же, ты была рядом, мы гуляли. Я ни слова не знала по-английски, поэтому не могла без тебя и шагу ступить.

– Неправда, твой младший братец очень быстро его освоил благодаря своим лондонским делам, и с ним ты чаще всего и гуляла, – возразила Дороти.

Аспасия кивнула.

– Вот-вот, с него-то все и началось. Накануне я была у брата в гостях. Акис рассказал мне, что стал совладельцем одной солидной компании. Я ужасно за него порадовалась. Утром мы пошли с тобой на Трафальгар-сквер. Ты сидела на скамейке и читала «Тайме», а я у фонтана ждала мужа. И надо же было мне похвастаться успехами брата! Когда муж услышал про его «клубы здоровья», он пришел в ярость и заявил, что они мало чем отличаются от обычного борделя. Мы отчаянно разругались, и я толкнула его в фонтан.

– Теперь вспомнила, – расхохоталась Дороти. – Ты кричала: «Откуда, черт возьми, ты это знаешь, если сам не побывал там?» На вас смотрели как на психов, сбежавших из дурдома. Представляешь, Маджи, на глазах у англичан кто-то размахивает руками и выясняет отношения на греческом?..

Неожиданное упоминание о «клубах здоровья» поразило Маджи, она ничего не понимала. Как могут эти респектабельные женщины со смехом говорить о каком-то купании в фонтане?.. Знали бы они, что чаще всего кроется за подобной «клубной» респектабельной вывеской… А муж Аспасии, судя по всему, догадывался… Сделав беспечный вид, Маджи тем не менее спросила:

– Так кому вы все-таки больше поверили – мужу или брату?

– Что теперь, дорогая, говорить об этом, когда ни одного из них давно нет в живых, – вместо золовки сказала Дороти. Понять выражение ее лица было невозможно из-за косметической маски, которую Маджи наложила ей на лоб, щеки и шею.

Но Аспасия ответила:

– Маджи, мы теперь родственники, поэтому буду с вами откровенна. В каждой семье есть паршивая овца. К несчастью, в нашей ею являлся Акис. Как человек, склонный по характеру к авантюризму, он часто пускался в рискованные операции, балансируя на грани закона. Такое, естественно, никому из мужчин в семье не нравилось, особенно моему мужу, который, вроде вашего Никоса, был щепетилен до крайности. В результате Никосу потом и пришлось все расхлебывать.

– О… – только и смогла произнести Маджи. – Он ни разу ни о чем не обмолвился…

– Еще бы, – печально вздохнула Аспасия. – Ведь все это в первую очередь касалось меня, а семь лет назад я оказалась в чудовищном состоянии! Муж погиб, брата убили в перестрелке, – причины которой следствие так и не выяснило… Никос взял на себя заботу доставить тело Акиса из Лондона в Афины, расплатиться с его долгами и разобраться с собственностью, которая за братом осталась. Выяснилось, что ни больших денег, ни солидного капитала нет. Единственным делом, приносившим кое-какие доходы, являлись «клубы здоровья», а Никос почему-то упорно настаивал, чтобы я избавилась от них.

– Значит, они принадлежали вам, а не Никосу? – оторопела Маджи. Вихрь пронесся в голове, мысли путались, она была совершенно сбита с толку.

– После гибели брата, конечно, мне… Я ничего не понимала в финансах, как, впрочем, и сейчас… Подписала доверенность на Никоса, чтобы он мог распорядиться всем по своему усмотрению. В первую очередь он отказался от прибылей по клубам, не очень-то объясняя мне причину…

Помалкивавшая до сих пор Медея фыркнула.

– А что тут непонятного? Для Никоса честь семьи и безупречная репутация превыше всего! Никогда не забуду, как он лишил меня карманных денег только потому, что мы с подружкой и одним приятелем решили на троих снять квартиру в Париже.

Маджи попыталась улыбнуться. Она уже не вслушивалась в оживленную болтовню Медеи насчет каникул в Париже, коим так решительно воспротивился пуританин Никос. Ее бил озноб от той чудовищной напраслины, которую она однажды возвела на него, не зная по существу ничего. Как выяснилось, злодей оказался не злодеем, а она сама себя загнала в угол.

К счастью, процедура с косметикой подошла к концу. Дороти и остальные выглядели словно с картинки. Сославшись, что ей тоже необходимо привести себя в порядок, Маджи торопливо покидала в чемоданчик мази, кремы, салфетки и удалилась.

В спальне она сбросила с себя халатик, стянула лифчик и трусики, босиком направилась в ванную. Руки и ноги ее были как деревянные и почти не слушались. Сильные струи воды ударили ей в лицо. Лучше бы они промыли мне мозги, в отчаянии злилась на себя Маджи. Ну почему я такая тупая? С какой стати вообразила несусветные ужасы вместо того, чтобы присмотреться внимательней к человеку, с которым свела судьба? Разве самолюбивый и гордый нрав может ужиться с низостью помыслов? Да никогда…

– Боже, что я наделала! – воскликнула Маджи.

– А что такого ты наделала? – услышала она веселый голос Никоса, неожиданно возникшего рядом. – Попробую угадать. Ты сбрила им брови? Или, может, ножницами остригла своим клиенткам уши? Не знаю, как уши, но уж брови-то точно вырастут. Не расстраивайся.

Он был, в отличие от нее, в прекрасном расположении духа. Она и опомниться не успела, как Никос тоже влез под душ.

– Брр, как холодно. Я люблю погорячей. Он потянулся к кранам. Чтобы не дать ей поскользнуться и упасть, прижал к себе свободной рукой, так что ее лицо окунулось в курчавые заросли могучей мужской груди. Маджи разрыдалась. Он мой муж, а я… я… Ей было невыносимо сознавать собственную глупость, которая, возможно, и погубила их счастье.

Удивившись, Никос выключил воду, за подбородок приподнял ей голову, заглянул в глаза.

– Ну, ну, успокойся… Тебя кто-то обидел?.. В ответ Маджи еще пуще заплакала.

– Мадж, – прошептал Никос. – Будь умницей, расскажи, в чем дело, если, конечно, ты мне доверяешь…

Доверие?.. Вот в чем беда. Она никогда не доверяла ему. В эту секунду Маджи поняла: что бы он сейчас ни сказал ей в ответ – она поверит Никосу.

– В тот день, когда я увидела тебя в проклятом салоне… Он ведь не принадлежал тебе?..

Никос окаменел, его пальцы с силой сжали ее плечи.

– Ну и что?

– Почему ты не сказал мне правду, не опроверг моих обвинений?

– Зачем? Это ничего не изменило бы.

– Еще как! Неужели ты не понимаешь?.. Если бы я знала, что ты имеешь к проклятому салону отношение, мне не пришло бы в голову винить тебя в смерти Шейлы и других ужасных грехах, оскорблять и строить коварные планы, как побольнее отомстить… Все было бы иначе, и наш брак ничем бы не омрачился.

– Все и так чудесно, моя милая Маджи, – протяжно произнес Никос. Его сильные руки скользнули по спине, обхватили ягодицы жены и прижали к полыхающему жару мужской возбужденной плоти. – Лучше не бывает, – хрипло прошептал он, впиваясь поцелуем ей в губы.

– Подожди, Никос, – взмолилась Маджи. – Я хочу объяснить. – Ей просто необходимо признаться в своей глупости, на коленях просить о прощении…

Никос чуть отстранил Маджи от себя и долгим, изучающим взглядом окинул ее с ног до головы. Она даже не представляла, насколько была ему желанной: припухшие от слез зеленые глаза, обвисшие, мокрые рыжие кудри, грудь и бедра, покрывшиеся от холода пупырышками, – все в ней казалось бесконечно трогательным и прекрасным.

– Нечего тут объяснять, Маджи, – сдавленным грудным голосом пробормотал Никос.

– Да есть же, – застонала она. – Аспасия рассказала о своем брате – позоре семьи и о его «Клубе здоровья». Если бы я только знала…

– Если бы только… – фыркнул Никос неожиданно. – Неужели, Маджи, мы будем объясняться в сослагательном наклонении?.. – Он потянулся за полотенцами. Одним обмотал себе бедра, другое, глянув довольно хмуро, бросил ей. – Хочешь поговорить? О'кей, поговорим. Вытирайся сама – если я прикоснусь к тебе еще раз, никакого разговора не получится. – И он вышел из ванной комнаты.