Рассказы освободителя - Страница 7

Наконец, мы остановились у полосатого шлагбаума, охраняемого двумя часовыми. В обе стороны от шлагбаума в лес уходил проволочный забор, вдоль которого рыскали серые караульные псы. Много в своей жизни я видел всяких собак, но эти чем-то поразили меня. Лишь много позже я сообразил, что любой цепной кобель в ярости рвет цепь и хрипит, надрываясь, эти же свирепые твари были безгласны. Они не лаяли, а лишь шипели, захлебываясь слюной и бешеной злобой. На то, видать, она и караульная собака, чтобы лаять лишь в случаях, предусмотренных уставом.

ГАЗ-66, преодолев последнее препятствие, остановился перед огромной, метров 6–7 высотой, красной стеной, на которой золотистыми буквами по полметра каждая было выведено:

ПАРТИЯ ТОРЖЕСТВЕННО ПРОВОЗГЛАШАЕТ: НЫНЕШНЕЕ ПОКОЛЕНИЕ СОВЕТСКИХ ЛЮДЕЙ БУДЕТ ЖИТЬ ПРИ КОММУНИЗМЕ!

И чуть ниже, в скобках:

Из Программы Коммунистической партии Советского Союза, принятой XXII съездом КПСС

Конвойный рявкнул:

– Десять секунд… К машине!

Мы, как серые воробушки, выпорхнув из кузова, построились у заднего борта. Десять секунд – жить можно, нас-то только пятеро; прыгать из машины – это совсем не то, что карабкаться в нее через обледеневший борт, да и легкими мы стали за последние дни.

Появился мордастый ефрейтор с барскими манерами, в офицерских сапогах. Видать, из здешних, из свиты. Ефрейтор коротко объяснил что-то конвойному, а тот заорал:

– Руки за спину! За ефрейтором, в колонну по одному! Шагом марш!

Мы нестройно потопали по мощеной дорожке, расчищенной от снега, и, обогнув живописный ельник, без всякой команды все вдруг остановились, пораженные небывалой картиной.

На лесной поляне, окруженной молодыми елочками, в живописном беспорядке были разбросаны красивые строения. Никогда раньше и никогда потом, ни в фильмах, ни на выставках зарубежной архитектуры я не встречал такого удивительного сочетания красок, прелести природы и изящества архитектуры.

Не каждый, кто пишет книжки, достоин звания писателя. Я себя пока писателем не считаю: мне не дано описать очарования этого места, куда меня однажды занесла судьба.

Не только мы, но и наш конвоир, разинув рот, созерцал небывалое. Ефрейтор, привыкший, видимо, к такой реакции посторонней публики, прикрикнул на конвойного, приведя его в чувство. Тот ошалело поправил ремень автомата, покрыл нас матом, и мы вновь вразнобой застучали каблуками сапог по дорожке, мощенной серым гранитом, мимо замерзших водопадов и прудов, мимо китайских мостиков, выгнувших свои кошачьи спины над каналами, мимо мраморных беседок и уютных сказочных домиков.

Миновав прелестный городок, мы вновь очутились в ельнике. Ефрейтор остановился на маленькой площадке, сплошь окруженной деревьями, приказал разгребать снег, под которым оказался люк. Впятером мы подняли чугунную крышку и отбросили ее в сторону.

Чудовищным зловонием дохнуло из недр земли. Ефрейтор, зажав нос, отпрыгнул в сторону в снег. Мы за ним, конечно, не последовали – можно ведь так и короткую очередь из автомата промеж лопаток схлопотать с эдакой прытью. Мы только зажали носы, попятившись от канализационной ямы. Ефрейтор глотнул чистого лесного воздуха и распорядился:

– Насос и носилки – там, а фруктовый сад – во-о-он там. К восемнадцати ноль-ноль яму очистить, деревья удобрить!

И удалился.

Райское место, куда мы попали, называлось «Дача командного состава Варшавского Договора» или иначе «Объект 12». Держали дачу на тот случай, если командование Варшавского Договора вдруг возгорится желанием отдохнуть в окрестностях стольного града Киева. Однако руководство Варшавского Договора предпочитало отдыхать на черноморском побережье Кавказа, и дача пустовала.

На случай приезда в Киев министра обороны СССР или начальника Генерального штаба имелась другая дача с официальным названием «Дача руководящего состава Министерства обороны» или «Объект 23». Так как министр обороны и его первые заместители приезжали в Киев не каждое десятилетие, то и эта дача пустовала.

На случай приезда в Киев руководителей коммунистической партии и советского правительства имелись многочисленные «объекты» в распоряжении киевских горкома и горисполкома, другие, посолиднее, в распоряжении киевского обкома и облисполкома, и самые солидные, не в пример нашим военным, в распоряжении ЦК КП Украины, Совета Министров Украины и Верховного Совета Украины. Так что было где разместить дорогих гостей.

Ни командующий Киевским военным округом, ни его заместители дачу на «Объекте 12» использовать не желали, – каждый имел персональную дачу. И вот с тем, чтобы «Объект 12» имел жилой вид, тут постоянно проживала жена командующего, а на «Объекте 23» – кто-то из его родственников. Сам же он, с девками, жил на своей персональной даче. (Организация, поставлявшая девок руководящему составу, официально именовалась Ансамблем песни и пляски Киевского военного округа. Такие организации были созданы во всех округах, флотах, группах войск, а также при всех вышестоящих инстанциях.)

Жену генерала армии Якубовского, который в то время командовал Киевским военным округом, обслуживал целый штат холуев. Не берусь говорить, сколько их было, ибо не знаю. Но точно знаю, что регулярно в помощь поварам, официантам, уборщицам, садовникам и прочим с губы привозили по 5–8 губарей, иногда и по 20, на самую черную работу, вроде нашей сегодняшней.

У губарей дача командного состава Варшавского Договора была известна под нехорошим именем «Коммунизм». Трудно сказать, отчего ее так окрестили – может быть, из-за плаката при въезде на дачу, может, за красоту того места, а еще, может быть, за органичное сочетание красоты и дерьма.

А дерьма было много.

– Глубока ли яма? – интересуется узбек, военный строитель.

– До центра земли.

– Так можно же было трубу сделать и соединить с городской канализацией!

– Это у них такая система просто для безопасности придумана, а то вдруг какая секретная бумага упадет, что тогда? Враг не дремлет. Враг все каналы использует. Вот и придумана здесь замкнутая система, чтоб утечки информации не было!

– Ни хрена-то вы, братцы, не понимаете, – подвел резюме щуплый артиллерист, – такая система придумана просто для сохранения генеральского экскремента, ибо он тут калорийный, не то что у нас с вами. Каков стол – такой и стул! Если бы какому-нибудь садоводу дали столько первосортного экскременту, он бы нашу родину в веках высокими урожаями прославил!

– Хватит болтать! – прервал дискуссию конвойный.

Хорошо, когда тебя конвоирует свой брат-курсант из твоего училища. Жизнь совсем не та. Он, конечно, знает, что если кто заметит поблажки со стороны конвоя арестантам, то конвойный после смены займет место на губе вместе с теми, кого он только что охранял. И все-таки свой брат в малиновых погонах – это куда лучше, чем ракетчики или авиация. Еще неплохо, когда охрану несут пусть и не свои ребята, но опытные – третий или четвертый курс. Те хоть и не свои, но уж на губе хоть разок да посидели. Те понимают, что к чему.

Хуже всего, когда охраняют сопляки, да еще и чужие. Первогодки всегда дурные и свирепые. Они инструкции понимают дословно. Именно один из таких и достался нам сегодня.

Высокий, мордастый, по заправке видно – первогодок, да еще все у него новое: и шинель, и шапка, и сапоги. У старослужащего так не бывает. У него что-нибудь одно может быть новым: или шинель, или сапоги, или ремень. Если все новое – значит, желторотый. А эмблемы у него войск связи. В Киеве это может означать Киевское высшее инженерное радиотехническое училище – КВИРТУ. Его курсантов в Киеве иначе как квиртанутыми никто и не называет.

Квиртанутый, кажется, начинает выходить из себя. Пора, значит, и за работу.

Итак, начинаем трудовой день в коммунизме. Один дерьмо насосом качает, остальные четверо таскают вонючую жижу в генеральский сад. В напарники мне попался тот щуплый курсант-артиллерист, самый опытный из нас. Работа была явно ему не по силам. И когда мы тащили груженые носилки, он весь краснел и кряхтел – казалось, вот-вот не выдержит. Помочь ему я ничем не мог, сам-то тащил еле-еле за свои ручки. Грузить меньше мы не могли, потому что вторая пара сразу поднимала шум, а конвойный грозился доложить кому следует.