Рассказы о потерянном друге - Страница 12

Встали, поехали, снова встали… Вот когда большому потребовалась вся его выносливость и сила. Казалось, этот путь никогда не кончится. Казалось — все, больше не повезет, выбился из сил; нет, большой пес опять напрягался, дергал в одну сторону, в другую, потом вперед, и волокуша опять ползла, оставляя за собой в густой траве широкую борозду. Чувство долга у него пересиливало усталость.

У раненого было такое чувство, как будто он сам надрывается, таща непосильный груз. Он словно ощущал каждое усилие пса-труженика, спасавшего обоим жизнь. Помочь бы… Ну, еще! поддай еще, голубчик, умаялся, поди… Если бы собаки умели потеть, большой пес, наверное, был бы весь в мыле, мокрый.

Сознание то оставляло, то возвращалось; в какие-то моменты ему казалось, что он начинает бредить наяву. Сколько их, собак, две, а может, одна? Но — нет, они были слишком разные.

А откуда у них сани-волокуши? Смешные мысли; да люди сделали, специально, чтоб вывозить с поля боя раненых; люди же научили и собак…

К счастью, спасение было уже близко.

Из леса высыпали бойцы в советской форме. На опушке, санитары окружили носилки. Раненого подняли и понесли.

— Сперва ее, — запротестовал он.

— Да не бойся, не бросим и ее.

Военврач быстро осмотрел рыжую; два санитара стали перевязывать ее. Собака благодарно смотрела на людей. Большой пес той порой отдыхал, растянувшись на зеленой лужайке.

— Поправится, — сказал врач. — Вылечим. На собаке быстро заживает. Они у нас уже давно работают так, на пару. Поработают еще…

— Спасибо им, — сказал едва слышно раненый и вместе с разлившейся по телу слабостью ощутил внезапно вспыхнувшую радость оттого, что жизнь и вправду снова вернулась к нему.

Крохотный, не отмеченный ни в каких сводках Совинформбюро эпизод на необозримых грохочущих просторах войны, но для него — вся жизнь.

Потом еще будет госпиталь, долгое лечение, белые халаты и запах йодоформа, операции и, наконец, снова в строй, битва на Одере и Красное знамя над рейхстагом и великое, ни с чем не сравнимое, незабываемое гордое чувство Победы, а в прозрачной коробочке из оргстекла всю жизнь будут храниться вынутые из его тела осколки немецкой мины — той самой, которая свалила его тогда. О чем он всегда сожалел: что никогда не узнает даже кличек своих неожиданных спасительниц. Просто — Маленькая и Большая…

Было это в Ленинграде, в первые годы после войны.

Если рассказывать по порядку, с чего это началось, то прежде всего надо вспомнить о Лидии Ивановне. Она у нас главный закоперщик, как говорит бабушка, с нее все и началось…

Лидия Ивановна — общественный инструктор клуба ДОСААФ по служебному собаководству и неутомимая активистка. Она живет с нами по соседству. У нее громадный черный пес Акбар. Каждый вечер Лидия Ивановна водит своего Акбара мимо нашего дома, а утром — обратно. Он охраняет меховой магазин.

В магазине, оставшись один, Акбар ложится на стол и молча глядит на улицу, положив голову на передние вытянутые лапы. Ребята соберутся у витрины, свистят, улюлюкают, чтобы он слаял. А он смотрит на них с пренебрежением: «Дураки вы, что вы тут кривляетесь. Лайте сами, если вам делать нечего…»

Зря никогда не слает. Мудр.

Акбар широкогрудый, сильный, а Лидия Ивановна невысокая, худенькая — но вы бы видели, как он слушает ее!..

Она — лучшая дрессировщица и сама обучила Акбара. Когда наши собаководы едут на Всесоюзные соревнования в Москву, возглавляет делегацию обязательно Лидия Ивановна. И щедро делится со всеми своим опытом.

Любительские собаки на испытаниях не сдадут зачета — потом у Лидии Ивановны очередь: она за месяц может выучить любую на медаль. Она знает всех собак наперечет, и они знают ее. Увидят на выставке — такое ликование! Мальчишки за ней ходят толпами.

Пожалуй, Акбар Лидии Ивановны больше всего и заразил меня желанием завести себе такого же друга.

Лидия Ивановна занимается собаками с раннего детства. А почему мне не попробовать? Сплю и вижу, что у меня такой же Акбар.

Недалеко от нашего дома есть больница. Раз вижу, выходит из калитки старуха сторожиха, горючими слезами уливается, ведет овчарку, в фартуке что-то к себе прижимает.

«Что, — спрашиваю, — случилось, бабуся?»

«Да вот, — отвечает, — велят продавать». Показывает на собаку. «Сколь годов при лазарете жила. Сад караулила. А ноне появился новый главный врач, разрази его нечистый дух. Гонит продавать. При больнице, слышь, собак держать не полагается. Не стерильно».

«А это что?» — спрашиваю. Вижу, в фартуке что-то копошится.

«Щенки это. Вот их тоже на базар…»

«Продай мне одного, бабуся».

«Купи, милый…»

«Почем?»

«А сколь дашь».

У меня было десять рублей — я отдал.

Акбар у Лидии Ивановны черный как сажа. И я взял черного. И кличку дал такую же — Акбар.

Мой Акбар — «искусственник»: пришлось выкармливать соской. Очень маленького отняли от матери. Однако вырос тоже — дай всякому, большой, крепкий. Лидия Ивановна говорит: от ухода.

Лидии Ивановны я сперва стеснялся, робел при встречах. Она мне казалась строгой. Да она и вправду строга — с лентяями, с распустехами, которым что бы ни делать, лишь бы ничего не делать. Как-то встречаюсь, Акбар сзади переваливается. Она меня остановила: «От кого щенок?» Я говорю: «От старухи сторожихи».

Она всегда так: если встретит на улице незнакомую собаку — непременно постарается выяснить: «Чья? Откуда привезли?»

«От родителей каких, — говорит, — спрашиваю?»

А я и что сказать, не знаю. Овчарка из больницы, и все…

«Эх ты, а еще собаковод!..» И пошла дальше. Потом оглянулась: «Приходи ко мне в кружок».

В кружке у нее и взрослые, и подростки. Занимаются при любой погоде. Мямлей да неженок Лидия Ивановна терпеть не может. Ребятня от ее занятий в восторге. Особенно, когда начинается дрессировка на злобу, охотников изображать «преступника» хоть отбавляй. Упрашивают наперебой: «Лидия Ивановна, самых злых — на меня!» А потом хвалятся друг перед другом, у кого халат порван сильнее.

Все, кто в кружке Лидии Ивановны, учатся на «отлично», недисциплинированный делается дисциплинированным, слабый — закаленным. Баловней она просто презирает.

А я, когда мы с ней познакомились, был… ну не то чтобы очень разболтанным, но… В общем, гордиться нечем.

Отец у нас геолог, вечно в разъездах. То на Алтае какую-то руду ищет, то на Кольском полуострове, то в Сибири. Мать — диспетчер треста — круглосуточно на дежурствах. Мы живем с бабушкой, маминой мамой. «Мы» — это я и моя младшая сестренка Танюшка.

Матери некогда, а бабка и недосмотрит. Учился кой-как.

Бабка сперва приняла моего Акбара в штыки: «Сам возись с ним». А после, смотрю, заботится: утром чашка уже полна, с едой, к вечеру — тоже. Мне напоминает, чтоб выгуливать не забывал. Танюшку шпигует, чтобы не лезла лишний раз к собаке, не надоедала.

Стал пропадать на дрессировочной площадке — тоже заворчала было вначале. После видит, что я и про уроки не забываю, даже хвалить принялась. А хвалить-то надо не меня, а Лидию Ивановну.

Не будешь хорошо учиться — из кружка вон! Поневоле перевоспитаешься… Переменил привычки. Прежде кутался — теперь хожу в одном свитере, презираю холод. Родители счастливы: не кашляю, не чихаю, круглый пятерочник.

Соседний двор слыл неспокойным. Все жильцы жаловались: вечно пьяные драки, хулиганство, бьют окна. Снуют какие-то подозрительные личности. Без милиции лучше не соваться.

Пропала детская коляска. А меня давно подмывало попробовать Акбара на серьезном деле. Подговорил сверстников. Решили проявить инициативу, «разгромить бандитов».

Пошли втроем, у всех собаки. Собаки выдрессированные, не просто «тяв-тяв». Овчарка, боксер и дог, точнее — дожиха.

Едва показались из арки ворот — с разных сторон высыпало с десяток парней и подростков в драных штанах. С ходу завязалось «ледовое побоище». Нас забросали каменьями. Я даже не успел спустить Акбара с поводка, как здоровенный булыжник угодил ему прямо в глаз, хорошо, что Акбар мотнул головой и удар пришелся со скользом. А дожиха решила, что это поноски бросают, носилась за ними. Совсем неученая оказалась. Ей кричат «фасс!», а она думает «апорт!». Пришлось ее спасать.