Расследованием установлено - Страница 15
Я действительно принимал от иностранных разведчиков различные суммы на текущие расходы. Но как было тратить эту валюту, если все вокруг знают, сколько я зарабатываю на судне? Безопаснее было держать «наградные» в надежном месте. На одной из встреч с «пожилым» немцем я предложил переводить валюту в иностранный банк на мое имя. Надеялся, что накоплю крупную сумму, смогу потом хорошо устроиться на Западе. Вот и устроился.
Любое правонарушение, проступок перед законом вызывает, как правило, однозначную и вполне закономерную реакцию — возмущение общества. Тем более праведен гнев каждого из нас, когда речь идет о таком тяжком государственном преступлении, как измена Родине. И всякий раз неизбежно возникает вопрос: как такое могло случиться?
Довольно долгое время мы отвечали на него легко и уверенно: это «родимые пятна» прошлого, пороки и зло получены в наследство от старого мира. Но появлялись поколения людей, родившихся и воспитанных при нашем строе, а правонарушений не становилось заметно меньше, преступность не исчезала. И все же догматическое мышление мешало нам поставить верный социальный диагноз этого явления. Мы все еще пытались утешать себя тем, что негативные проявления в нашем обществе случайны, что это лишь отдельные факты. Сегодня, в условиях революционного процесса оздоровления и демократизации нашей жизни, этот вопрос звучит с особой остротой. Сегодня на него уже дан ответ. Да, и при нашем социалистическом строе возможно отчуждение личности, отделение человека от общества, неприятие его идеалов. Возможно отчуждение, которое порождает двурушничество и может привести человека к преступлению против своего государства. Борьба за построение нового социалистического общества не может обойтись без противников. «Победы и достижения не даются без потерь». Есть у нас и люди, которые осмеливаются преступить закон, не принимают кодекса нашей морали, есть отщепенцы и даже предатели. И то, что они нетипичны, что их ничтожно мало, ни в коей мере не может оправдывать терпимость и недооценку их опасности, зла и вреда, которые они наносят нашему делу, нашему государству. И здесь важно рубить корень зла, трезво, не обманывая себя, видеть причину злокачественной опухоли.
Возьмите того же Павлова. Как мог вырасти среди нас этот чертополох? «Родимых пятен» — никаких. Его отец жил в рабочем заводском общежитии, пока не стал горным инженером. Ничему плохому его не учили в школе, которую он окончил с медалью. Павлов успешно защитил диплом инженера-физика. Им были довольны на работе — поощряли, выдвигали и даже награждали. Безупречная анкета, все звенья биографии одно к одному. В характеристиках — и морально устойчив, и способный, и трудолюбивый, и прочее. А главное, ни одного срыва, все, как должно быть. Хороший мальчик в школе, способный студент, эрудированный инженер. Ни одного разбитого стекла, блестящая хрестоматийная биография, чин чином, как и положено.
И вот этот, по всем анкетным параметрам, добропорядочный советский инженер на первой же остановке в зарубежном порту отправляет письмо в адрес иностранной разведки. Оно начинается словами: «Я ненавижу Советскую власть». Политическая цена этого заявления отщепенца — гроши. Павлов сам понимал, что никакого впечатления оно не произведет. Полезность спецслужбе предатель продемонстрировал более убедительным аргументом — схемой судового атомного двигателя. Это и заинтересовало иностранную спецслужбу.
Но все же, чем провинилась Советская власть перед Павловым? За что возненавидел ее этот человек и решился посчитаться с ней, совершив предательство? Он не только, как мы уже сказали, родился при советском строе, но и рос и жил многие годы при нем. Жил только для себя, к Советской власти относился «лояльно», ведя свой особый счет с нею. Он как должное принимал, пользовался всем, что она ему давала, заботясь только об одном — как бы получить побольше. Жил неглупый человек, инженер не без способностей, равнодушный, заботящийся лишь о себе, честолюбивый эгоист. Отчуждение его началось задолго до совершения преступления. Первые шаги на обочину были сделаны еще смолоду, а жизнь без цели — безнравственна, и закономерно падение этого человека.
«Обиды» на Советскую власть не могли не появиться, ведь счет к ней, меру вознаграждения за свои заслуги Павлов определял сам. И однажды ему показалось — мало! Помните, в начале следствия Павлов выдал версию и довольно долго отстаивал ее — об искусственных алмазах. Затем был вынужден отказаться от нее, признать, что о них с иностранными разведчиками у него и разговора не было. Но все же искусственные алмазы были. Вернее, идея получить их путем ядерного взрыва. Эта идея довольно долго занимала Павлова. Но она не получила признания в научных кругах. Может, и отнеслись неуважительно к инженеру и его идее, не пощадили авторского самолюбия. Такое могло быть. Но кто же мог ждать, что личная обида обернется враждой к родной стране и своему народу, толкнет человека на самое страшное — измену. А для Павлова этого было достаточно. Для предательства ему было нужно немного. Ибо по сути он давно был чужой, не наш, по крайней мере, ничей. Советским человеком он был по паспорту. Он, кстати, и сейчас, отбывая наказание, не лишен «всех прав и состояния» и остается гражданином нашей страны.
Госприемка, начатая в промышленности, обнаружила главную причину брака: несовершенство измерительного инструментария, несоблюдение элементарных технологических норм. А ведь именно по уровню измерительной техники можно судить о высоте современного производства и всего промышленного прогресса. В общественной жизни, конечно, все сложнее. Для нее нет ГОСТов и других стандартов, каждое ее явление не измеришь, не откалибруешь при помощи даже самой совершенной техники.
Но в ней непозволительна и опасна девальвация нравственных критериев, догматизм при анализе общественных явлений, социальной оценке поведения и поступков каждого отдельного члена общества. Следствие по делу Павлова не только неопровержимо доказало, что им совершено тяжкое преступление, последствия которого ему были известны. Правовая квалификация — лишь одна сторона дела. Но после следствия перед трибуналом предстал совсем не тот Павлов, который был известен по анкетам и характеристикам.
За маской, которую долгие годы носил Павлов, скрывался прежде всего эгоист и честолюбец. Он мечтал о мировой славе, о Нобелевской премии и… о вилле на Багамских островах. Не получилось с искусственными алмазами, не пришло признание, и он решился продать единственное и самое дорогое, что есть у человека. По сути своей потребитель, он был бесстыдно жаден. Павлов возвращается после рейса на судне «Профессор Визе» в Ленинград. Он сходит на берег с довольно крупной суммой иностранной валюты — сребрениками, полученными за предательство. Также контрабандным путем ему удается привезти шубу из парагвайских лис и кое-что еще из западного ширпотреба. Что делает Павлов во время отпуска на берегу? Он идет подработать. Куда? Рабочим-подсобником в соседний с его домом универсам. Из домашних никто не протестует — в доме ценят деньги. Жена Павлова охотно верит — валюта, которую прячет в бельевом шкафу ее муж, приобретена законно. И еще одна деталь. Позднее, когда судьба Павлова уже была решена, его жена пришла получить несколько вещей, изъятых на время следствия. Надо было видеть, с какой хозяйской придирчивостью эта женщина осматривала эти вещи. И усмотрела — батарейка в магнитофоне за несколько месяцев «села», нужно возместить…
Расследование уже было закончено. У следователя не осталось больше вопросов к Павлову. Он по-прежнему появлялся в его кабинете. Обвиняемый знакомился с делом — тринадцать толстых, плотно сброшюрованных томов. Чтение не из легких. Как отнесся Павлов к материалам обвинения, которые определили его дальнейшую судьбу?
Нет, он не возражал, не предъявлял претензий. Не воспользовался своим правом потребовать уточнения отдельных эпизодов или сбора дополнительных доказательств. Он еще во время следствия продемонстрировал свою способность трезво и быстро оценивать ситуацию, защищаясь до последней возможности, он не отвергал очевидного. Следователь, казалось бы, как никто другой знавший Павлова, был удивлен сделанным им признанием. Как-то, закончив знакомство с очередным томом своего дела, Павлов произнес: «А все-таки это был мой звездный час! Но где-то я ошибся!..» И это не было бравадой. Это было признание авантюриста, игрока, ставка которого оказалась битой. Он не раскаивался, а искал ошибки — где и что сделал не так: не сбежал во время рейса на Запад, неумело заложил контейнер, нарушил конспирацию? И конечно же его одолевал страх перед расплатой за содеянное.