Растерзанное сердце - Страница 1
Питер Робинсон
Растерзанное сердце
Посвящается Шейле
Фантазия, покинутая разумом,
плодит невероятных чудовищ;
в союзе с разумом она — прародительница
всех искусств и живой источник творимых ими чудес.
Дорога излишеств ведет к храму мудрости.
Глава первая
Тому, кто утром в этот понедельник поглядел бы вниз с вершины холма Бримли-Бикон, могло показаться, что под ним расстилается настоящий пейзаж после битвы.
Ночью прошел недолгий дождь, и сейчас бледное солнце вытягивало волокна тумана из влажной земли. Они закручивались над полями, усеянными неподвижными тенями, там и сям сплетаясь с дымком потемнее. Двуногие падальщики бродили по мрачному пепелищу, будто в поисках брошенного оружия, время от времени наклоняясь, словно чтобы извлечь какую-нибудь ценную вещицу из кармана мертвеца. Другие, казалось, бросали лопатами землю или негашеную известь в большие открытые могилы. Слабый ветерок доносил запах гниющей плоти.
И над всем этим царила гнетущая тишина.
Но Дейв Сэмпсон, который ходил сейчас по этому полю, знал, что никакой битвы не было, а было лишь мирное празднество, и он, Дейв, принимал в нем самое деятельное участие. Было начало девятого утра, он полночи не спал, вместе со всеми слушая «Пинк Флойд», «Флитвуд Мак» и «Лед Зеппелин».
Теперь толпа разошлась, все отправились по домам, и он перемещался среди недвижных силуэтов и мусора, оставленного канувшими ордами, помогая убрать территорию самого первого Бримлейского фестиваля в истории. Вот он, Дейв: согбенный, спина адски ноет, глаза жжет от усталости, — таскается по грязному полю, подбирая всякую дрянь. Диковинные звуки, извлекаемые Джимми Пейджем из электрогитары с помощью скрипичного смычка, продолжали раздаваться в голове у Дейва, когда он запихивал целлофановые обертки и надкусанные шоколадные батончики «Марс» в свой пластиковый мешок.
Муравьи и жучки ползали по остаткам сэндвичей и не до конца опорожненным банкам из-под печеных бобов. Над фекалиями жужжали мухи, а над горлышками пустых бутылок из-под шипучки кружили осы. Не раз Дейву приходилось совершать резкий маневр, чтобы его не ужалили. Что до некоторой части мусора, то Дейву просто не верилось, что люди могут оставлять после себя такие штуки. Обертки от еды, размокшие газеты и журналы, использованные презервативы, тампоны, окурки, женские трусики, пустые пивные банки, бычки от косяков — этого-то всего можно было ожидать, но, скажите на милость, о чем думал человек, бросивший тут пишущую машинку «Ундервуд»? Или деревянный костыль? Что, какой-нибудь инвалид внезапно исцелился благодаря музыке, убежал, а подпорку бросил?
Имелись тут и другие штуки, на которые и смотреть-то было противно. Временные туалеты, поставленные над открытой выгребной ямой, выглядели негостеприимно, к тому же соорудили их в недостаточном количестве и расставили далеко друг от друга. Очереди, ясное дело, были длинные, так что некоторые отчаявшиеся зрители отправлялись поискать укромное местечко где-нибудь на поле.
Дейв глянул на эти кратеры и порадовался, что он не из числа тех добровольцев, которые должны закидать их землей.
На нехоженой траве у южного края поля, где, подбираясь к кромке бримлейского леса, земля идет чуть в горку, Дейв заметил брошенный спальный мешок.
Чем ближе он подходил, тем сильнее крепло убеждение, что спальник обитаем. Может, кто-нибудь отрубился, накурившись, или просто уснул? Скорее всего, это из-за наркотиков, решил Дейв. Всю ночь в одной из палаток работал медпункт, куда являлись страдающие галлюцинациями гости фестиваля, наевшиеся скверной кислоты; здесь было достаточно мандракса[1] и травки с опиатами, чтобы вырубить целую армию.
Дейв подтолкнул спальник ногой. В нем явно лежало что-то мягкое и тяжелое. Он пнул еще раз, посильнее. Никакой реакции. Он чувствовал, что внутри кто-то есть. Наконец он наклонился и потянул молнию, но, увидев содержимое спальника, Дейв горько пожалел, что туда полез.
Короткая стрелка еще не доползла до восьми, было раннее утро, а детектив-инспектор Стэнли Чедвик уже сидел за своим столом в Бразертон-хаусе: ему очень хотелось покончить с бумажной работой, накопившейся за две недели отпуска, который он брал в конце августа. Домик-фургон, в котором он отдыхал вместе с Джанет и Ивонной в долине Примроз, популярном йоркширском курорте, до поры до времени служил им уютным пристанищем, но теперь Ивонна явно чувствовала себя там не в своей тарелке, что естественно для шестнадцатилетнего подростка, проводящего каникулы вместе с родителями. Пока его не было в Лидсе, преступность никуда не делась. То же самое, понятно, касалось и бумаг.
Уик-энд был славный. Йоркширские крикетисты разгромили Дербишир в финале Кубка «Жилетта», а если «Лидс Юнайтед», завершающие сезон чемпионами лиги, не сумели дома выиграть у «Манчестер Юнайтед», то им, по крайней мере, удалось добиться ничьей со счетом 2:2, причем голы забивал Билли Бремнер.
Портило картину одно: в воскресенье Ивонны не было почти всю ночь, и это уже не в первый раз. Чедвик лежал без сна, пока не услышал, как около половины седьмого она явилась, а к тому времени ему уже самому пора было вставать и собираться на работу. Ивонна сразу же прошла к себе в комнату и закрыла дверь, так что он отложил неизбежную ссору на потом, и теперь это его угнетало. Он не понимал, что происходит с дочерью, что творится у нее в голове, но, что бы ни творилось, его это пугало. Ему казалось, что нынешние молодые становятся все чуднее и чуднее, все больше выходят из-под контроля, и Чедвик, похоже, уже не в состоянии был найти с ними общий язык. Эти юноши и девушки казались ему представителями другого биологического вида. Особенно его собственная дочь.
Чедвик попытался выбросить из головы тревожные мысли об Ивонне и стал просматривать криминальные сводки: история с самовольным захватом офисного здания в центре Лидса, арест крупной партии наркотиков в Чепелтауне, нападение на женщину в Брэдфорде — орудием послужил камень, засунутый в носок. Это случилось на Мэннингем-лейн, отметил он, а ведь всем известно, какого сорта женщин можно встретить на этой улице. Но все равно она бедняжка, никто не заслуживает, чтобы его били камнем в носке. Сразу за границей графства, в Северном Йоркшире, Бримлейский фестиваль прошел довольно спокойно: лишь несколько арестованных пьяных и торговцев наркотиками (на подобном мероприятии это вполне закономерно) и кое-какие неприятности со скинхедами у одного из ограждений.
Примерно в полдевятого Чедвик добрался до следующей папки, но только он ее открыл, как Кэрен, приоткрыв дверь, заглянула к нему и сообщила, что его желает видеть старший детектив-суперинтендант Маккаллен. Чедвик положил папку обратно на верхушку стопки. Если его хочет видеть сам Маккаллен, значит, стряслось что-то серьезное. И в любом случае это наверняка поинтереснее, чем бумажки.
Маккаллен восседал в своем просторном кабинете, пыхтя трубкой и наслаждаясь панорамой. Бразертон-хаус угнездился на западном краю центра города, примыкая к зданиям университета и городской больницы Лидса; его окна выходили на запад — на новую Внутреннюю кольцевую дорогу и Парк-Лейн-колледж. Все старые фабрики и заводы в окрестностях, почерневшие от сажи за сто с лишним лет, в последние два-три года были снесены, и теперь, казалось, из руин викторианского прошлого поднимается совершенно новый город: Международный плавательный бассейн, Драматический театр Лидса, Центральный почтамт Йоркшира. Небо прочерчивали скрещивающиеся стрелы кранов, воздух наполнял звук отбойных молотков. Сейчас в городе, куда ни посмотри, повсюду увидишь какую-нибудь стройку — или Чедвику так только казалось?