Расщелина - Страница 3
Много прошло времени после рождения первого монстра, и вот однажды мы увидели на берегу, ближе к Орлиным холмам, одного из вас. Монстра. У него на поясе болталась такая же повязка, какие мы носим во время красного цветка. Повязка прикрывала уродливые шишки, которые растут у монстров. Этот монстр, рожденный нами, вырос во взрослое существо. Как такое могло случиться? Старые Они велели нам убить этого монстра. Но потом среди них начались споры. Некоторые говорили, что надо взобраться к холмам, где живут орлы, которым мы отдавали монстров, что надо подсмотреть, как орлы поступают с монстрами. И иные из нас так и сделали. Они очень боялись, об этом говорит история, которую учат молодые. Ведь мы никогда так далеко не забирались. Да-да, теперь я понимаю, что до Орлиных холмов рукой подать, что это всего лишь небольшая прогулка.
Они увидели, что орел понес монстра в холмы, но не бросил младенца в гнездо, а полетел дальше, в долину, на дне которой прилепились хижины. Хижин мы раньше не видели, у нас есть наши удобные пещеры. Мы сначала думали, что в долине сидят какие-то странные животные, и очень испугались, чуть не убежали со страху. Орел приземлился с младенцем возле хижины, и монстры забрали малыша, а орлу что-то дали за него. Потом мы узнали, что они дали орлу большую рыбу. Ребенка унесли в хижину. Все, что они видели, пугало их. Они вернулись домой и поведали об увиденном Старым Им. Ужасала та история. Живые, выросшие монстры за Орлиными холмами! Другие, не такие, как мы. Они жили, оказались в состоянии жить, несмотря на свое уродство и безобразность. Так мы тогда думали. Все страшно перепугались, не знали, что думать и как поступать.
Потом родился еще один монстр. Старые Они приказали бросить его в море с утеса. Мы отнесли младенца на утес, нас было несколько. Мы не хотели убивать младенца. Мы знали, что волны убьют его. Все мы плаваем как рыбы, нам хорошо в воде, но маленьких приходится учить. И мы плакали, и младенец плакал, Старых Их с нами не было, и мы начали спорить. Мы ненавидели монстров, знали, что монстры живут за холмами… Послушай, зачем ты сердишься, ты же просил меня рассказать, как все было? Может, если бы в вашем племени рождались мы, вы бы тоже думали, что мы монстры, потому что мы не такие, как вы? Да, я знаю, что вы не можете рожать, только мы можем рожать. И вы нас презираете, да-да, презираете, но без нас не было бы монстров, никого вообще не было бы без нас. Вы задумывались когда-нибудь над этим? Из нас получаются все: люди и монстры. Что случилось бы, если бы нас не было?
Мы стояли на утесе, младенец-монстр кричал, и над нами появился парящий орел. Страшно нам стало, потому что орлы большие и сильные, они легко могут унести и взрослого, не слишком жирного. Мог этот орел и сбить нас крыльями с утеса, одну за другой, мы бы упали и разбились о скалы. Но орел просто схватил ребенка и унес его в направлении Орлиных холмов.
Мы не знали, что делать. Мы боялись рассказать о том, что случилось, Старым Им. Я не помню, чтобы кто-то упоминал о страхе до этого случая.
Потом началось другое время. Когда рождался монстр, родившая притворялась, что сбросила его в волны, а сама уходила туда, где ее никто не мог увидеть, где ребенок криком привлекал орла. Она опускала ребенка на скалу и дожидалась в сторонке, когда орел уносил его. Тогда уже монстров и нас рождалось поровну.
Ты никогда не задумывался, зачем тебе соски на этом ровном месте, где у нормального человека должна быть грудь? У тебя есть соски, но нет груди, твои соски ни на что не годятся, ты не можешь никого ими выкормить.
Конечно, ты об этом думал, потому что вы всегда все замечаете и всегда задаете много вопросов. Всегда ли только получаете ответы?
Потом одна Старая Она сказала, что одного из монстров следует оставить, одного из вас, чтобы посмотреть, во что он вырастет, будет ли он на что-нибудь годен.
Нелегко это оказалось, потому что орлы зорко следили за нами, приходилось прятать маленьких монстров.
Не хочется даже вспоминать о судьбе этого младенца. Конечно, я его не видела, это лишь часть истории, которую пересказывают снова и снова, из поколения в поколение, как и я сейчас повторяю еще раз.
Эта часть нашей истории вызывала неприятие, разногласия, ссоры. Раньше в нашей истории ссор не бывало. Некоторые Старые Они не хотели вообще упоминать о том, как поступали с монстрами. Другие возражали: какой смысл в истории, если из нее что-то выбросили? Мне все же кажется, что выбросили многое. Известно, что никто не хотел выкармливать монстра. Вечно он плакал от голода, и орлы прилетали на его крики. Его кормили, но каждая кормившая издевалась над ним. Плохо ему приходилось.
Потом одна из Них сказала, что это надо прекратить. Или пусть живет нормально, или надо его убить. А? Что мы с ним делали? Ну, эти висюльки впереди… кишка да шишки… каждая с ними забавлялась. Монстр кричал, висюльки раздувались, из них текла вонючая дрянь… Старые Они сказали, что монстр совсем как наши дети, если не считать этих финтифлюшек впереди. Отрежь их — и получишь нормальное дитя. Ну они и отрезали. Монстр умер, страшно вопя и мучаясь. Родился следующий монстр, и с ним уже обходились лучше, ничего не отрезали. Наверное, некоторым из нас стало стыдно. Мы не жестоки. В истории ничего нет о нашей жестокости — пока не появились монстры. Монстр, которого мы пытались воспитать, выполз как-то из пещеры, и сторожевой орел подхватил его, унес за холмы. Как они выживали, эти младенцы, мы не имели представления.
Потом неожиданно родилось несколько монстров одновременно. Некоторые из Старых Них хотели оставить одного как игрушку, другие возражали. Но история донесла, что не один монстр лег в тот раз на приморскую скалу и что прилетело столько орлов, сколько лежало на скале младенцев. Как жили те младенцы за Орлиными холмами? Грудным детям нужно молоко. Говорили, что одна из нас, жалея голодных малышей, пустилась за холмы, и нашла ползающих там голодных плачущих детей, и принялась их кормить. У нас в груди всегда есть молоко. Наша грудь полезна. Не то что ваша.
Говорят, она осталась там, с монстрами. А что было на самом деле, никто не знает. Нам хотелось бы в это верить, потому что нам стыдно за то, что случилось дальше. Вопрос, как выживали эти младенцы, остается без ответа.
Рассказывают, что как-то две из нас сидели на берегу, следя за морем, иногда пускаясь по волнам, и увидели рыбу, которую мы зовем грудь-рыбой, потому что она так и выглядит: пышная, раздутая, и из нее торчат трубки, как из монстров. Одна из рыб засунула свою трубку в другую, и по воде поплыли крохотные яйца.
Тогда мы впервые подумали, что трубка у монстров для яиц. Может быть, эта история и выдумана, но что-то похожее действительно могло случиться.
Старые Они стали это обсуждать всерьез, когда мы — я имею в виду тех из нас, что помоложе, которых очень интересовали все эти трубки и яйца, — рассказали им. Некоторые из молодых пошли за
Орлиные холмы, и когда выросшие монстры их увидели, они схватили наших молодых и засунули в них свои трубки. Так появились «он» и «она», так мы узнали, что есть еще и «я», не только «мы». Но об этом рассказывают разные истории, и после этого появляются разные истории вместо одной. Да, я знаю: то, что я говорю, смысла не проясняет, но кто знает, какая история верна? И вскоре после этого мы утратили силу рожать без них, без монстров — без вас.
Рассказ этой Мэйры — не самый старый документ. Самый первый старше него на века. Слово «века» вызывает недоверие. Оно означает неточность, расплывчатость, отсутствие точных сведений. История обкатанная, многажды рассказанная. Даже покаяние в жестокостях нередко выглядит стандартным риторическим приемом. Я не упрекаю Мэйру в искажениях, ее история истинна, полезна, но многое оставляет без внимания. Суть ее содержится в первом документе — или фрагменте, — который, вероятно, представляет собой самую раннюю попытку формирования «истории». Фрагмент не завершен, не оформлен, повествователь явно пребывал в полупаническом состоянии. До рождения первых «монстров» не происходило вообще ничего, никаких всплесков в плавном течении жизни общины первых человеческих существ. Первый монстр рассматривался как уродец, результат неправильного развития плода.