Рассказы о неизвестных героях - Страница 63

Как вспоминает М. И. Лагунова, за нее горой встал лейтенант Чумаков, командир ее машины, который впоследствии пал в бою и посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза.

- Мария Лагунова отличный механик, - твердо заявил он комбригу. - Я ручаюсь, что она будет управлять машиной в любых условиях.

Ее оставили в покое, но ненадолго. Когда танкистов нового пополнения стали распределять по батальонам и ротам, возник тот же вопрос - командиры не могли себе подставить, как это женщина поведет в бой танк. Снова начались уговоры, предложения перейти в штаб, подальше от переднего края.

И опять нашелся хороший и смелый человек, выручивший девушку. Это был заместитель командира батальона по политической части капитан Петр Митяйкин.

- Видимо, ее трудно переубедить, - сказал он другим командирам. - Не будем настаивать, товарищи. Повоюем, сержант Лагунова. Только, чур, воевать хорошо! Буду за тобой следить в бою.

Она узнала, что замполит всегда идет в бой на одной из головных машин и от его зоркого взгляда не укроется никакой промах танкиста. Но она была уверена в себе.

Наконец пришел боевой приказ. Машины вышли на исходные позиции и стояли замаскированные в укрытиях: поблизости уже рвались снаряды. Сражение на Курской дуге было в разгаре.

Перед боем снова появился капитан Митяйкин, побеседовал с танкистами и напомнил Марии Лагуновой, что будет наблюдать за ней. А потом машины подвели к переднему краю, загремела артиллерийская подготовка, на броню танка вскочили человек десять автоматчиков, и лейтенант Чумаков подал команду: "Вперед!"

Она запомнила этот первый бой во всех его мельчайших подробностях. Сквозь смотровую щель она видела условленные ориентиры и вела танк по ним. До предела напрягай слух, она ловила в шлемофоне команды лейтенанта Чумакова. Слышать что-нибудь становилось все труднее: к реву мотора прибавились гулкие выстрелы их танковой пушки и беспрерывная трескотня башенного пулемета. Потом немецкие пули забарабанили по броне, и она перестала различать в наушниках голос командира. Но Чумаков уже оказался около нее и стал командовать знаками.

В щель было видно, как наши танки, вертясь, утюжат траншеи противника. Маруся впервые увидела бегущие фигуры гитлеровцев в серо-зеленых френчах. В это время пули застучали о броню особенно часто и звонко, и лейтенант хлопнул ее по правому плечу. Она резко развернула танк вправо и совсем близко увидела блиндаж, из которого в упор бил пулемет. Тотчас же последовал толчок в спину, и она нажала на акселератор. Бревна блиндажа затрещали под гусеницами - она не слышала, а как бы почувствовала это.

Стрельба постепенно стала стихать. Лейтенант приказал остановиться. Прежде чем Маруся успела открыть люк, кто-то откинул его снаружи и за руку вытянул ее из машины. Это был капитан Митяйкин. Она еще плохо слышала, и он закричал, нагнувшись к ее уху:

- На первый раз хорошо получилось. Молодец, Лагунова!

Она огляделась. Пыль и дым, заволокшие все вокруг, постепенно оседали. Повсюду валялись трупы гитлеровцев, окровавленные, раздавленные, в самых причудливых позах. Перевернутые пушки, повозки, лошади с распоротыми животами... Маруся не испытывала страха во время боя, поглощенная своей работой, но сейчас, при виде этой страшной картины войны, ей стало жутко, она почувствовала, как к горлу подступает тошнота, и поспешно влезла в танк, чтобы никто не заметил ее слабости.

А после этого были многие другие бои, и тяжелые и легкие. Она уверенно вела свой танк, утюжила гитлеровские окопы, давила пулеметы, пушки врага, видела, как горят машины товарищей, плакала над могилами боевых друзей. Бригада шла все дальше на запад, через Сумскую, Черниговскую и, наконец, Киевскую область. И никто уже не сомневался в девушке-танкисте: Маруся показала себя опытным и смелым водителем.

"...Я спрашивал командира батальона, как ведет себя в бою Лагунова, вспоминает бывший комбриг Т. Ф. Мельник. - Мне докладывали: "Лагунова воюет хорошо. Смелая, умело применяется к местности".

Мы достигли реки Днепр в районе города Переяслав-Хмельницкогр. Мария Лагунова все больше накапливала боевой опыт. В бригаде о ней уже говорили: "Это наш танковый ас". Она пользовалась настоящим боевым авторитетом у танкистов. На ее счету было много раздавленных гусеницами огневых точек, пушек и фашистов. Вскоре бригада получила приказ занять Дарницу, район города Киева на левом берегу Днепра. Выполняя приказ, бригада завязала тяжелый бой у населенного пункта Бровары".

В это время за плечами Маруси Лагуновой было двенадцать атак. Бой за Бровары стал тринадцатой.

Танкисты, как и летчики, немного суеверны. Как-то на привале еще перед Броварами они завели веселый разговор, и кто-то полушутя сказал Марусе:

- Смотри! Тринадцать - число несчастливое.

В ответ она, смеясь, возразила, что на броне ее машины стоит номер 13, но это не мешало ей до сих пор воевать. А оказавшийся тут же капитан Митяйкин сердито возразил суеверному:

- Глупости! Я уже побывал в двадцати атаках, и ничего со мной не случилось в тринадцатой. Давай, Лагунова, поедем вместе в эту атаку.

Он никогда не забывал своих обещаний и 28 сентября 1943 года, в день этого боя, оказался в машине лейтенанта Чумакова. Его веселый, спокойный голос раздался в шлемофоне Маруси:

- Маруся, мы должны быть первыми! Давай вперед!

Сначала все шло хорошо. Командовал танком капитан Митяйкин, а лейтенант Чумаков встал к пулемету. Они первыми ворвались на позиции фашистов, и Маруся видела, как разбегаются и падают под пулеметным огнем гитлеровцы.

- Дай-ка чуть правей, - скомандовал Митяйкин. - Там немецкая пушечка нашим мешает, прихлопнем ее.

Она развернула машину и понеслась вперед. Немецкие пушкари кинулись врассыпную, и танк, корпусом откинув орудие, промчался через артиллерийский окоп. Но, видимо, где-то рядом притаилась вторая пушка. Танк вдруг дернуло, мотор захлебнулся, и в нос ударила едкая гарь. Больше ничего Маруся не помнила.

Она очнулась в полевом госпитале. У нее были ампутированы обе ноги, перебита ключица и левая рука казалась омертвевшей. Все внутри словно было сжато в тисках, и голова раскалывалась на части. Боль отнимала все силы души и тела, и она даже не могла задуматься над тем, что с ней произошло.

На самолете ее доставили в Сумы, оттуда в Ульяновск, а затем в Омск. Здесь молодой смелый хирург Валентина Борисова делала ей одну операцию за другой, стремясь спасти ее ноги, насколько это было возможно, чтобы потом она смогла ходить на протезах. Именно смелости и настойчивости Борисовой, шедшей иногда на риск вопреки советам старших и более осторожных хирургов, Лагунова обязана тем, что наступил день, когда она пошла по земле без костылей.

Но до этого дня еще надо было дожить, пройдя через множество физических мучений, через нескончаемые месяцы нравственных страданий. Сознание безнадежности и безысходности будущего все чаще и сильнее охватывало девушку. Она плакала, мрачнела, и никакие утешения врачей не помогали. И вдруг снова хорошие, отзывчивые люди, ее старые друзья, пришли к ней на выручку в самый тяжкий момент ее жизни.

Из танкового полка, где получила она специальность механика-водителя, в Омск приехала целая делегация - навестить героиню. Танкисты привезли Марии 60 писем. Ей писали старые друзья, писали незнакомые курсанты из нового пополнения. Прислали полные горячего участия письма командир бригады полковник Максим Скуба и ее прежний комбат майор Хонин. Она узнала, что в комнате славы полка висит ее портрет, что ее военная биография известна всем курсантам и помогает командирам воспитывать для фронта новых стойких бойцов. Ей писали, что она не имеет права унывать, что ее ждут в родной части, что танкисты новых выпусков, отправляясь на фронт, клянутся мстить врагам за раны Марии Лагуновой. И она воспрянула духом от этих писем и от рассказов приехавших товарищей. Она почувствовала себя не только нужной людям, но и как бы находящейся по-прежнему в боевом строю.