Рассказы - Страница 4

Господин Цитрин расположился в кресле и предложил юноше садиться, но тот отказался.

– Я привык разговаривать стоя, мсье.

 Анри Труайя Господин Цитрин – Как вам угодно.

Жан Пиге оперся локтем о камин. В комнате горела только одна настольная лампа, освещая его снизу, будто огни театральной рампы. От этого лицо Жана Пиге приобрело какой-то благодушно-дьявольский вид: тени от ресниц удлинились до самых висков, глаза ввалились, рот запал. Он сунул руку в карман и вытащил целую пачку бумаг, исписанных чернилами.

– Семнадцатое марта, – начал он.

Он говорил так тихо, что господину Цитрину пришлось несколько раз просить его говорить погромче. Жан Пиге сначала описал утро, которое господин Цитрин провел в этой самой комнате, разбирая марки и читая газеты. Но. господин Цитрин и сам хорошо помнил эту часть дня. Его терпение лопнуло от подробного изложения того, что сохранила его память. Ему хотелось, чтобы юноша быстрее перешел к послеобеденному времени, которое он бесповоротно забыл.

– После обеда. . .

– После обеда?.. – переспросил господин Цитрин.

– . . . Вы вышли из дома в три часа. Вы направились по Церковной улице и Мадридскому проспекту к Булонскому лесу. По дороге вы остановились перед витриной, в которой были выставлены мужские рубашки, и зашли в магазин справиться об их цене.

Это господин Цитрин также помнил. Но вот уже будто кто-то сжал рукой его сердце, предупреждая, что он должен слушать с удвоенным вниманием. Хотя он и в этот раз припомнил то, о чем рассказывал юноша, но уже предчувствовал пустоту. И действительно, события следовали одно за другим, но вдруг он перестал узнавать себя в мужчине, о чьих действиях ему рассказывали. Аллеи Булонского леса. Остановка перед спортивной площадкой, на которой лицеисты играли в футбол. Вход в замок Багатель. . . Он следил за своими действиями с той же обеспокоенностью, с какой следят за лунатиком, прогуливающимся по краю крыши. Он опасался услышать среди потока этих пустых констатации что-то неприятное, что-то такое, что нарушит его спокойствие. И, затаив дыхание, он задавался вопросом, долго ли будут еще длиться эти воспоминания, которых он не припомнит, и какими еще боковыми тропинками юноша приведет его наконец к тем событиям, которые сохранила его память.

– Затем той же дорогой вы вернулись домой. Мадридский проспект. Проспект Нейи. Церковная улица. . .

Церковная улица! Как утопающий, хватающийся за соломинку, господин Цитрин пытался припомнить, как выглядит эта улица.

Серые стены домов, небольшое кафе на улице, мальчик, бежавший с опущенной головой и чуть не сбивший его с ног. Картинки эти победоносно всплывали в его сознании. И он был благодарен им за то, что они не изменили ему, как другие.

Жан Пиге замолчал, собрал бумаги и положил их на стол. Но господин Цитрин продолжал прислушиваться где-то в глубине своего естества к его неспешному рассказу о сегодняшнем дне. Забытые послеобеденные события еще не полностью принадлежали ему, они еще не стали такими теплыми и личными, как другие воспоминания, они еще не сжились с тем изменчивым потоком, в котором должны были бы раствориться; но с каждым ударом сердца они становились роднее. И по мере того как господин Цитрин сживался с этими новыми образами, его охватывало ощущение какого-то физического умиротворения. Вдруг он подумал, что за свою радость он должен быть благодарен этому серьезному и сдержанному юноше, которого нанял. Эта мысль весьма его разволновала. Но он не знал, как выразить свою благодарность. Господин Цитрин встал.

– Вы – молодец, – сказал он.

– Я выполняю свою работу, мсье, – скромно ответил юноша.

 Анри Труайя Господин Цитрин Эти холодные слова опечалили господина Цитрина, которому хотелось услышать более сердечный ответ на свой порыв благодарности.

Он повторил со слезами на глазах:

– Славный, славный юноша. . .

Жан Пиге слегка поклонился, и господин Цитрин понял, что он собирается уйти. Его вдруг охватило непреодолимое желание удержать юношу. Господин Цитрин так долго был лишен чьей бы то ни было привязанности, что он, изголодавшийся, ухватился за возможность завести новую дружбу. Он сказал:

– Великолепно, просто великолепно. . . Но я хотел бы знать. . . вы не устали за этот первый день работы?

– Нет, мсье.

– Я шел не слишком быстро? Я не. . .

– Никак нет, мсье.

– А. . . а. . . надеюсь, вам было не скучно?..

– Вы шутите, мсье.

Господину Цитрину стало неприятно при мысли, что он сам ищет благосклонности человека, который к этому совершенно не стремится: «Нет, мсье. . . Никак нет, мсье. . . Вы шутите, мсье. . . » Юноша прячется за этими неискренними словами, будто размахивая в воздухе невидимой палицей. Выпад вправо, выпад влево. Невозможно подойти. Жертвуя своим самолюбием, господин Цитрин решается заговорить снова:

– Вы не должны считать себя моим служащим. . . Мы должны жить вместе. . . ежедневно видеться. . . поддерживать друг друга.  Надо бы. . . надо бы. . . я хочу, чтобы мы стали друзьями!

Каждый раз, когда господин Цитрин начинал высказывать свои чувства, он расчувствовался до слез, до дрожи в голосе, что весьма удивляло его собеседников. Но Жан Пиге застыл перед ним, как часовой: руки по швам, с неподвижным лицом.

– Я недавно думал: «Хотелось бы, чтобы мы с вами подружились. . . », но разве мы уже не подружились?

Он улыбался, прижмурив глаза, на щеках появились благодушные ямочки.

– Вы слишком добры, мсье, – сухо ответил Жан Пиге.

Господин Цитрин вздохнул, как боксер, прижатый к земле. Он почувствовал унижение и утомление от того, что зря набивался со своей дружбой. Он еще раз взглянул на это неприветливое лицо, тонкие губы, блестящие, как смола, неподвижные зрачки и сказал:

– Спасибо, больше мне ничего от вас не нужно.

Жан Пиге удалился, пожелав ему спокойной ночи.

 Глава IV Чтобы завоевать благосклонность юноши, господин Цитрин прибегнул ко всем своим методам искушения. Каждый вечер, выслушав доклад, он заводил с Жаном Пиге разговоры, на первый взгляд совсем незначительные; но обязательно вставлял в них словцо о том, дескать, что они должны стать ближе друг другу. Он говорил, например:

– В первые дни вашей службы я и не подозревал, что у нас будет такое согласие, такое понимание. . .

И смотрел на него вопросительно. Но юноша отвечал:

– Вы слишком любезны, мсье. . .

Или же:

– Очень приятно. . .

Или еще:

– Стараюсь.

И этого было достаточно, чтобы господин Цитрин додумывал, что Жан Пиге не считает его любезным, что он недоволен им и что делает он все не наилучшим образом. Но господин Цитрин не собирался сдаваться и снова начинал по-отечески, вкрадчиво:

– Еще в Меце я мечтал поселить у себя приятеля. . . друга, с которым я бы не разлучался целый день, с утра до вечера. . . который был бы мне вроде брата. . . вроде второго «я». . . В то время я не надеялся, что мое намерение исполнится так быстро и полностью!

И сразу добавлял:

– Конечно, я ничего о вас не знаю. . . но и вы обо мне знаете не много. . .

На этом он делал небольшую паузу, чтобы юноша мог возразить. Но Жан Пиге не возражал. И господин Цитрин нехотя продолжал.

– Очевидно, это никак не помешает. . . В конце концов, я готов делиться с вами всем, что для вас будет полезным; и хорошо знаю, что и вы со своей стороны, когда бы я у вас спросил. . .

– Не сомневайтесь, мсье, – отвечал молодой человек таким холодным тоном, что господин Цитрин сразу сникал.

Конечно, каждый раз он говорил что-то другое, но кончались все эти разговоры все так же безнадежно. Поэтому господин Цитрин, устав от этих попыток завязать дружбу с юношей, попросил Марту рассказывать о нем все, что она выяснит. На следующий день господин Цитрин узнал, что, по сведениям консьержки, родители Жана Пиге живут в Бордо, ибо на адресованных ему письмах чаще всего стоит штемпель этого города, и что он учился на адвоката, так как Марта нашла в ящике его ночного столика Гражданский кодекс, и что денег у него мало, так как в ящике были также куски промокашки с нацарапанными на них записями о малейших расходах. Вот и все. Но самым неприятным было то, что эти сведения, которые весьма обрадовали бы господина Цитрина, если бы он услышал их от самого парня, так как свидетельствовали бы о полном его доверии, теперь, когда он получил их другим путем, его больше не интересовали. Он приказал Марте прекратить дальнейшие расспросы. Она согласилась на это с большим сожалением, жалуясь на неосмотрительность хозяев, пускающих в дом посторонних, в то время как газеты пестрят сообщениями об убийствах и кражах. И она сразу же исподтишка начала борьбу против юноши. Она подавала ему за столом подчеркнуто небрежно, отвечала сквозь зубы, не смотрела в его сторону и поворачивала разговор так, 14 Анри Труайя Господин Цитрин чтобы нигде не вставлять слово «господин», даже в тех немногих фразах, с которыми к нему обращалась. Господин Цитрин сделал ей замечание. На что она ответила: